Вокруг света за погодой - Санин Владимир Маркович. Страница 11

Зато Вилли, еще не пуганный акулами, просто не вылезал из моря.

Надев маску, он часами плавал, изучая морскую фауну и вылавливая разных ее представителей — звезд и улиток. В результате Вилли оригинально загорел: подставленная солнцу спина была докрасна обожжена, а грудь осталась белой. Потом Вилли долго еще спал на животе, испуганно вскрикивая, когда кто-либо касался его спины. Женя Уткин так обгорел, что вообще спал, наверное, стоя. Рак, только что вытащенный из кипятка, выглядел бы по сравнению с ним бледной немочью.

А вот Игорь Нелидов получил свои ожоги не зря: он обосновался у коралловых рифов и добыл множество великолепных кораллов, которые роздал со свойственной ему щедростью. Два из них украшают ныне мою домашнюю коллекцию, вызывая так называемую хорошую (а на самом деле черную) зависть друзей.

И еще одно впечатление. В последний день мы — небольшой отряд любознательных во главе со Львом Николаевичем Галкиным — побывали на вулканологической станции, расположенной высоко в горах.

Галкин уговорил нас пойти пешком, и мы, тихо проклиная своего неутомимого (ежеутренняя часовая зарядка по системе йогов) руководителя, в неистовую жару преодолели крутой подъем и так устали, что даже не смотрели на свисающие с деревьев бананы и лениво отбрасывали с дороги кокосы. Вулканологи нам рассказали, что последнее извержение было совсем недавно, три года назад. Однако есть надежда — здесь голос вулканолога стал мечтательным, — что в ближайшее время произойдет небольшое землетрясение, и тогда можно будет опробовать новое оборудование, установленное на станции. Я высказал пожелание, чтобы этого не случилось до семи часов вечера, когда мы покинем Рабаул.

Что еще рассказать вам о Новой Британии? О том, что островитяне экспортируют копру, какао-бобы, кофе и разные фрукты, вы можете узнать из справочника. О магазинах, барах и клубах? Они в Рабауле такие же, как в Европе или Америке, и вряд ли их описание обогатит ваши представления о Папуа.

Пожалуй, пора отправляться в плавание. Как говорится, море зовет.

Сравнение, квазидвухлетний цикл и 180-й меридиан

Наша эскадра собралась у экватора и легла в дрейф — будем производить сверку, или сравнение, приборов. С одного из кораблей запускается радиозонд, и по команде «Великого координатора» начинает синхронно работать аппаратура слежения на всех судах.

Если в данных будут расхождения, следует выявить причины и привести аппаратуру в порядок… Одновременно сравниваются показания барометров, термометров, актинометров и других приборов, которых на каждом судне сотни и которые ведут себя зачастую так, как новобранцы: маршируют не в ногу, поют вразнобой и не понимают великого смысла единоначалия.

Сверка приборов — очень важная часть экспедиционной работы, к ней готовятся не менее тщательно, чем к параду, и точно так же мечтают, чтобы в этот день была хорошая погода. Между тем именно на сегодня Шарапов предсказал облачность с возможными осадками. Нашел место и время, ничего не скажешь! Однако с утра жарило солнце, на небе не было ни тучки, и над прогнозом недоверчиво, в кулак посмеивались.

Дождик начал накрапывать ровно в 13 часов, когда Ткаченко торжественно возвестил о начале сверки. С каждой минутой капли становились все тяжелее, небо заволокло тучами, и хотя Александр Васильевич честно предупредил о такой возможности, ему пришлось прятаться от разъяренных научных работников. Его разыскивали, ему льстили, грозили страшной карой — лишением тропического вина, но он упрямо отказывался прекратить это безобразие и даже намекал, что может вызвать бурю.

Если сверка с грехом пополам состоялась, то кинооператорам уже совсем не повезло. От их вздохов разрывалось сердце. Весь день они простояли на палубе, с тоской всматриваясь в редкий кадр — строй кораблей на экваторе, вымокли как черти, но не отсняли ни единого метра пленки.

— Вот увидишь, — срывающимся голосом пророчествовал Василий Рещук, — оно появится именно в тот момент, когда сверка закончится!

— Когда уже нечего будет снимать… — горестно вторил Валентин Лихачев.

И действительно, как только флагман эскадры «Академик Королев» рванулся вперед и строй кораблей распался, тучи как по волшебству стали рассеиваться, и солнце, издевательски подмигивая, засияло в безоблачном небе.

— Ну, что мы говорили? — жаловались операторы и кощунственно грозили кулаками ни в чем не повинному светилу.

Мы пошли на восток — строго по ниточке экватора — и будем так идти чуть ли не до самой Панамы. Налево — северное полушарие, направо — южное. Одной из любимых шуток стала такая: — Ребята, в вашем северном полушарии холодно, пойду погреюсь.

И остряк переходил с левого борта на правый.

Сегодня у меня большой день: я познал квазидвухлетний цикл.

В последнее время Александр Васильевич под разными предлогами увиливал от повышения моего образовательного уровня, и я, томимый любознательностью, приставал то к одному, то к другому деятелю науки — кроме Пети, который в ответ на мой вопрос тут же садился за стол и быстро заполнял листки длиннющими формулами, от одного вида которых можно было рехнуться. Большое терпение и педагогический такт проявил Ткаченко. Впрочем, до меня дошли слухи, что он заключил с Шараповым пари. Александр Васильевич спорил, что разъяснить мне суть квазидвухлетнего цикла можно за полгода систематической работы, а Вадим Яковлевич брался решить эту задачу куда быстрее. И пари он выиграл. Так вот что это такое. Несколько лет назад было замечено, что в нижней половине стратосферы наблюдается любопытное явление: примерно раз в два года происходит смена западных потоков на восточные, и наоборот. И невероятно важно установить, закономерность это или случайность. Если случайность, то рушится интереснейшая гипотеза, хороня под своими обломками тома диссертаций; а если закономерность — то с карты атмосферы будет стерто большое белое пятно и, главное, появится возможность повысить степень точности долгосрочного прогнозирования.

Я мог бы ввернуть в это краткое объяснение с десяток научных терминов вроде «смены форм общей циркуляции» и тому подобных, но боюсь запутать и себя и вас; так что прошу удовлетвориться приведенной выше формулировкой и принять на веру исключительную важность изучения квазидвухлетнего цикла в экваториальной зоне. Этим на судне упорно занимались и Булдовский, и Пушистов, и сам начальник экспедиции. Быть может, результатом их работы и не будет точный прогноз погоды на третье тысячелетие, но кирпичик, о котором мы говорили, несомненно, заложен.

Но если с квазидвухлетним циклом я наконец покончил, то другая проблема, на этот раз астрономическо-географическая, так и осталась висеть в воздухе. Более того, я утверждал и продолжаю утверждать, что разобраться в ней невозможно и человек, который в гордыне своей полагает, что разрешил эту загадку, является жертвой примитивного самообмана.

Началось это с мирной беседы за столом в кают-компании. Разговор зашел на морские темы. Кто-то сказал, что завтра мы переходим знаменитый 180-й меридиан и сможем полюбоваться им в солнечной экваториальной тиши, поскольку на экваторе море волнуется редко.

Юрий Прокопьевич тут же вспомнил, как в прошлом рейсе «Королев» перед самым Владивостоком попал в тайфун. Тряхнуло сильно, крен достигал 39 градусов — довольно опасный крен, смею вас заверить.

Я поведал о шторме в проливе Дрейка, когда волны, казалось, захлестывали рулевую рубку «Оби», а капитан припомнил, как однажды в сильнейший двенадцатибалльный шторм его китобоец чуть не погиб: судно легло на борт, с него сорвало шлюпки, часть фальшборта, в помещения хлынула вода… Хотя каждый моряк побывал в подобных передрягах, такие воспоминания всегда слушаются внимательно, с интересом. Тем более на судне, в открытом море: мало ли что может случиться, а такие истории — это не просто «травля», а вроде бы обмен опытом. Капитан рассказал, как удалось откачать воду, восстановить остойчивость китобойца и выйти из шторма, и заключил совсем вроде бы незначительной подробностью: — На следующий день после шторма у меня был день рождения, и его удалось отметить! Не то что в нашем прошлом рейсе, когда мы проходили с востока 180-й…