Большая Берта - Дар Фредерик. Страница 3

На лестничной площадке я застал одну Ребекку. Она улыбнулась немного смущенно. Да уж, есть от чего смутиться!

— Забыла вас предупредить: у Нини свинский характер, но сердце золотое. Не надо обращать внимания на ее грубость.

— Вы с ней — пара голубков? — спросил я напрямик.

Малышка зарделась, словно печная заслонка, на которую только что наложили первый слой сурика.

— Мне непонятны ваши инсинуации! — возмутилась она.

— Еще как понятны, иначе вы бы не назвали мои слова инсинуациями. Надо было сразу предупредить, что пьете из другого источника, я бы не стал парить над вами, словно змей-искуситель. Поверьте, не такой уж я идиот и понимаю, что о вкусах не спорят.

Она пожала плечами и пригласила войти.

Обожаю такие квартирки. Каменные стены, мощные балки и выступы там и сям. Вот так карабкаешься, высунув язык, и, преодолев пять-шесть этажей, оказываешься в просторной комнате, забитой старинной мебелью, скульптурами Сезара [1] и полотнами Вазарели [2]. Огромные диваны общей площадью восемь квадратных метров образовывали островки неги, где расположились дамы, явно питавшие слабость друг к другу.

Дам было полдюжины — молодых, красивых, стройных. Они пили, хихикали, радостно обнимались, нежно улыбались — но только не мне!

И как меня, Сан-Антонио, занесло в логово этих странных созданий! Я чувствовал себя, как тот рыбак, что вознамерился поймать щуку в комнатном аквариуме: снасти наготове, кровь играет, а он беспомощно хлопает глазами.

Гренадерша с сигарой налила виски в большой хрустальный бокал (хотел бы я быть столь же изящным и утонченным, как этот бокал) и, усмехаясь, протянула мне выпивку.

— Ну ладно, без обид. Ребекка, ты нам представишь своего поклонника?

— Месье Сан-Антонио! — объявила малышка.

Великанша сжала мою клешню. Да у нее кулачище борца! Я не преувеличиваю, даму хоть сейчас на ковер. И что только крошка Ребекка нашла в этой ходячей аномалии? Страшно представить, чем они занимаются. Мой мозг заклинивает, воображение отказывается работать. Жуткая горилла неопределенного пола заглатывает прелестную малышку — кошмар! Хотя загадочных и чудовищных нелепостей в жизни немало, и это внушает оптимизм? Можно безмятежно дряхлеть, зная, что твои шансы сцапать девчонку не уменьшаются. Если Ребекка предпочла Нини, то наверняка найдется дуреха, что не пройдет мимо старой развалины. Так что держите голову высоко и хвост пистолетом.

Я беру бокал и приветствую компанию. Владелец фарфоровой лавки, куда вломилась компания пьяных студентов, смотрит куда доброжелательнее этих гиен. Моя вежливость вызвала несколько кривых улыбочек и шепоток. Рыжая девица, похожая на принца Чарльза, но с более пышными усами, фыркнула и смерила меня циничным взглядом.

— Не хотите взглянуть на террасу? — предложила Ребекка, чувствуя, что мы купаемся в море неприязни.

— Мечтаю! — заверил я.

От моей знаменитой напористости не осталось и следа. Я ощущал себя невиннее грудного младенца. Землечерпалка превратилась в детскую лопаточку для игры в песочек. Полнейшая безмятежность! Я был тих и пуст, как плоскогорье!

Новая лестница, намного уже предыдущей. Мы вошли в комнатку с белой обивкой, уставленную пуфиками. Роскошная бонбоньерка, весьма подходящая для деликатных утех.

Двусмысленные гравюры на стенах изображали буйные пляски нимф.

В глубине комнаты маленькая винтовая лесенка вела на крышу. Сквозь купол из плексигласа виднелось ночное небо. Ребекка первой поставила ногу на ступеньку. Следовать за дамой по винтовой лесенке должно быть редким удовольствием, не так ли? Уж не знаю, откуда взялись эти сальные шуточки, какой грязный придурок, отвратительный садомазохист, мерзкий извращенец в состоянии помутнения рассудка придумал их! А эти дурочки оскорбились и запрыгнули в колготки! Загнали себя в целлулоид, ни дать ни взять, пупсы, какими мы играли в детстве! Это в наше-то время, когда пластиковых куколок формуют повыпуклее, чтобы они были больше похожи на живых! Поначалу я чуть умом не тронулся. “Всякая мода быстро проходит, — утешал я себя. — Вернутся, скоро вернутся чулочки, миленькие подвязки, дух захватывающие штанишки!” Как же! Идиоткам нравится разгуливать в броне, нравится прикидываться статуями! Только старухи упорствуют и, наплевав на все, носят чулки. В результате начинаешь косить глазом на обветшалых красоток, всматриваться в уцененный товар второй свежести, даже подглядывать, как они выбираются из дряхлых колымаг, прости господи! Тощие старые ведьмы становятся милее юных пташек. Тем хуже для этих дурочек! Пусть плесневеют в своих доспехах. Играя в Жанну д’Арк, они кончат вечной девственностью!

Но, доложу я вам, пока Ребекка стучала каблучками по лесенке штопором, моя грусть немного развеялась. Ее ноги отличались стройностью на всем протяжении от устья до дельты. И в придачу вальсирующая походка, заворожившая меня с первой минуты. В каждой девчонке есть изюминка, то, что немедленно притягивает ваше внимание. У одних — косоглазие, у других — пухлый ротик или, к примеру, эрудиция, у третьих — манера сновать по кухне или же заседать в жюри конкурса “Фемина”. Так вот, изюминкой Ребекки, несомненно, была ее маленькая крепкая фигурка. Я глаз не мог оторвать и злился при мысли, что старая ведьма Нини нагло захапала сокровище. Прелестная игрушка в паре с угрюмой страшилой — сущее преступление против природы и здравого смысла!

Мы вышли на террасу, и я ахнул от восторга: открывшееся зрелище было не менее сказочным, чем ножки Ребекки. Освещенный собор Парижской Богоматери, Пантеон, Сикстинский купол и бесконечные крыши. Печные трубы застыли в торжественном кортеже. Истинное наслаждение для глаза художника, то бишь для моего глаза.

— Не правда ли, очень красиво! — сказала девушка, заметив мое молчаливое восхищение.

— Не то слово, — согласился я.

А они неплохо оборудовали терраску, эти травоядные дамочки! Вьющиеся розы, герань в горшках и плетеная мебель создавали впечатление дачного уголка. Розы делали все от них зависящее, дабы наполнить воздух благовонием, но низменные ароматы не сдавались. Очень уж они цепкие и прилипчивые. Пары бензина, затхлая вонь мусорных баков и запашок подворотен, превращенных в общественные туалеты под открытым небом, брали верх.

— Ладно, — вздохнул я, насладившись пейзажем и оценив серебристость ущербной луны, — зачем я вам понадобился?

Неожиданный вопрос заставил мою гостеприимную хозяйку побелеть. Темнота не помешала мне заметить это, потому что, когда человек бледнеет, слышится некий звук, чем-то напоминающий тот, что производит консьержка, когда разрывает конверт, ловко вставив кончик карандаша в верхний уголок.

Ребекка стояла неподвижно, слегка согнув плечи. Ее молчание было сродни безмолвию на картинах Руссо: тоже будто обведено черным штрихом. Поскольку девушка пребывала в нерешительности, я продолжил:

— Ведь совершенно очевидно, дорогая Ребекка, что вы руководствовались некой задней мыслью, когда сначала приняли мое приглашение, а потом привели сюда. Вы принадлежите к той категории дам — увы! увы! — которая предпочитает мужской компании исключительно женскую, и потому я мог заинтересовать вас только с одной стороны — профессиональной. Ужин был для вас досадной потерей времени. Когда мы сидели за столом, мне показалось, вы хотите что-то рассказать. Однако вы промолчали. Ваше предложение подняться и выпить по стаканчику было, что называется, попыткой использовать последний шанс. В этом гареме настоящему мужчине делать нечего. Стоило мне ступить на порог, как великанша озверела. Не сомневаюсь, что она позвала меня обратно по вашему наущению. Вы рассказали ей, кто я такой, и она тут же вспомнила о хороших манерах. Послушайте, золотко, я совершенно уверен, что, когда мы спустимся вниз, эти фыркающие гиены станут ласковыми, как котята, и спрячут когти, невзирая на отвращение ко мне. Спорим?