Операция “Зомби” - Самаров Сергей Васильевич. Страница 57

Прослушивание закончилось. Профессор в задумчивости сел.

– Надо поднять гарнизон, – продолжал гнуть свою линию беспогонный генерал. – Мы блокируем посадку всех самолетов. Если надо, то и собьем...

– Никто сюда не прилетит. – Тихомиров снова стал мягок и насмешлив. – Пока, по крайней мере... Если бы они ждали подмогу, то не стали бы так суетиться, не поднимали бы раньше времени стрельбу. Они люди опытные. Направление побега они вычислили правильно. Единственный шанс для них – добраться до рыбаков и оттуда связаться с Москвой. Не знают в Москве координаты аэродрома. Даже если и сидят уже в загруженных самолетах. Но – не знают, куда лететь. И не должны узнать. Вот потому и следует поднимать гарнизон и блокировать степь. До моря их не допускать ни в коем случае... Стрелять... на поражение. А с вами, Геннадий Рудольфович, возможно, произошла ошибка. Я не мог предположить, что в дело вмешается ГРУ. Прошу извинить.

– Семья... – опередив Легкоступова, напомнил Андрей.

– Семья... – как попугай, повторил за ним и сам генерал.

– Я же сказал: возможно... А возможно, что и нет. Я допускаю такой вариант, что спецназовцы почему-то просто не захотели охраннику довериться. Семья... Здесь, пожалуй, я пока не буду торопиться, прошу уж меня извинить. Вам будет лучше здесь вместе со своими. И посоветоваться сможете с женой по поводу нового назначения. Все! Мне сегодня предстоит неспокойная ночь... – И он стремительно вышел из кабинета.

Беспогонный генерал, тяжело косолапя, поспешил следом, на ходу набирая номер на трубке «сотовика». Гарнизон следовало уже поднимать.

– Так здесь есть сотовая связь? – все же спросил Легкоступов Андрея, доставая из кармана свою трубку.

– Только местная. Без роуминга. Пойдемте со мной, товарищ генерал.

Охранники сопроводили их до выхода.

На улице уже совсем испортилась погода. Тучи подошли тяжелым фронтом и вот-вот готовы были закрыть солнце.

– Не желаете посмотреть, что произошло на стадионе? – спросил Андрей.

– На стадионе?

– Да. Что там два капитана натворили.

– А... Так они на стадионе... Нет. Я на трупы за свою жизнь насмотрелся. Лишний раз любоваться не хочу.

– А я все же полюбопытствую. – Но уйти Андрей не спешил. – Вот что, Геннадий Рудольфович... Не нравится мне вся эта история с вашей семьей. Честное слово! Если бы я имел право высказать свое мнение, этого бы не случилось. Прошу мне верить... Вот вам трубка спутникового телефона. Позвоните... куда сочтете нужным... Я зайду за трубкой минут через десять. Не отсюда звоните, не отсюда, не на виду у всех. Идите в гостиницу. Там номера не прослушиваются. Не успели еще оборудовать.

3

Вооружившись за счет убитых охранников, как и положено вооружаться на территории врага, мы, не слишком спеша, поочередно подталкивая в спину и без того не упирающегося Сережу, двинулись не сговариваясь в сторону озера.

– Вот такие дела, милый вы мой селекционер породистых пиявок. – Пулат обрел вдруг наставительно-покровительственный тон. – Я же спрашивал вас русским языком, как вы дошли до жизни такой? А вы не поняли вопроса и потому подставили под пули своих друзей.

– Вам все равно не на что рассчитывать... Вас перехватят в любом направлении. Вы не сможете уйти. Так что не утруждайте себя бесполезными усилиями, не таскайте меня с собой, лучше пристрелите сразу.

– Хорошее дело сделать никогда не поздно, – рассудил я. – Но однажды пещерный человек споткнулся о камень на тропинке, поднял его и сделал из него оружие. Можешь считать нас пещерными людьми, а себя будущим нашим оружием.

– Оружие не очень, между нами говоря, получится остроумное, если не сказать прямо, что несколько туповатое. Вы, Сереженька, не доросли до того, чтобы обыграть своей простотой двух капитанов. И не стоило играть первоначально. – Пулат был категоричен. Он всегда привычно категоричен.

– Я так, кстати, и говорил профессору... А он считает вас туповатыми солдафонами.

Это укол, рассчитанный на выведение из равновесия. Но и этим нас не пронять. Нам плевать на то, какими нас считают. Мы не всегда такие и даже всегда не такие, какими кажемся. И потому Пулат продолжил совсем неизменившимся тоном:

– Теперь будете говорить нам. О профессоре, естественно. Ваша персоналия меня лично волнует не настолько сильно, чтобы устраивать вам африканскую пытку. А вот чтобы вы рассказали о господине Тихомирове, мы не постесняемся эту экзотическую штучку вам продемонстрировать.

– Ничего вы не сможете добиться. Два капитана... Я при всем желании не смогу вам ничего сказать. Профессор не велел! Очень настойчиво не велел...

Сережа ведет себя молодцом. Не истеричный парень и не трусливый. Только его неверие в спецназ ГРУ нас просто оскорбляет, и потому Виталий начинает подталкивать охранника сильнее. Бьет по спине почти так же, как я бил, спасая парня от кашля. У него и так уже вся спина должна быть в синяках. Но пусть терпит, если выбрал нас себе в соперники. Не мы выбирали... И пусть не обвиняет спецназовцев хотя бы в излишнем добросердечии. Им это несвойственно.

А что касается «профессор не велел», в это я могу поверить. Некогда другой профессор, ныне покойный Александр Иванович Радян, психотерапевт и генетик, как говорят, что-то заложил в мою память, а когда другие психотерапевты пытаются добраться до тех же кладовых, я запрашиваю пароль и, не услышав оный, просто-напросто засыпаю. Пулат не проходил испытаний, но и с ним, по логике, должна происходить та же самая история. И не могу исключить, что и местный профессор пользуется тем же самым «ключиком» от подсознания своих подопечных. Так что Сережа не обманывает нас, говоря «профессор не велел».

Прискорбно, если он всех местных, всех работающих здесь закодировал. Ладно еще, если они ничего не расскажут. Хуже будет, если они полезут защищать его. Зомбированный человек хуже фанатика. Фанатика можно еще заново зомбировать и отучить от фанатизма. А с зомби справиться труднее. Но и это иногда можно.

– Зря ты, Сережа, сразу стараешься уготовить себе худшую долю. Ты еще человек молодой, и жизнь у тебя, возможно, впереди длинная. Повторяю – возможно! Это чтобы ты не тешил себя иллюзиями о нашем гуманизме. Но каждому человеку в каждой же ситуации дается право выбора.

– Я свой выбор уже сделал.

– Откровенно! – психанул Виталий. – Вас что, связывают с профессором сексуальные отношения? Или вы испытываете к нему глубокое и трепетное чувство благодарности за то, что он подставил вас под спецназовскую машину, заранее зная, что ее гусеницы раздавят ваши молодые кости?

– Я выполнял свои служебные обязанности. И не больше. И выполнил их так, как сумел. И не вина профессора, что вы оказались догадливее. Ведь я же не упрекаю вас, что вы выполнили свои обязанности. Свой служебный долг. Есть долг и у меня. Мне кажется, вести разговор на эту тему бесполезно.

– Понятия чистосердечного признания тебя совершенно не трогают? – поинтересовался я.

– Вы – не следственные органы.

– Мы хуже. Мы – авангард группы захвата, которая вот-вот вылетит сюда, если только... – Я посмотрел на небо. – Если только погода не помешает. Но в местных краях не бывает затяжных туманов – мне кажется, что Лондон отсюда не близко. Вопрос нескольких часов, и Структура перестанет существовать.

– Вы блефуете. – Сережа нехорошо засмеялся. Так смеются и кривятся, когда во рту полно крови и зубов после хорошего удара. – Никто сюда не прилетит. Иначе профессору уже сообщили бы.

– Вы, молодой человек, сами себе противоречите. Только что говорили нам, что мы выполняли свой служебный долг. А теперь уверяете, что никто сюда не прилетит. Если мы никого не ждем, если мы просто были захвачены вашими парнями, то о каком служебном долге может вообще идти речь? Пулат хорошо его поймал. Сережа промолчал.

Мы вошли в озеро через небольшой, метров в десять прибрежный плес и углубились в камыши.

– Куда мы идем? – спросил Сережа.