Желания Элен - Сандерс Лоуренс. Страница 51

Через несколько недель после самоубийства Гарри Теннанта Элен Майли шла по Парк-авеню, наслаждаясь солнечной морозной погодой, когда вдруг взгляд ее остановился на часовне Святого Варфоломея. На мгновение ей захотелось войти и помолиться за Гарри.

Она перестала регулярно посещать церковь после того, как умерла ее мать. Теперь она наведывалась туда два раза в год — на Пасху и Рождество. Да и то было вызвано скорее желанием увидеть зрелище, чем искренним религиозным чувством. Войти в церковь теперь, когда ей что-то потребовалось, показалось ей бессовестным и недостойным — все равно что атеисту кричать «Господи!» при виде направленного на него дула.

У Элен Майли были весьма прохладные отношения с Богом; практически они не были знакомы. Она употребляла в своей речи выражения вроде: «Боже мой!», «Бога ради!», «О, Господи!», но все это было между прочим, как говорим мы все. Однажды она даже сказала: «Твою в бога мать!», когда у нее порвался шнурок, но больше она себе такого не позволяла.

Тем не менее она верила в Бога. Точнее сказать в некое Высшее Существо. Потому что, если не верить, то как иначе понять, для чего это все? Все теряло смысл, превращалось в ничто: ее жизнь, работа, квартира, друзья, мужчины, уборка по субботам, и у нее не хватало сил, чтобы признать это.

Поэтому, как и большинство из нас, она рисовала себе туманный образ «Кого-то Там Наверху» — огромного парня, похожего на Чарльтона Хестона, с ватной бородой, который гладит по головкам маленьких детей. Этот Парень, возможно обладающий какой-то, никому непонятной Божественной придурковатостью совершал разные вещи или позволял им происходить без собственного вмешательства. Он допустил… Или заставил Гарри Л.Теннанта покончить жизнь самоубийством. Но если пытаться отыскать в Его действиях логику или смысл, то можно свихнуться. Разве не так?

Такова была глубина религиозного чувства Элен Майли и почти такая же, как у большинства ее знакомых. Впрочем, все это было не так уж важно. Гораздо важнее была необходимость работать, зарабатывать себе на жизнь. Одиночество, хамство официантов и их постоянные попытки обсчитать ее при каждом удобном случае. И все же когда происходит нечто подобное тому, что произошло с Гарри — когда человек, сидя в своей квартире в Гарлеме, проглатывает целую бутылку таблеток и, запив ее стаканом теплой воды из-под крана, ложится спать, чтобы никогда уже не проснуться — поневоле задумываешься. Ненадолго.

Вот и Элен ненадолго погрузилась в эти размышления, не забыв однако свернуть на Мэдисон-авеню, чтобы обойти Центральный вокзал. По дороге он зашла в аптеку купить сигарет и в магазин женского белья выбрать себе колготки, но так ни одни не выбрала.

Поднимаясь на Мюррей-Хилл, она была вынуждена слегка наклониться вперед и, ей пришло в голову, что неподалеку отсюда, на Тридцать восьмой улице живет Джоу Родс. После того письма она дважды звонила ему, но телефон не отвечал. Она послала ему записку, но не получила ответа. Элен решила купить ему маленькую бутылочку «Гранд Марнье» в винном магазине. Тогда можно будет к нему зайти. Если его не окажется дома, она оставит «Гранд Марнье» себе — в хозяйстве пригодится.

Она позвонила и дверь открыла пожилая женщина — не сморщенная старуха, но и не среднего возраста, а именно пожилая женщина. Элен Майли и это не потрясло и даже не удивило. Она сразу поняла, что перед ней жена Джоу Родса. Элен улыбнулась, подумав, про себя: она давно знала об этом — знала, но не признавалась самой себе. С ней так часто бывает — она знала что-нибудь, но не признавалась себе в этом.

— Мисс Родс? — спросила она.

— Да.

— Я знакомая Джоу. Меня зовут Элен Майли. Я зашла навестить его, но если…

— О, черт, — ответила женщина, распахивая дверь. — Входите.

Она была крупной, полной, широкоплечей. Гораздо выше Джоу. На верхней губе у нее росли черные усики — не очень заметные, но все же. Кожа у нее была мягкой, розовой и бархатистой — такая встречается у некоторых пожилых женщин. У Элен невольно возникло желание читать книги в таком переплете. В одной и той же руке она держала сигару и стакан с мартини, что не так уж и просто. На ней было надето нечто вроде пижамы — что-то неряшливое в персидском духе.

— Садись, — сказала она низким и грубым, чуть ли не мужским голосом.

— Я пью мартини. А ты?

— Я принесла вот это, — ответила Элен, протягивая ей маленькую бутылочку «Гранд Марнье»

Миссис Родс взяла бутылку, внимательно рассмотрела ее и кивнула.

— У него очередной коньячный период? — насмешливо поинтересовалась она. — Ты конечно это не будешь?

— О нет. Это для вас. Я бы предпочла виски, слегка разбавленный водой.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнула миссис Родс. — Меня зовут Марта.

Элен села, надела очки и закурила сигарету. Она чувствовала себя прекрасно. Она не испытывала никакого смущения и ничего такого. Она была рада этой встрече. Ей с первого взгляда понравилась жена Джоу, и она инстинктивно чувствовала, что тоже нравится той.

Марта принесла виски — большой стакан, подала его Элен и уселась в кресло, широко расставив свои полные, облаченные в шелк ноги.

— Он пошел на выставку, — сказала она. — В какую-то галерею на Лексингтон-авеню. Вероятно, вернется не скоро.

Элен кивнула и сделала глоток. Виски был крепким, почти не разбавленным.

— Я была в Канзас-сити, — пояснила миссис Родс. — Моя младшая дочь рожала второго ребенка, и я была при ней. Потом приехал Джоу и мы вместе вернулись назад.

— Сколько у вас дочерей, миссис Родс.

— Марта.

— Трое.

— И ни одного сына?

Марта закинула голову назад и уставилась в потолок.

— Ты имеешь в виду сына, который погиб во время второй мировой войны, направив свой пылающий бомбардировщик, начиненный грузом бомб, на немецкий военный завод и тем самым приблизив окончательную победу над фашизмом по меньшей мере на год? И у Джоу есть его награды?

— Да, — кивнула Элен. — Этого сына я и имею в виду.

Они обменялись понимающими улыбками.

— Извините, — промолвила Марта. — Ни каких сыновей. Только дочери.

Она открыла жестяную коробочку и выбрала себе голландскую сигару посуше. Элен поднялась с дивана, зажгла спичку и дала ей прикурить.

— Спасибо.

— Да.

— Что было на этот раз? Каменный домик в Ирландии? Из которого видно, как волны разбиваются о прибрежные скалы. Женщины с темными морщинистыми ликами как грецкий орех, приносят самогон, который они варят в своих прокопченных кухнях, и пудинг из клевера. Рыбаки, выходящие в море в своих утлых скорлупках на промысел трески. Это?

— М-м… Нет, — ответила Элен, задумчиво глядя на тлеющий кончик ее сигары. — Сначала была Франция. Ривьера. На границе с Испанией. А потом она превратилась в Италию. Он забыл.

Марта вздохнула.

— Бог ты мой. В прошлом году сюда заявилась молодая особа, совсем девочка. Рыжие волосы до пояса. Настоящая красавица. Пришла с целой охапкой шуб. Это она собиралась провести восхитительный месяц на его даче под Москвой. Он сказал ей, что они только и будут, что пить водку да смотреть, как местные жители собирают урожай диких блинов — основную статью дохода в этих местах.

— Марта, а он случайно не того… Не впал в маразм?

— В маразм?.. Ах ты глупышка. Ты разве не знаешь, что все мужчины маразматики с рождения?

— Я не знала, — робко пробормотала Элен.

— Шуты гороховые, — сказала Марта, качая своей большой головой. — Нужно издать закон, обязывающий всех мужчин носить шутовской наряд — накладные носы, дурацкие колпаки и широкие штаны.

Она встала и потянулась, широко разведя в стороны руки. Пожилая, но еще сильная и полная жизни женщина. Эти усы. Эти сигары.

Она вышла на кухню и вернулась со свежими коктейлями для себя и для Элен. Они сделали по глотку, расслабились, вытянули ноги и снова уставились в потолок.

— Наверное, вы правы, Марта, — наконец промолвила Элен. — Я знаю одного кретина, который считает себя самим Мистером Оргазмом. Конечно, акробат из него неплохой, но ведь этот псих хочет сделать на этом карьеру. Думает, что проживет всю жизнь в жарких постелях, да еще собирается сколотить себе на этом неплохой капиталец.