Сан-Антонио в Шотландии - Дар Фредерик. Страница 4

– Эктор, он действительно легавый?

– Заткнись! – отвечает сторож.

Он подходит к телефонному аппарату, раздумывает и нажимает на кнопку. Загорается красная лампочка. Секунд через тридцать слышится щелчок.

– Альбер? – спрашивает сторож.

Тог, должно быть, отвечает через зевок, что да.

– Скажи месье, что его хочет немедленно видеть полицейский.

Не знаю, что отвечает лакей, но сторож, выслушав его, издает недобрый смешок.

– Я не знаю, – говорит он и кладет трубку. Потом смотрит на меня и спрашивает: – Ничего серьезного?

– Как сказать, – отвечаю.

Я слышу шаги за дверью; она слегка приоткрывается, и я замечаю глаз и седую прядь над ним. Жене сторожа хочется узнать, как я выгляжу. Узнав это, она возвращается на супружеское ложе.

В глубине души ваш Сан-А немного встревожен. Этот Оливьери, должно быть, большая шишка с обширными связями, и мой ночной визит ему наверняка не понравится. Так что мне скоро может стать жарко...

Является лакей. Настоящий: в полосатом жилете и при всем прочем. Его взгляд еще немного мутноват со сна, а так он совершенно безупречен.

Он меряет меня взглядом с высоты своего величия.

– Это вы желаете видеть месье?

– Я.

– Сейчас два часа ночи.

Я смотрю на часы и поправляю его:

– Два с четвертью. Будьте любезны предупредить его о моем приходе.

Эта уверенность производит на него впечатление.

– Хорошо. Прошу вас следовать за мной...

Я знакомлюсь с еще одним гигантским холлом. Его стены обтянуты замшей, на полу шкуры белых медведей, стоят статуи, редкие растения и висит картина Пикассо, на мой взгляд, подлинник.

Лакей указывает мне на банкетку, покрытую темно-синим бархатом.

– Присядьте, я разбужу месье.

И начинает подниматься по монументальной лестнице. Я жду, готовя аргументы для разговора. Если судить по осторожности слуги, Оливьери плохо спит и бывает зол сразу, как проснется.

Слуга возвращается быстро. Он очень удивлен.

– Месье нет в спальне, – говорит он.

– Он не вернулся?

– Он не уходил.

– Где он был, когда вы закончили работу?

– Моя жена (она горничная) и я ходили в кино, У нас сегодня выходной.

– Где был ваш хозяин, когда вы уходили в кино?

– В своем кабинете.

– А когда вы вернулись?

– Света нигде не было. Я решил, что он лег...

– Он мог выйти?

– Сторож нам бы сказал.

– Может, он заснул в кабинете?

Слуга с сомнением морщится, однако направляется к двустворчатой двери, находящейся в глубине холла.

Он тихо стучит, открывает, включает свет. Его неподвижность и молчание мне все говорят.

– Мертв? – спрашиваю я, подходя.

Оливьери лежит на ковре на боку, одну руку поджал под себя, другую вытянул. В его правой руке пистолет с перламутровой рукояткой. Я подхожу и платком осторожно беру оружие из его руки. Нюхаю ствол: из этого пистолета давно не стреляли. Я вынимаю магазин и констатирую, что он полон маслин, готовых к употреблению.

Кладу оружие на ковер и наклоняюсь над трупом. Месье Оливьери протянул ноги минимум три часа назад и сейчас холодный как лед. На виске у него синее пятно, а на шее явные следы удушения. На первый взгляд мне представляется, что преступление произошло следующим образом. Вечером к нему пришли поговорить двое. Они стали вести себя агрессивно и Оливьери велел им выметаться, угрожая своей пушкой. У одного из типов была дубинка, и он двинул хозяина по виску. А второй сжал промышленнику горло.

Лакей Альберт начинает приходить в себя.

– Вот это да, – бормочет он.

– Это его пистолет? – спрашиваю я, показывая на элегантный шпалер с перламутровой рукояткой.

Салонная игрушка. Как пресс-папье хороша, но если хочешь продырявить шкуру ближнему, то лучше взять автомат.

– Да, это его пистолет. Он лежал в нижнем ящике стола.

Я рассматриваю мертвеца. Это крепкий мужчина лет пятидесяти с седеющими висками. На нем домашняя куртка из красного атласа с черными лацканами. Напоминает форму дрессировщика, но все равно здорово.

– Месье Оливьери был женат?

– Нет, десять лет назад он развелся.

– Он жил один?

– Время от времени его дочь приезжает пожить здесь недельку.

– Любовницы?

– Думаю, были, но не здесь.

– Сходите за сторожем и его женой.

Альбер торопится. Оставшись один, я начинаю проводить обычные поиски, но занимаюсь этим безо всякой надежды. Что-то мне подсказывает, что я здесь ничего не найду. В бюваре нет ни единой бумажки. В ящиках несколько ничего не говорящих предметов. Наверняка его рабочий кабинет находится в другом месте, а здесь он проверяет счета своих слуг или читает биржевой курс.

Пепельницы пусты. В детективных романах полицейский обычно находит в них окурки. Так вот, в этот раз там ничего нет. На креслах и ковре тоже никаких следов. Оливьери задушили поясом его куртки. Толстая лента еще обмотана вокруг его шеи, как мерзкая змея.

А вот и Эктор со своей мадам, испуганные новостью.

– Ни к чему не прикасайтесь! – велю я.

Жена Эктора маленькая толстая старушка с грудью, как у голубя. На носу у нее сидит великолепная волосатая бородавка, и она плачет, издавая свист, как воздух, выходящий из проколотой шины.

– Пойдемте в холл, – решаю я и закрываю дверь.

Я смотрю на троицу, и от вида этих физиономий мне хочется заржать.

– Сколько здесь слуг?

– Четверо, – отвечает Альбер. – Не хватает только моей жены.

– Сходите за ней.

Он выходит.

– Вы кухарка? – спрашиваю я жену сторожа.

– Да.

– Я раньше был капралом жандармерии, – шепчет Эктор.

Зачем это? Чтобы дать мне справку о своем высоком моральном облике? Или показать, что мы вроде бы коллеги и, принимая во внимание обстоятельства...

– Вечером у месье Оливьери были гости, не так ли?

– Нет, никого не было, – уверяет дуэт.

– Но ведь не по телефону же его шлепнули!

Сторож упрямо мотает головой.

– Никто не звонил, никто не приходил. Или же он перелез через решетку, а вы заметили, какая она острая?

– Здесь есть второй вход?

– Черный.

– Где он?

– На задней стороне дома. Около кладовой.

– Когда Альбер и его жена вернулись из кино, через какую дверь они вошли?

– Через черный ход, естественно.

Возвращаются те, о ком мы говорим. Горничная белобрысая женщина с лицом, усыпанным веснушками. Ома прячет в складках ночной рубашки свои груди в форме капли масла.

– Это невозможно! Я не могу в это поверить, – говорит она. – Где он? Я хочу его увидеть!

– Момент! – перебиваю ее я.

Она спохватывается и здоровается со мной испуганным кивком.

– Вы вышли через черный ход, – говорю. – Вы закрыли за собой дверь?

– Естественно, – отвечает Альбер.

– А ключ?

– Ну...

Его конопатая половина поднимает руку, как школьница, собирающаяся попросить разрешения сходить в туалет.

– Да? – приглашаю я.

– Я хотела вам сказать одну вещь: когда мы вернулись, дверь не была закрыта на ключ. Я ничего не сказала Альберу, чтобы он на меня не ругался, потому что подумала, что сама забыла запереть дверь, когда мы уходили. Но теперь я уверена, что это не так!

Эта детка льет воду на мою мельницу. Я благодарю ее доброжелательной улыбкой, которая смущает ее до глубины души.

Вечером Оливьери позвонили люди, с которыми он хотел встретиться тайно. Он впустил их через черный ход, чтобы не привлекать внимания сторожа и его жены. Визит закончился его смертью, а убийцы ушли тем же путем, но дверь за собой только захлопнули.

– Прекрасно, – бормочет знаменитый Сан-Антонио, – давайте перейдем к следующей главе... Ваш хозяин был любителем виски, насколько я знаю?

Они смотрят на меня, совершенно ошарашенные, поскольку мой вопрос в такой момент кажется им совершенно неуместным.

– Да, точно, – отвечает наконец Альбер.

– Откуда он получал виски?

– Прямо с фабрики. У него был друг шотландец, поставлявший ему скотч. Мне кажется, он платил дешевле и считал, что эта марка лучше остальных.