Сезон охоты на падчериц - Саморукова Наталья. Страница 52

Вся моя жизнь вдруг показалась ничтожной, нелепой. Я не умела драться, не умела взрывать самолеты, я рисковала только по дурости, не умела хранить молчание, когда того требовала ситуация. Кто я? Мелкая вздорная баба, занятная мелкими проблемами, вроде прыщей на носу и супружеских измен. Пока я мечусь в поисках мещанских ценностей, где-то решаются судьбы мира. Инфузория-туфелька, тоннами поглощающая низкопробные романы и рыдающая над мелодрамами. Какое ничтожество, какая неинтересная, заурядная личность. Еще чуть, и я бы позавидовала тем, кто летел в маленьком быстром самолете.

Но на пороге дома меня ждал сюрприз, и я на время завязала с самокритикой. Прямо на заваленных снегом ступенях лежал увесистый пакет, плотно перевязанный веревкой. Не то что открывать, трогать его было страшно. И все-таки… Была не была. Не заходя в дом, я аккуратно развязала бечевку, разорвала бумагу. На колени мне посыпались какие-то бумаги. Здесь были и фотографии, и исписанные от руки тетрадные листки, и какие-то медицинские бланки, все в непонятных каракулях. Переворошив всю стопку, я нашла, что искала. Маленький белый конверт, а в нем письмо.

Читала я его уже на кухне, сидя на полу у обогревателя.

“Помните, мы приставали к вам с дурацкими вопросами? Про мужчин, про то, кем можно быть, и можно ли быть никем. Если вас это по-прежнему мучит, то почитайте какой-нибудь легкий роман. Проверено, помогает! Мы думали оставить вам еще денег, но решили, что с вас хватит тех камней, что остались в вашем тайничке. На будущее рекомендуем хранить их в банковской ячейке, а не в банке с крупой. Надумаете продавать, обратитесь в ювелирный салон “Нефертити”. Это в Женеве. Очень удобно, сразу, не уезжая из страны, откроете счет, лучше в Цюрихе. Как провозить контрабанду, вы уже знаете. Главное — уверенное лицо, а лучше положите тайком в карман мужа. Уверены, вы читаете это письмо, и невольно перед вашими глазами встают кадры сюжета. Новость успела попасть в дневной выпуск? Мы старались. Не берите в голову, но на этот раз действительно все. Это чтобы вы не питали иллюзий. Искренне ваши, Анна и Мария, они же Фея и Стрекоза”.

Я снова плакала. На этот раз на трезвую, ясную, как горный хрусталь, голову. Когда слезы иссякли, наступило странное состояние, которого никогда прежде со мной не случалось. Кино кончилось, уже и титры по экрану побежали, а упрямый зритель не в силах поверить, что все это приключилось не с ним и не на самом деле. Я заперла дом, сгребла в охапку бумаги, которые при детальном изучении оказались личными делами учениц заморского колледжа, и побросала их листок за листком в разведенный на улице костер. Это было самой большой услугой, которую я могла оказать девочкам.

Глава 16.

На пороге стоял Лешка, держа в одной руке бутыль шампанского, а в другой… Леночку, точнее, ее изящный локоток.

— Спасибо, Настя. — Алеша взял из моих рук букет мелких желтых роз и положил рядом с собой на тумбочку.

Мы молчали, не зная, с чего начать разговор, и даже не были уверены, что его вообще стоит начинать. Когда пауза затянулась, подошла Наталья и, обняв меня за плечи, увела из палаты. Уже на площадке возле лестницы, провожая меня, она сказала:

— У каждого в жизни случается большая любовь. Но надо уметь пережить разлуку. Алеша переживет. Он сильный мальчик.

Наталья, видимо, была сильно раздавлена всем случившимся. Арест мужа, смерть, теперь уже окончательная, девочек…

— Он любил их? — тихо спросила я.

— Сложно сказать, они ведь учились вместе… и с той поры были связаны незримой нитью. Ничего, мужчины должны уметь преодолевать себя.

— Учились? Где?

— Как где? В Индии… Очень хорошая школа…

Индия… Хороший парень, близкий родственник тетушки Боннор, — это Алеша…

Речь Натальи журчала так плавно, так успокаивающе медленно, что я чуть не впала в гипнотический транс. Тихий шорох, похожий на шелест ангельских крыльев, вернул меня к действительности. Ангел обернулся упитанной кошкой, вступившей в борьбу с украденным целлофановым пакетом. В пакете — сосиска и котлета. В руке Натальи — невесть откуда взявшийся шприц. Я вырываюсь из ее ласковых объятий, вдруг моментально ставших железными. Иголка качается рядом с моей шеей, я не вижу ее, но почти чувствую прикосновение острия. Я рву на себя белый Натальин халат, и в глубоком вырезе кофты передо мной мелькает странный шрам на ее груди — ломаная линия, похожая на молнию.

Кошка орет дурным голосом, потому что я нечаянно наступаю ей на хвост, и этот дикий визг нарушает расстановку сил. Наталья непроизвольно дергается, а я лечу кубарем вниз по лестнице, размазывая попой недоеденную кошкой котлету.

— Сучка, — злобно шепчет Наталья и через ступеньку мчится вслед за мной. Но тут сзади к ней подбегают какие-то люди, тащат ее за руки вверх, она брыкается, брызжет слюной и в этот момент похожа на деву ада. Но против пятерых крепко накачанных парней не устоять даже ей. Мягкое тело, внезапно вздыбившееся мускулами, бессильно бьется, клацают наручники, щелкает затвор пистолета. Ее уводят, она проходит так близко от меня, что я чувствую запах ее туалетной воды — приторно сладкий аромат ванили, ягодных пирогов и домашнего уюта.

— Бери шинель, пошли домой! — Гришка кидает мне на колени пальто и нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Но я еще какое-то время сижу прямо на котлете, а вокруг меня вертится кошка, не желающая так просто расставаться с добычей.

Гришка притормозил у подъезда, где уже танцевала на морозце Санька, и сделал мне ручкой. Он спешил к своим большим друзьям, готовый в любую минуту взять под козырек. Прямо тошно от такого рвения делается.

— Ну мать, ты даешь, где тебя черти носят? У меня столько новостей, а до тебя не дозвониться!

— Да, Сань, что-то деньки такие суматошные выдались. Даже не знаю, как еще на ногах стою.

— Это мы быстро поправим, — уверила она меня, доставая из пакета коробку, уже успевшую пропитаться жирным кремом.

— Есть повод? — покосилась я на горку пирожных, которые приятельница выложила на огромное блюдо.

— А то! Повод — закачаешься! Олег решил не дожидаться развода! Представляешь, снял квартиру и теперь зовет меня к себе.

— Поедешь? — с завистью спросила я.

— Спрашиваешь! Помчусь!

Ну да, у кого-то прибавилось, у кого-то убавилось. У нас с Лешкой что-то совсем все вкривь и вкось. Вот и сейчас его нет дома. Ушел куда-то, даже записки не оставил.

— Где твой-то? — зыркнула на меня Санька. — Опять по бабам?

Счастливые люди, как я неоднократно замечала, не отличаются особой тактичностью.

— Ага, наверное, — пожала я плечами.

— Да я пошутила, ты это… извини. Что, Насть, совсем все плохо?

— Неважно. Какими-то чужими людьми стали. Все-таки я не из тех героических женщин, которые умеют прощать измены.

— Ох! — Санька потерла пальцем переносицу. Было заметно, что в данный момент ей трудно даже изобразить сочувствие. Но все-таки она старалась, и уж за одно это я была ей благодарна.

Мы доедали по пятому пирожному и допивали по второй кружке чая, когда в квартиру настойчиво позвонили. Раз, другой, третий. Трель не стихла, пока я не открыла дверь. На пороге стоял Лешка, держа в одной руке бутылку шампанского, а в другой… Леночку, точнее, ее изящный локоток. У Леночки в руках гордо торчала голландская роза. “Что бы это могло значить?” — леденея от ужаса подумала я. Он пришел открыть карты? Сказать, что уходит от меня, и познакомить со своей новой женщиной? Какое свинство, какая редкая душевная черствость. Я задохнулась от гнева и грохнулась в обморок, попутно опрокинув на себя вешалку.

— Черт бы тебя побрал! Вечно ты с сюрпризами! Я ведь тебя предупреждала, а? — услышала я Леночкину брань, слегка придя в себя. Как у них все запросто, по-семейному…

— Настюша, привет! — склонился надо мной Лешка. — Ты что? Тебе плохо?