Не говори ты Арктике — прощай - Санин Владимир Маркович. Страница 48

За месяц нашей жизни на куполе было всего лишь одно собрание — минут на десять. Я давно заметил, что, когда все работают, и работают хорошо, собрания становятся не нужны. Впрочем, когда работают плохо, никакие собрания не помогут — практикой доказано. Страсть к собраниям и совещаниям — наш бич, в девяти случаях из десяти они созываются исключительно «для галочки», чтобы на что-то отреагировать — причем людьми, которые сами не умеют и не любят работать. Мы успешно начали бороться против пьянства и прогулов на производстве, но человек, умеющий экономически мыслить, без труда докажет, что пустопорожние собрания и излишние совещания похищают рабочего времени никак не меньше. Мы еще великие мастера прикрывать говорильней свое безделье; хорошо, конечно, что сегодня профессиональным выступальщикам жить становится труднее, но до полной победы над ними еще далеко. Не помню, было ли что-то подобное у Паркинсона, но я бы сформулировал такой закон: качество работы обратно пропорционально количеству собраний и совещаний.

Один мой знакомый ученый, доктор наук, повесил на двери своей лаборатории объявление: «В течение рабочего дня настоятельно прошу не беспокоить вопросами, не относящимися к работе лаборатории». И — категорически запретил подчиненным в рабочее время ходить на собрания, заниматься общественными делами и всем прочим, за что они не получают зарплату. Прозвенел звонок — милости просим, заседайте хоть до глубокой ночи, но — когда прозвенел, ни минутой раньше. Уверен, что если бы этот почин был подхвачен и получил официальное одобрение, ряды пустозвонов поредели бы, словно выбитые картечью.

Полярникам, каждый из которых знает, что его работу за него не выполнит никто, праздное суесловие чуждо; а если необходимо посоветоваться, обсудить неотложные вопросы — почему бы это не сделать за обедом, за ужином? Сидоров нашел и такой оригинальный метод: собирал людей, раздавал им ножи, ставил два ведра картошки — и короткое совещание проходило с двойной пользой, под аплодисменты повара.

«Вчера, 18 октября, был изумительный день: без ветра, ясно, и вдруг начало выплывать солнце — желто-красный шар. Фланировало по небу часа полтора, все сбежались любоваться. Наверное, больше солнца не увидим».

И ошибся: через несколько дней снова выплыло минут на пять, и снова все бегали смотреть. А потом наполз туман, и — прощай, светило! В нынешнем году тебя увидим только мы с Левой, остальные наши товарищи — в феврале.

На купол опускалась полярная ночь. Не знаю человека, который ее любит; медведь — он ночью залезает в берлогу и беспробудно спит, пока внутренние часы не пробьют: «Мир ожил!»; а человек — день ли, ночь ли — приходит в полярные широты работать, морально готовясь к тому, что в начале ноября солнце надолго уйдет. И пусть не полная, глухая темнота, а сумерки, но все равно без солнца жить плохо. В ночь у меня всегда возникало ощущение, что я нахожусь на другой планете, таинственной и лишенной красок, полной теней, порождающих неясную тревогу. Многомесячная ночь да еще пурга — две главные причины возникновения «полярной тоски», слабо изученного, но точно зафиксированного старыми полярниками состояния. «Подумаешь, днем героизм проявлять, — сказал как-то Сидоров. — Ты ночь проживи с улыбкой — тогда и посмотрим, какой из тебя полярник».

«Нет скуки, когда есть заботы», — писал Анатоль Франс.

Не будет полярной тоски, если в полную силу работать и каждую свободную минуту общаться с товарищами. Это — единственное лекарство, другого не придумано. Если в ночь полярник стал уединяться, если его не тянет в кают-компанию, если, войдя к нему, ты увидишь, что он лежит на койке и отворачивает в сторону глаза — бей тревогу: нужно спасать друга от полярной тоски.

— Ты пойми, дружок, — говорит Сидоров, — ночь по-своему очень даже и хороша: перспектива-то какая! Очень важно человеку иметь в заначке перспективу, без нее и жить скучно. А тут точно знаешь, что в заранее намеченный астрономами день боженька обязательно провозгласит: «Да будет свет!» Это, во-первых. А во-вторых, ночью хорошо думается, лично я буду мечтать о советском «Фраме».

На будущий год Сидорову предназначено открывать новую дрейфующую станцию — уже не на айсберге (в такую удачу никто уже и не верит; отыскать в Ледовитом океане еще один айсберг — легче выиграть «Волгу» по лотерейному билету), а на паковом льду. Признаться, хотя дрейфовать на льдине куда труднее, опаснее, чем на айсберге, но и куда интереснее: в десять раз больше — не при Сидорове будь сказано — острых ощущений; не при Сидорове — потому что острыми ощущениями он сыт по горло, они ни ему, ни Лукину, ни их товарищам абсолютно не нужны. А мечта о «Фраме» — потому что было бы очень хорошо, по примеру Нансена, дрейфовать не на неверном льду, а на вмороженном в лед судне, где и любое крупногабаритное оборудование можно разместить, и комфортабельные бытовые условия создать. Дорого? Это только на первый взгляд кажется, что дрейфующие станции обходятся дешевле: одна станция — да, дешевле; а десять? В том-то и дело, что станции вместе с домиками и оборудованием часто приходится бросать (иногда — в аварийном порядке), а на судне типа «Фрама» дрейфовать можно годами, меняя только коллектив.

Ладно, это дело профессионалов и экономистов — пусть думают и считают.

25 октября. Сегодня Лева плотничал один, мы с Васей не выходили из кабинета. Вася уже придумал полповести: а) как после гибели самолета Белухин вывел людей на остров, к избушке Труфанова; б) поиски потерпевших аварию; в) как бортмеханик Кулебякин, искупая вину за гибель самолета, совершил настоящий подвиг — один, в полярную ночь ушел искать другой островок, где в избушке могло быть продовольствие; г) историю с колбасой, которую припрятал Игорь Чистяков. Вася придумал для Белухина отличную фразу, когда Игоря разоблачили: «Пахнуло колбасой, мужики. Копченой, по пять тридцать за килограмм. В каком гастрономе брали, Игорь, не помню, как по батюшке?» Фантазия у Сидорова необузданная, его находками я заполнил толстую конторскую тетрадь, одних только неиспользованных в «Точке возврата» деталей может хватить на целую повесть.