На войне как на войне - Самаров Сергей Васильевич. Страница 102

Раненько он прибыл на место.

Я все-таки сначала справился с яичницей и только потом позвонил. Ответил мужской голос, который я где-то уже слышал. Но я слышал голоса многих в бюро.

— Алло.

— Михал Михалыч мне нужен.

— Кто его спрашивает?

— Ангелов. Он мне только что звонил.

— Его сейчас нет. На десяток минут отъехал. Но он очень хотел вас видеть. Можете сейчас приехать?

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Хорошо. Еду.

Чрезвычайная ситуация или мышеловка?

Я не вооружен, но горе той кошке, которая попытается сожрать такую мышку. На всякий случай я засунул под пояс на спину казачью нагайку с вплетенной на самый конец полоской свинца и пристегнул к запястью под рукав пиджака нож. Для олухов Трупо-воза хватит и этого оружия.

Стоянка, где я обычно оставляю свою машину, через несколько домов. Машина благополучно дождалась меня и — я сразу почувствовал по ее легкому ходу — сильно по мне соскучилась. По крайней мере, дважды на радостях проскакивала перекрестки на желтый сигнал светофора. Хорошо, что в это время у гибэдэдэшников развод и они еще не успели выбраться на привычные посты.

Около распахнутых дверей скорбного бюро стояли «Газель» и «Волга». С водителями. На крыше той и другой машины характерные антенны. Я сразу понял ситуацию. Машины принадлежат ФСБ. Похоже, Труповоза «повязали». Теперь дело за мной. Меня ждут с нетерпением И если я буду прятаться, то только вызову подозрения. А у меня есть такое хорошее алиби. И многие люди могут подтвердить его, в том числе и московские фээсбэшники из «на-ружки» — в момент убийства Таманца я был в Москве, а потом выехал в реабилитационный центр для медицинского осмотра. Виной всему приступ, который случился со мной накануне.

Единственное, что плохо — слишком большое количество долларов я таскаю с собой. Но в этом я ни перед кем отчитываться не обязан. Вкусы у меня такие. И банкам я не верю. Попробуйте приписать это к обвинительному заключению.

А что они вообще могут приписать?

Могут приписать запись разговора в кабинете Труповоза. Серьезный был разговор. Но разговор об убийстве не наказуем, если человек не совершал убийства. Кроме того, мы, может быть, вообще говорили не об убийстве, а о поиске способа психологического воздействия. Может быть, я пожелал выступить в данном случае как частный детектив. Собрать компромат на Таманца и предъявить ему условия.

Да. Это лучший вариант. Только как передать мои соображения Труповозу? Это еще предстоит обдумать.

Но дольше сидеть в машине нельзя.

Я вышел, включил сигнализацию, чуть не с любовью посмотрел, как автоматика поднимает в дверце стекло, и только после этого двинулся к дверям бюро ритуальных услуг. И сразу увидел, как от соседнего дома отошли двое и двинулись туда же.

Чуть повернул голову.

С другой стороны еще двое движутся.

Обложили.

И морды явно не уголовные. Кажется, есть в них даже отдаленный признак интеллекта. Таких в окружении Труповоза нет. Значит, я не ошибся в расчетах.

Подмывало посмотреть на них открыто и хотя бы взглядом объяснить парням, что они дураки и работать ни хрена не научились. Но опять спецназовская привычка прятать от посторонних свою готовность к бою сработала. И потому я «блокировку» как он не заметил.

В коридорах царила утренняя тишина. Я увидел только двоих парней Труповоза у дверей кабинета С ними я никогда не здороваюсь, не поздоровался и сейчас.

Я толкнул дверь в приемную. Вульгарной вампиристой секретарши Натальи Викторовны на месте не оказалось. Рано, вероятно. На ее месте сидит аккуратно подстриженный и холеный молодой человек, от которого за пару кварталов веет принадлежностью к силовым органам. Его близнец устроился на привычном месте телохранителя Труповоза.

— Заходите, Алексей Викторович. Вас там ждут, — первый показал мне на дверь кабинета.

Уверен, что «блокирующие» уже перекрыли выход у меня за спиной. Шли они туда вполне целенаправленно. И теперь безгранично счастливы, что так вдумчиво и бездарно выполнили простейшее задание.

Я вошел в кабинет, огляделся и закрыл за собой дверь. Майор Угрюмов угрюмо восседал в кресле, где обычно сижу я, и потирал двумя пальцами кончик носа, пытаясь, должно быть, таким массажем избавиться от богатых сиреневых прожилок. Капитан Стрекалов еще не избавился от аллергии и краснел, как светофор, вытаскивая из шкафа папки с бумагами и раскладывая их на широком столе Труповоза.

Естественно, я прочитал ситуацию так, что хозяина кабинета уже увезли. Но все же решил поломать комедию. И потому улыбнулся, как ребенок перед фотоаппаратом.

— Двое здесь. А где третий и где хозяин?

— Здравствуйте, кстати, — сказал Угрюмов. — Третий — это кто? И насчет третьего вообще как понимать? Это намек?

— Что вы... Я же знаю, что офицеры вашего славного ведомства не пьют в рабочее время. А третьим, как я полагаю, должен быть капитан Югов. По крайней мере, я встречал вашу компанию в неизменном составе.

— А вы не знаете, где капитан Югов? — спросил Стрекалов, поднимая на меня глаза.

— Откуда я могу знать, где находятся ваши сотрудники? За своими, будьте любезны, сами следите.

Соврал я убедительно. Если бы мне захотелось, я подсказал бы, что капитана следует искать на нижнем этаже одной из могил последних двух дней. Его там спрятали надежно и землю плотно утрамбовали. Если могил много, для поисков следовало бы привлечь парней Труповоза. Но я не сказал, я спросил другое:

— Поскольку вы пришли сюда, как я понимаю, работать, я вынужден вас спросить — что вы сделали с господином Захватовым?

Стрекалов продолжал вытаскивать из шкафа папки с длинным перечнем, должно быть, покойников и оказанных им услуг. Угрюмов сел в кресле прямее и, не удостоив мой вопрос вниманием, спросил сам:

— Где вы находились вчера между десятью и одиннадцатью часами вечера?

Я понял, что не все так однозначно и прозаично, как мне казалось вначале.

— Вас это очень интересует? И есть основания для такого вопроса?

— Есть основания, — Стрекалов бросил стопку папок на стол, отчего в лицо ему поднялось облако пыли. Капитану, похоже, очень захотелось чихнуть, и он, силясь сдержаться, сморщил лицо.