Вокруг света за погодой - Санин Владимир Маркович. Страница 10

На корабле нас ожидал сюрприз в лице австралийского бизнесмена, который совершил экскурсию по «Королеву» и в знак признательности готов был стать нашим гидом. Бизнесмена звали Фред Каттелл, он был высок, худ, имел веселый нрав и, что еще существеннее, автомобиль. В дикую жару, когда даже небольшая прогулка по городу была мучительной, машина оказалась так кстати, что мы простили Фреду его социальное положение, чековую книжку и ежегодный доход в сорок тысяч долларов, о котором он честно поставил нас в известность. С переводчиком проблемы не было: им стал Петя Пушистов, с чрезвычайной бойкостью изъяснявшийся на чудовищно неправильном английском языке — без всяких там артиклей, времен и прочих излишеств, которые, по мнению Пети, только портят язык Шекспира и Байрона. Фред Петю отлично понимал, хотя временами страдальчески морщился, когда Петя сооружал длинную фразу, звучащую примерно так: «Мы восторг ваш искусство ведете автомобиль. Я есть очень рад. Вы есть о'кей водитель!» Впрочем, один наш матрос запросто обращался к папуасам: «Послушай, папаша!.. Почем бананы, мамаша?» И те его понимали. [3]

Мы отправились в горы, со всех сторон окаймлявшие город. Сначала Фред завез нас на видовую площадку, с которой открывалось волшебное зрелище — бухта, Рабаул и его окрестности. Слева вдали возвышался вулкан — конической формы гора со срезанной под углом верхушкой: во время недавнего извержения сильным взрывом ее малость покалечило; справа торчала верхушка другого вулкана, а внизу раскинулась бухта с ее ослепительной голубой гладью, уходящей в океан; с высоты наши белые кораблики казались утлыми и беззащитными, даже страшно было подумать, что нам еще предстоит пройти на них по экватору половину земного шара; красивой дугой изогнулся город, прячась от солнца под вечнозеленой крышей тропической растительности.

Бухта Симпсон-Харбор, наверняка, самая прекрасная в мире. Она несравненно красивее Неаполитанского залива, ямайских, тринидадских и прочих прославленных бухт. Я их не видел, но уверен, что это так. Мне даже становится немного смешно и грустно при мысли, что есть люди, думающие иначе. Спорить я с ними не стану, как не стал бы вступать в дискуссию с глухим о музыке; я просто скажу скептику: «Езжайте на Новую Британию — и вы убедитесь, что все бухты мира по сравнению с Симпсон-Харбор — утомительные для глаза лужи».

Покинув видовую площадку, мы по извилистой асфальтовой дороге направились в ботанический сад. Такого обилия незнакомой и фантастически прекрасной флоры я в жизни не видел. Как называются эти деревья и кустарники, я не записал и могу только сказать, что смотрел на них с разинутым от восхищения ртом. Особенно меня поразило огромное многоствольное дерево метров тридцати, с роскошной листвой. Я спросил у Фреда, как оно называется. «Фикус», — ответил Фред. Вот тебе и фикус, который в свое время прослыл у нас символом мещанства! Красивейшее дерево. Я даже пожалел, что не могу взять его с собой: наш дом строился в начале шестидесятых годов, когда потолки выше двух с половиной метров считались архитектурным излишеством.

К ботаническому саду примыкал вольер, в котором щебетали попугаи.

Говорящих по-русски среди них не было, а понять их трескотню на незнакомом языке я не смог. В небольшом бассейне похрапывал крокодил.

Когда я приблизился, он открыл глаза и задумчиво на меня посмотрел, прикидывая, стоит ли выползать из воды ради такого блюда. Видимо, решение было не в мою пользу, потому что крокодил прикрыл глаза и снова захрапел.

Потом Фред повез нас в папуасскую деревню — подлинную, без подделок, как мы договорились. Меня, правда, немного насторожило, что к ней вело превосходное шоссе и что расположена она уж слишком близко, но из вежливости я не высказал своих подозрений. И зря, потому что с деревней Фред явно нас надул: вместо хижин на сваях здесь стояли хотя и примитивные, но все же домики.

Нас окружили папуасы. Один из них, красивый малый, ради высоких гостей надевший шикарный костюм из праздничной набедренной повязки, подарил нам какао-бобы. Его приятель, местный франт с искусно разукрашенным глиной лицом, приволок связку бананов и получил за них несколько монет, а голопузые мальчишки, мал мала меньше, без ссор и драки разделили между собой кулек с конфетами. На мгновение появилась из домика молодая женщина в наряде, на который пошел отрез материи размером с галстук, и тут же целомудренно скрылась. Я стал требовать, чтобы нам показали копья, луки и стрелы, но папуасы недоуменно переглянулись, а Фред заметил, что музей древней истории сегодня закрыт. Потом он признался, что до поселений, где цивилизация еще не расцвела, не меньше двадцати километров плохой дороги и ему просто было жаль машины.

Мы прошли на берег моря. Здесь несколько десятков юношей и девушек перебирали сети, а мужчины сооружали катамаран из двух каноэ. Ликования и народных гуляний в честь нашего прихода не было, но гнать тоже не гнали; юноши закурили русские сигареты, а девушки угостились конфетами. Стройные, миловидные и непосредственные, они пристально нас рассматривали, шептали что-то друг дружке и хихикали. Должен прямо сказать, что девушки-папуаски очень привлекательны, а некоторые из них настолько хороши, что глаз не оторвать. Насчет того, какое впечатление на них произвели мы, судить не берусь. Одна юная чернокожая дева подошла ко мне, постояла, грызя конфету, неожиданно фыркнула и убежала к подружкам, посеяв во мне серьезные сомнения относительно моей привлекательности. По-видимому, встреча со мной все-таки не разбила ее сердца.

В заключение нашей экскурсии мы решили искупаться в море.

Мы — это Петя и я; Олег Ананьевич и Юрий Прокопьевич побывали на лучших в мире пляжах, и дикий берег, усыпанный раскаленной галькой, их не соблазнял. Осторожно переставляя ноги, приседая и подпрыгивая, мы проковыляли к воде и увидели в море вспененный след. Удивительно неприятный след, навевающий отвратительные ассоциации. Мы с Петей переглянулись. Я сказал, что мне чего-то расхотелось купаться, а Петя тут же развил эту мысль и подвел под нее научный фундамент: слишком теплая вода вряд ли охладит наши раскаленные тела. Убедив друг друга, что лезть в это противное море просто смешно, мы хотели повернуть обратно, но не тут-то было: оказывается, наши спутники тоже видели след и теперь усиленно нас подзадоривали. В этих условиях пришлось пойти на смертельный риск, и мы храбро бросились в море, отплыв вдаль чуть ли не на целый метр. Доказав тем самым, что на акулу нам плевать, мы, соблюдая достоинство, величественно рванулись на берег.

Забегаю немного вперед. На следующий день судьба привела меня на этот берег уже в другой компании. Добирались мы сюда без машины, с меня сошло сто потов, и я мечтал только об одном: поскорее окунуться. Но вчерашнее происшествие заставило меня быть более осмотрительным. Я подошел к одному из папуасов, человеку с приятным, внушающим доверие лицом, и поинтересовался, что он думает насчет акул. Папуас удивленно на меня посмотрел и даже пожал плечами. «Шарк ноу, — ободрительно сказал он, — шарк зеа!» И он указал рукой на дальнюю бухту, где стояли корабли. Значит, вчера мы зря испугались, это был вовсе не «шарк», решил я, и полез в море.

Отплыл метров пятьдесят от берега, досыта покачался на волнах, стал возвращаться и на всякий случай оглянулся.

«Гарун бежал быстрее лани», — писал поэт. Я не мог бежать, как это сделал Гарун, но плыл к берегу с такой скоростью, что даже не очень опытный тренер открыл бы во мне многообещающее дарование. Выпрыгнув из моря, как пингвин, я, не чуя под собой ног, подбежал к тому самому папуасу и обратил его внимание на здоровенный плавник, рассекающий воду неподалеку от берега.

— Уот из ит? — спросил я. — Что это?

— Шарк, — спокойно кивнул папуас. — Биг шарк.

Несмотря на жару, мой позвоночный столб промерз мгновенно и так сильно, что потом я отогревал его паяльной лампой.

Больше на Новой Британии я не купался. Когда товарищи звали меня на пляж, я вежливо, но с исключительной твердостью отклонял их предложения. Я изнывал от жары, но никакая сила в мире не могла бы загнать меня в эти кишащие акулами волны. Отныне я вместо купания принимал душ. Не спорю, море имеет перед душевой кабиной отдельные преимущества, но в ней по крайней мере нет акул.