Последняя империя. Книга первая - Сартинов Евгений Петрович. Страница 57

— Господин генерал, вы угробили мою лучшую группу репортеров, за это я с вас потребую самую жесткую контрибуцию.

— Какую же? — несколько опешив от подобного напора, спросил Сибиряк.

— Я требую, чтобы вы дали мне интервью на борту вашего крейсера.

Сазонтьев рассмеялся и сказал:

— Хорошо, я согласен. Сейчас я отдам приказ освободить вертолетную площадку на корме, через два часа можете садиться. С собой возьмите только телеоператора.

Через два часа двадцать минут после этого разговора Анри Бойль, высокий мужчина лет пятидесяти с заметной залысиной и живыми черными глазами, шагнул через порог каюты главковерха. Сазонтьев принял его стоя, на нем был парадный мундир со всеми регалиями. Поздоровавшись за руку с журналистом и неодобрительно покосившись на бородатого хипповатого телеоператора, он на хорошем английском обратился к гостю:

— Я еще раз приношу свои извинения за гибель ваших друзей. Это не было злым умыслом, мы давно предупреждали ваших папарацци об опасности подобных полетов.

Бойль развел руками:

— Охотно верю, на войне как на войне. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, господин генерал. Тех, что интересуют сейчас весь мир.

— Ну что ж, охотно на них отвечу, но сначала пройдемте за стол. По русскому обычаю гостя обязательно надо накормить.

Стол поразил француза своим разнообразием и изысканностью сервировки. Присутствовала и красная, и черная икра, ветчина, балычок, четыре вида салатов, фрукты, красная рыба. Вся обстановка каюты, обитой мореным дубом и красным бархатом, белоснежные салфетки, серебряный сервиз и букет цветов — все это скорее напоминало обстановку элитного ресторана. Лишь еле заметная дрожь, перезвоном отзывающаяся в хрустальных бокалах, подсказывала, что крейсер неумолимо движется вперед.

— О, это просто великолепно! — восхитился Анри. — Не поверишь, что это все происходит практически на войне. Я как будто попал к «Максиму»!

— А почему мы должны отказывать себе в таких простых радостях, может быть, это наш последний обед.

— Вы настроены так скептически?

— Скорее решительно, — поправил Сазонтьев. По праву хозяина он налил в бокалы красное вино, к удивлению журналиста оказавшееся очень хорошим «Бордо».

— Давайте выпьем за знакомство, за то, что мы еще можем себе позволить подобные радости.

Анри заметил, что главковерх только пригубил бокал.

— Вы не выпили до дна, кажется, по-русски это считается чем-то вроде оскорбления? — блеснул эрудицией шеф-редактор.

Сазонтьев рассмеялся.

— И вы, и я находимся на работе. Я не думаю, что европейцы будут рады узнать, что крейсером командует пьяный русский генерал. Боевые сто грамм хороши перед рукопашной, и то больше для трусов.

Отведав жареного фазана и фаршированную рыбу, француз задал другой вопрос:

— Я не ожидал, что вы так хорошо говорите по-английски.

— Почему, это естественно. Надо знать язык потенциального врага.

— А французский вы случайно не знаете?

— К сожалению, нет. Очень бы хотелось посетить Париж, поклониться праху Наполеона.

— Почему вы так преклоняетесь перед нашим императором, ведь у вас много своих великих полководцев, например Суворов, Жуков?

— Они только воины, Наполеон же создатель империи. Таких в мировой истории всего двое, он и Александр Македонский.

— Значит, вы тоже хотите создать свою империю? И в каких пределах? Франция в нее войдет?

Сазонтьев улыбнулся.

— Нам это ни к чему. У нас уже есть готовая империя — Россия. Единственное, что мы хотим — чтобы нам не мешали жить по-своему.

— Значит, Парижу и Франции в целом ничего плохого не угрожает?

— Нет.

Бойль покосился в сторону оператора, заснял ли тот эти слова. Франсуа, явно глотая слюни, исправно снимал странный банкет.

— А кому же стоит опасаться за свою жизнь?

— Прежде всего странам и столицам, непосредственно участвующим в агрессии против Югославии: Англии, ФРГ, Италии, Бельгии. Пусть жители этих столиц испытают на своей шкуре, что такое страх, что значит оказаться под бомбами и ракетами, что такое быть беженцем, чувствовать себя неуверенным в завтрашнем дне.

После обеда собеседники устроились друг против друга в мягких креслах. Сазонтьев расстегнул китель и угостил гостя гаванской сигарой. Указав сигарой на китель главковерха, тот спросил:

— Генерал, у вас столько орденов, за что вы их получили?

— В основном за Кавказ. Кроме них, есть еще и другие награды — три ранения и одна контузия.

— Насколько вы решительны в своем ультиматуме о прекращении агрессии против Сербии?

— Мы пойдем до конца. Европейцы привыкли к этой войне, они не обращают внимание на бомбежки Югославии. Уже пятьдесят лет Европа живет в мире, и им трудно понять, что значит вечный страх перед налетами авиации. Придется кое-кому напомнить, что это такое.

— Скажите, крылатые ракеты на борту вашего крейсера снабжены ядерными боеголовками?

— Конечно, стоило ли тащить на такое расстояние какой-то тротил?

— Но это же чистой воды самоубийство! На вас тут же накинется весь флот НАТО! — Бойль махнул рукой в сторону невидимого противника.

— С полчаса мы продержимся, но Европе я тоже не позавидую. Взрыв корабля, нашпигованного ядерным оружием и атомным реактором, не очень приятная перспектива. К тому же, если хотя бы треть наших ракет достигнет своих целей, то оставшихся жителей Европы придется переселять в Австралию или в Антарктиду.

Француз не успел оправиться от предыдущего откровения главковерха, как его приятно шокировало следующее действие. В каюту вошла женщина. Глянув на Сашку, Сазонтьев довольно усмехнулся. Она все-таки надела темно-синее вечернее платье, хотя перед этим устроила целую истерику, не желая менять свой привычный камуфляж на какого-то Диора. Анри, подскочив с кресла, поклонился даме, поцеловал ей ручку. Сашка, словно спустившая всю свою предыдущую жизнь на скуку высшего общества, небрежно кивнула в ответ и уселась на валик кресла Сазонтьева. Тот сразу обнял ее, с любовью глянул на курносый профиль. Выглядела товарищ прапорщик сейчас удивительно хорошенькой, хрупкой и женственной, что особенно контрастно смотрелось на фоне гиганта главковерха.