Большая Берта - Дар Фредерик. Страница 6

— Скажите, радость моя, те выдры, там, внизу, они кто? — мечтательным тоном спросил я.

— Наши подруги…

— По работе или по пьяным оргиям? На возмущение у Ребекки не хватило сил. Объяснение, похоже, доконало ее.

— Мы вместе ездим в отпуск. Нечто вроде клуба, путешествуем компанией, ясно?.. То снимем виллу в Испании, то отправимся на греческий остров…

— Лесбос? — вырвалось у меня.

Итак, шустрые дамочки организовали клуб по интересам! Господи, что за старомодная затея! Ничего нового, свежего, оригинального им даром не надо. Воображаю восхитительные вечера, купание в море при лунном свете…

— Вы часто собираетесь?

— Не очень. Сегодня у нас нечто вроде совещания, решаем, как провести следующий отпуск.

— В таком случае, решайте побыстрее и отправляйте участниц съезда восвояси. Для работы мне нужна спокойная обстановка — терпеть не могу, когда у меня за спиной корчат рожи. А пока могу я поговорить по телефону, так чтобы мне никто не мешал?

— В спальне есть аппарат.

* * *

Развалившись на хозяйском ложе, я слушал протяжные гудки в трубке. Берюрье не спешил откликнуться.

В комнате витал запах тубероз. От мехового покрывала несло козлятиной. Животный аромат сражался с растительным и после недолгой борьбы побеждал.

Восемь протяжных гудков без толку сгинули в каучуковой бездне. Похоже, колоритной парочки нет дома. Но когда я уже отчаялся, жуткий грохот едва не разорвал мне барабанную перепонку, словно рухнули полки с кастрюлями, а затем в страшном реве бури я различил интонации человеческого голоса.

Со свойственной мне проницательностью практически после первых двух раскатов я догадался, что голос принадлежит женщине.

— Черт бы вас всех побрал, не дадут поспать спокойно! — В переводе с берюрьенского эта приветливая фраза означает всего лишь лаконичное “алло!”.

— Берта? — светским тоном осведомился я.

— Ну и что? — рявкнула заспанная половина моего доблестного помощника.

Нимало не обескураженный, я пустил в ход самые обольстительные интонации.

— Мне ужасно неприятно беспокоить вас, дорогая Берта. Знаю, я прервал весьма деликатный спектакль, но мне необходимо срочно переговорить с вашим супругом. Не будете ли так любезны передать ему трубочку, я не задержу его надолго.

— “Передать ему трубочку!” И как же я могу ему что-нибудь передать, если он с вами?!

“Ага, — подумал я. — Толстяк наставляет рога своей корове”.

— Верно, он со мной, уж простите, совсем голова кругом. Но когда он меня покинет ради теплого супружеского гнездышка, будьте добры, скажите ему, чтобы шел на Орлеанскую набережную. Пожалуйста. — Я назвал адрес и добавил: — И не забудьте, прошу вас, это срочно. Еще раз извините за то, что прервал ваш сладостный сон, как бы мне хотелось проскользнуть в него на цыпочках. Желаю счастья в ночи, дорогая Берта, и целую ваши точеные пальчики.

Я бросил трубку, прежде чем она успела рот открыть.

Если не ошибаюсь, Мамонт рискует сегодня ночью узнать о некоторых неприятных сторонах супружеской жизни. Вряд ли его женушка теперь заснет до рассвета!

Оставшись без поддержки, словно несчастный безработный, по причине отсутствия блистательного напарника, я решил достучаться до Пино. Не стоит делать поспешных выводов, будто бы я предпочитаю Толстяка или ниже ценю профессиональные качества Доходяги. Дело всего-навсего в том, что Берю меня электризует, а Пинюш скорее вгоняет в спячку.

На этот раз трубку сняли сразу и сквозь приступ кашля до меня донеслось гнусавое “алло”. Поскольку этот диалект мне плохо дается, я нежно прошелестел:

Пособие безработного никого не способно поддержать.

— Ну хватит, старое чучело, отожми тряпки и принимайся за дело!

Кашель и хрипы немедленно оборвались.

— Кого вам надо? — угрожающе поинтересовался почти женский голос.

— Месье Цезаря Пино.

— А я — мадам Пино!

Проклятье, его карга! Не то чтобы матушка Пинозина была неприятной женщиной, но я никогда не знал, как с ней разговаривать. Мир битком набит людьми, с которыми мне крайне затруднительно общаться. Когда я беседую с ними о погоде или о здоровье, то чувствую себя баржей, севшей на мель. Напрасно я расцвечиваю мысль, рисую словесные виньетки, они глухи к моим стараниям.

Я галантно принес супруге Пино извинения за поздний звонок и в конце концов попросил ее благоверного призрака к телефону.

Последовало молчание. Затем достопочтенная окаменелость прошипела, словно паровозная топка:

— Вы внимательно поглядели вокруг себя, комиссар?

— Зачем? — изумился я. Голос бледной немочи звучал столь тускло, что в самый раз было надавать ему пощечин, дабы он засверкал красками.

— Затем, — язвительно пояснила дама, — что он должен сейчас находиться с вами! Но, видимо, я поступила опрометчиво, поверив ему на слово, не так ли?

Черт побери, похоже, дело дрянь! И почему моим доблестным соратникам пришло в голову загулять именно сегодня вечером, да еще прикрываясь моим именем!

— Совершенно верно! — с энтузиазмом подхватил я. — Мы были вместе вплоть до недавнего времени, расследуем одно щекотливое дельце… Увы, он мне снова срочно понадобился. Когда вернется, попросите супруга прийти на Орлеанскую набережную, восемьсот двенадцать [6], последний этаж. Очень жаль, что потревожил вас, любезнейшая.

Резким движением я нажал на рычаг.

Черт побери! Держу пари, они развлекаются на пару! И этот баламут Берю в качестве застрельщика!

Я в нерешительности разглядывал телефонный аппарат. По долгу службы следовало информировать коллег, и подключить к делу “систему”, но, как всегда, некая мистическая сила удерживала меня. Вы же знаете, я своего рода скупердяй. Если в руки попадется хорошенькое дельце или хорошенькая девушка, я ни с кем не желаю делиться.

Приняв решение, я поднялся с козлиного меха и спустился по лестнице.

“Совещание” подходило к концу. Туристки жеманно прощались — карикатурное подобие подгулявшей компании. Не знаю, какой предлог нашла Ребекка, чтобы разогнать сборище, однако без протестующих воплей не обошлось. Особенно разорялась Нини:

— Да пошел он, этот легавый! Пусть занимается твоим придурком племянником в рабочее время!..

Вот оно что, девчушка продолжает использовать прежнюю байку. Похоже, она не страдает богатым воображением.

Я ступил в вольер с хищницами, умиротворяюще улыбаясь.

— Жаль, что подействовал на вас в качестве распылителя.

Махина в джинсах обернулась на мой голос. Судя по затуманенному взгляду, в ней боролись противоречивые чувства.

— Это что, необходимо, выгонять моих друзей? — проскрипела она.

— На свете нет ничего необходимого, милейшая, — ответил я, — но все может оказаться полезным. Пока дамы облачаются в манто, поднимемся на секундочку на террасу.

Великанша нахмурилась и стала еще уродливее [7].

— И что мы там будем делать, на террасе? Звезды считать?

— Да, и вдыхать вольный воздух небес.

Напрасно я старался произвести впечатление, на ее мрачной роже не отразилось ничего, кроме сдержанной ярости и глубокого отвращения к моей персоне. Несколько секунд мы в упор смотрели друг на друга. Наконец она уступила и взобралась по лестнице.

— Присаживайтесь! — пригласил я, указывая на кресло.

— Короче, я могу чувствовать себя как дома! — хохотнула Нини. Я остался глух к насмешке.

— Нини, так вас называют близкие, но, допустим, вы окажетесь перед судом присяжных, как к вам станет обращаться председатель?

Не слишком увлекательный зачин, не правда ли? Но я люблю побивать противника его же оружием и испытываю ужас перед заносчивыми коровами.

— До меня ваш юмор не доходит, — ответила Нини, немного помолчав. — Но, возможно, вы и не думали шутить, а?

Я закурил.

— Хотелось бы знать ваше полное имя, дорогая Нини.

— Для чего?