Божьи воины - Сапковский Анджей. Страница 57

– Ты привел мне в замок шпика и убийцу. Беги к воротам! Давай! А ну быстрей!

Прыщавый побледнел, сделался белым как рыбье брюхо. Он мгновенно остыл, развернулся и помчался к воротам, словно гончая. Бежал он быстро. Очень быстро. Походило на то, что добежит.

Нет, не добежал.

Глава десятая,

– Рейнмар фон Беляу из Силезии. – Отто де Бергов, владелец замка Троски, окинул Рейневана взглядом с головы до ног и обратно. – Чернокнижник. Алхимик. Гуситский шпик. А ко всему прочему еще и наемный убийца. Широкий, я бы так сказал, диапазон специальностей. С которой же из них ты прибыл в мой замок? Не отвечаешь? Не беда. Я и без того знаю.

Рейневан молчал. В горле у него пересохло, он не мог сглотнуть слюну. Яма была чудовищно холодной и чудовищно вонючей. Смрад, казалось, бил из-под прикрытого тяжелой железной решеткой отверстия в полу. Хотя спуск под башню по винтовой лестнице занял много времени, уровень, на котором они находились, был не самым нижним. Ниже было что-то еще. Темницы под Девой доходили, кажется, до чрева Земли.

Слуги воткнули факелы в железные ухваты. Решетка в полу со скрипом открылась. В темное и несущее гнилью отверстие опустили лестницу.

– Слезай, – подтвердил догадку Рейневана де Бергов. – Быстро.

Спуститься до самого низа ему не дали. Сильно дернули лестницу. Рейневан упал, ударился об утоптанный, твердый как камень глиняный пол, от падения надолго отшибло дыхание.

– Когда-то, – бросил сверху де Бергов, заслоняя собой те крохи света, которые проникали сквозь отверстие, – был у меня в Тросках мудрила-магик, начитанный и болтливый. Так он утверждал, что такая яма, как эта, называется oubliette. [149] Никогда в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь, кроме того магика, пользовался этим словом. Оно якобы идет от галльского и означает, хе-хе, «забудка». Я тебя просвещу, почему именно такое название. Так вот эта решетка сейчас будет закрыта, а о тебе забудут совершенно, равно как о хлебе и воде. Поэтому я лично галльской «забудке» предпочитаю местное название ямки: «уморильня». Я уморю тебя голодом, господин фон Беляу. Разве что ты поумнеешь и скажешь, кто тебя нанял, по чьему приказу ты собирался меня убить. Предупреждаю, вранье и выкрутасы тебе не помогут. Я знаю, кто стоит за покушением, ты добавишь мне только детали. И доказательства.

Рейневан застонал, сменил положение. Он сильно ударился, но вроде бы ничего себе не сломал. Сверху долетел щелчок и скрежет замыкаемой решетки.

– Да, совсем было упустил, – добавил сверху де Бергов, – Чары, если ты действительно колдун, тебе не помогут. Мудрила магик, о котором я упомянул окружил уморильню специальными защитными заклинаниями. Утверждал, что их не преодолел бы и сам Мерлин. Выяснилось, что он не лгал, и выяснилось это на его собственном примере. Он сгинул там внизу и теперь составит тебе компанию. А если оттуда не удалось сбежать Рупилиусу Силезцу, то и у тебя нет никаких шансов. Прощай. А поскольку вскоре ты там внизу будешь сосать собственную ногу, постольку заранее желаю здоровья и приятного аппетита.

Шаги и щелчок металла утихли в отдалении. Смолкло эхо. И опустилась тишина, глубокая и глухая.

Прошло некоторое время, пока глаза Рейневана привыкли к темноте. Настолько, что в углу ямы он смог разглядеть белый ощерившийся череп прикованного к стене скелета.

Слухи оправдались. Чародей Рупилиус действительно пребывал в замке Троски. Пребывал и остался в нем. На веки вечные.

Основной проблемой, связанной с чародейскими амулетами, пояснил некогда Рейневану Телесма, пражский чародей из «Архангела», является вопрос размеров. Размер амулета имеет даже большее значение, нежели его цена. Известно, что чем благороднее материал, из которого изготовлен талисман, тем он магически сильнее. Ну что ж, на мысль, что хороший значит дорогой, напали уже финикийцы. Покупая дешево, покупаешь дерьмо – эта аксиома тоже родилась в конторах Тира и Сидона.

Утверждение, что чем масса амулета значительнее, тем больше его сила, было трюизмом, к тому же трюизмом очень хлопотным. Сама природа чародейских периаптов [150] требовала, чтобы они были сподручны. Талисман имеет смысл, если его можно носить с собой – в кармане, за пазухой, на пальце. Что с того, говаривал Телесма, что спрессованный и высушенный аист позволяет беспроблемно читать чужие мысли? Что мумифицированная нога трупа безотказно защищает от порчи? Где это носить? На шнурке на шее? Ведь глупо же!

Остается, закончил чародей теоретические выкладки практическим выводом, смириться с фактом, что амулеты, талисманы и им подобное годятся исключительно для более слабой магии, для чернокнижничества низшего уровня. А смирившись, следует делать свое – то есть миниатюризовать. Если такой объект не может быть более сильным в действии, так пусть хоть будет удобен при транспортировке. Поэтому Телесма много и с различными результатами экспериментировал. Когда же Рейневан уезжал, то получил в подарок медную, размером немного побольше двух кулаков, шкатулочку. Выстеленные атласом переборки скрывали ни более ни менее, а двенадцать малюток. Миниатюризованных амулетов различного назначения.

Разумеется, Рейневан тщательно стерег шкатулочку и не подвергал ее никакому риску. А поскольку одинокий поход в замок Троски был дьявольски рискованным мероприятием, шкатулочка осталась под присмотром Шарлея. За некоторыми исключениями. Рейневан прихватил с собой два амулета: перстень для вылечивания ран и периапт для обнаружения магии. Кроме того, что оба талисмана были полезными, они были еще и неброскими. Лечебный перстень отлили из олова – а внутри отливки скрывался крупный алмаз. Периапт, обнаруживающий магию, был изготовлен из золотой проволоки, замаскированной сеточкой из конского волоса.

Неброскость не спасла лечебный амулет – для мартаузов Гурковца все имело ценность, олово тоже. Потеряв кожушок, шапку, кошелек, пояс и венецианский стилет, Рейневан потерял и перстень – хорошо еще, что не вместе с пальцем. А вот застегнутый на руке повыше локтя волосяной периапт для обнаружения магии не привлек внимания обыскивающих и уцелел. И теперь был единственной вещью, на которую узник мог рассчитывать.

А на что-нибудь рассчитывать узник должен был – к тому же не затягивая. Рейневан сообразил, что с последнего обеда прошло двое суток. Сорок восемь часов он не ел и почти не пил.

– Visum repertum, visum repertum, visum repertum. [151] Kaбустира, бустира, тира, ра.

Повторенное заклинание дало не больше, чем произнесенное впервые. Стены oubliette – или, как это называл де Бергов, уморильни – засветились как фосфор, разгорелись, как трухлявый пень в лесу. Подтверждалась невеселая истина о перекрытии ямы каким-то сильным защитным заклинанием. В то же время не светился, не источал ни малейшего свечения прикованный к стене скелет, в котором Рейневан угадывал Рупилиуса, крупного теоретика и практика чернокнижецких тайн. Крупный ли, нет ли, Рупилиус, представший в виде радостно лыбящегося скелета, в противоположность стенам никакой магии не излучал, из чего, несомненно, следовало, что дела магиков гораздо устойчивее, нежели они сами.

Рейневан несколько пал духом – у него была тихая надежда, что периапт позволит обнаружить что-нибудь, что в его положении оказалось бы полезным. Ведь будучи чародеем, Рупилиус мог пронести в яму какие-нибудь магические предметы, хотя бы в заднем проходе, как в свое время сделал заключенный в Башню Шутов магик Циркулюс. Однако при Рупилиусе Силезце не было ничего. И он был здесь, подсказывал рассудок, сидел в углу и щерил зубы посреди других истлевших и поломанных костей. Если б у него были другие возможности, подсказывал рассудок, он бы так не кончил.