Божьи воины - Сапковский Анджей. Страница 10

Пустовато было и на улочках за Святым Гавлом, обычно заполненных лавчонками и прилавками, удивительная тишина стояла на Рыбном рынке. А Староградский рынок будто вымер. Две собаки, одна кошка и штук тридцать голубей в согласии и гармонии пили воду из лужи около позорного столба, не обращая внимания на немногочисленных прохожих, крадущихся вдоль стен домов.

Блестели омытые дождем шары на башенках Тынского храма. Словно золотой трезубец горела башня ратуши, как всегда скрежетал, звенел и что-то указывал ратушевый горологиум – башенные часы. Как обычно, не очень-то было ясно, что указывал, зачем указывал и сколь точно указывал. Судя по положению солнца, только что миновала терция.

Флютек ожидал в доме «Под золотой лошадкой», в той же комнате, что и раньше. Однако на сей раз обошлось без висельника.

Стоя у окна, таборитский главный шпион выслушивал донесения людей, выглядевших агентами, а также людей, агентами не выглядевших. Увидел Рейневана. Поморщился при виде Самсона.

– Пришел?

– Пришел.

– Арбалета не взял, – кисло заметил Неплах. – Возможно, оно и лучше. Еще стрельнул бы во что-нибудь. А что, твой дурачок обязательно должен присутствовать?

– Не должен. Спустись вниз, Самсон. И жди.

– Встань туда, – приказал Флютек, когда Самсон вышел. – Там, у окна. Стой, молчи, наблюдай.

Он стоял, молчал, наблюдал. На рынке по-прежнему было пусто. У лужи при позорном столбе чесалась собака, кошка вылизывала хвост. Голуби топтались по краю воды. Откуда-то со стороны Унгельта и церкви Святого Иакова донеслись звуки рога. Чуть погодя такой же звук долетел с востока, от разрушенного Святого Клементия, бывшего монастыря бывших доминиканцев.

В комнату влетел задыхающийся агент. Флютек выслушал донесение.

– Подъезжают, – сообщил он, подходя к соседнему окну. – Около пятисот коней. Слышишь, Рейнмар? Пятьюстами конями они хотят захватить Прагу, шуты. Пятьюстами хотят захватить власть, самонадеянные спесивцы.

– Кто? Ты наконец скажешь, в чем дело?

– Крысы бегут с тонущего корабля. Подойди к окну. Присмотрись. Смотри внимательно. Ты знаешь, кого должен высмотреть.

От позорного столба вдруг сбежали собаки, за ними помчалась кошка. Голуби сорвались трепещущей крыльями тучей, спугнутые усиливающимся цокотом подков. Конный отряд приближался с юга, со стороны рва, со стороны пустых ворот Святого Гавла. Вскоре конники – среди них многочисленные тяжеловооруженные – начали с бряцанием и шумом вливаться на рынок.

– Колинская дружина Даивиша Божка, – распознал цвета и знаки Флютек. – Вооруженные люди Путы из Частоловиц, паноши Яна Местецкого из Опочна, латники Яна Михальца из Михаловиц. Конники Оттона де Бергова, господина Тросок… А во главе?

Во главе рати ехал рыцарь в полных латах, но без шлема. На белой яке герб: золотой, стоящий на задних лапах лев на голубом поле. Рейневан видел уже и рыцаря, и герб. В битве под Усти.

– Гинек из Кольштейна, – проговорил сквозь сжатые зубы Флютек. – Из Щепанинской линии Вальдштейнов, из рода великих Марквартичей. Герой из-под Вышеграда, сейчас владетель Камыка, литомерицкий гейтман. Далекий прошел путь, от величия до предательства. Посмотри на его спутников, Рейневан. Смотри внимательнее. Что-то подсказывает мне, что кого-то ты узнаешь.

Староместский рынок гудел от подков, лязг и бряцание отражались эхом от стен, вздымались над крышами. Гинек из Колштейна, рыцарь со львом, поднял на дыбы своего коня перед самым порталом староместской ратуши.

– Святой мир! – рявкнул он. – Пришло время святого мира! Довольно крови, насилия и преступлений! Освободить арестованных! Освободить Зигмунта Корыбуту, истинного господина нашего и короля!

– Достаточно правления кровавых клик! Конец насилию, предательствам и войне! Я принес вам мир!

– Святой мир! – конники хором подхватывали его слова. – Святой мир! Pax sancta!

– Народ города Праги! – орал Гинек. – Столица королевства Чешского и все верные этому королевству! К нам!

– Пан бургомистр Святого Мяста! Господа советники! Господа присяжные! К нам! Присоединяйтесь!

Двери ратуши не приоткрылись ни на дюйм.

– Прага! – крикнул Гинек. – Свободная Прага!

И Прага ответила.

С грохотом раскрывались ставни, из-за них выглянули стремена и луки арбалетов, стволы гаковниц, трубы пищалей. Разом, словно по команде, Староместский рынок утонул в оглушительном грохоте выстрелов, в дыме и вони пороха. На теснящихся на площади вооруженных людей обрушился рад пуль и болтов. Взорвался и вознесся крик, рев, вой раненых людей, ржание и истошный визг покалеченных лошадей. Конники закружились в беспорядке, сталкивались, переворачивались, топтали тех, которые свалились с седел. Часть с места послала коней в галоп, но с рынка невозможно было убежать. Улицы неожиданно забаррикадировали бревнами, перегородили натянутыми поперек цепями. Из-за заслонов сыпанули болты. А со всех сторон, с Желязной, с Михальской, с Длинной Тжиды, с Телячьей, от Тына на рынок бежали вооруженные люди.

Конники, заслоняясь щитами, сбились в кучу у ратуши. Охрипший от крика Гинек из Кольштейна пытался навести порядок. А из домов все стреляли. Пули и болты летели из окон окружающих Староместский рынок каменных домов – из «Единорога», из «Красных дверей», из «Барашка», из «Каменного колокола», из «Лебедя». Стреляли из окон и оконец, с крытых балконов, с крыш, из сеней и ворот. Рыцари и паноши один за другим слетали с седел на землю, валились дергающиеся в агонии кони,

– Хорошо, – повторял сквозь зубы Флютек. – Хорошо, пражане! Так держать! Ох не уйдешь ты отсюда живым, пан Колштейнский из Вальдштейнов, Не унесешь головы.

Гинек из Колштейна словно услышал, потому что его рать неожиданно разделилась на две части. Одна, примерно в сто коней, под командой рыцаря с серебряно-черным щитом, помчалась галопом в сторону церкви Святого Николая. Другая во главе с самим Гинеком ударила на толпу, напирающую от Длинной Тжиды.

Первый отряд исчез из поля зрения Рейневана, и он мог только по шуму и лязгу судить о том, что конники пытаются пробиться сквозь баррикады, прорубить себе дорогу на мост и Малу Страну. Зато он видел, как группа Гинека налетела на вооруженных горожан, как уложила на землю первую линию, как рассеяла вторую. И как увязла на третьей, напоровшись на заслон из гизарм, дзид и вил. Пражане стояли твердо, не дали себя испугать. Их было много. Они были сильны. Они верили в себя.

Потому что все время прибывали новые.

– Смерть предателям! – орали они, атакуя. – Во Влтаву их!

– Бить, бить, никого не оставлять в живых!

Ржали, вставая на дыбы, раненые верховые кони, валились на уже скользкую от крови землю всадники. А из окон продолжали лететь болты, болты, болты.

– Бей предателей! Во Влтаву их!

Конники отступили, вернулись на площадь, рассеялись, помчались небольшими группами, чтобы собственными силами пробиваться сквозь баррикады и цепи у Святого Николая и в Михальской. Но Гинека с ними не было. Под героем Вышеграда и Усти пал конь, получивший косой по передним ногам. Рыцарь успел вовремя спрыгнуть, не выпустил меча, напавших на него изрубил. Привалившись спиной к стене дома «Под слоном», скликал к себе нескольких тоже спешившихся, однако, видя, что они падают, скошенные болтами, прыгнул под арку, выбил плечом дверь. Пражане кучей ввалились следом за ним внутрь дома. У Гинека не было шансов. Прошло немного времени, и окровавленное тело в яке, украшенной львом Марквартичей, вылетело из окна первого этажа и свалилось на пражскую брусчатку.

– Дефенестрация! – расхохотался демонически скривившийся Флютек. – Вторая дефенестрация! Это мне, черт побери, нравится! Возмездие и символика!

Выкинутый из окна Гинек еще подавал признаки жизни. Пражане обступили его. Какое-то время колебались. Наконец кто-то переборол неуверенность и ткнул рыцаря пикой. Другой рубанул топором. А потом принялись тыкать и рубить все.

– Да! – засмеялся Неплах. – Символика! Ну как, Рейневан? Что скажешь…