Единственная моя - Сатклифф Кэтрин. Страница 77

С ним был Либински, и он, не теряя времени даром, сразу же принялся выводить потрепанных, расстроенных и злых рабочих из состояния шока и оцепенения. Он встал перед двумя сотнями шахтеров и их семьями, лавочниками, фермерами и священниками, которые горячо молились над умершими, умирающими и ранеными.

– Я могу обещать вам, что ничего подобного не случится, если будете работать на меня, – заявил он встревоженной толпе. – Я счастлив сообщить, что в моей компании не было зарегистрировано ни одного несчастного случая за последние три года, и могу добавить, что на моих рудниках применяются самые совершенные на сегодняшний день средства, обеспечивающие безопасность труда.

Оливия наблюдала за полными решимости лицами шахтеров, слушающих откровенную агитацию Либински, направленную против компании ее мужа, и приняла решение.

Оливия спускалась в штольню, придерживаясь вагонеточных рельсов. Вот уже шесть часов наверху ничего не слышали от спасательной группы. Некоторые предполагали, что их убил газ. Другие уверяли, что их придавило осевшим пластом. А с появлением Либински начался просто ад кромешный.

Тяжело дыша от быстрой ходьбы, Оливия остановилась, чтобы перевести дыхание. На ней, кажется, не осталось ни одной сухой нитки: ноги ныли от того, что она часто спотыкалась о камни. Капающий жир от свечи, которую она несла, обжигал пальцы. Где же Майлз?

Неужели она не правильно свернула в темноте? Где ответвления штольни? Неужели она, как утверждали многие наверху, пришла слишком поздно? Закрыв глаза, Оливия остановилась, отказываясь верить, что ее мужа больше нет в живых.

Женщина оглянулась назад. Темнота и безмолвие надвигались на нее сзади, такие же мрачные и угрожающие, как и те, что простирались впереди. Снова закрыв глаза, она постаралась не поддаваться панике, грозящей овладеть ею.

Какой-то звук.

Оливия затаила дыхание. Органы чувств обострились до предела, и на какое-то мгновение ее бешено колотящееся сердце цимбалами загремело в ушах, заглушая все остальные звуки.

Держа свечу перед собой, она побежала вдоль узкоколейки, изо всех сил напрягая зрение, слух и пытаясь сохранить ясность мыслей. Вот, опять какой-то шум!

– О Господи, – прошептала она, побежав быстрее, когда звук сделался громче и она узнала мужские голоса и услышала звон лопат о камень. Наконец впереди забрезжил свет, становясь ярче по мере того, как она приближалась, до тех пор, пока тени на стенах не приняли четкие очертания и, в конце концов, не оказались настоящими людьми.

– Майлз? – Закричала она. – Ты здесь?

Майлз вырос перед ней внезапно, словно возник из-под земли, до неузнаваемости грязный и ошеломленный ее появлением.

– Какого дьявола... Оливия?

Засмеявшись от радости и облегчения, она бросилась к нему в объятия, уронив свечу на пол. Майлз крепко прижал ее к своему мокрому телу.

– Они там все говорят, что вы умерли, – пробормотала она.

– Устали, но не умерли. – Он отодвинул ее на длину вытянутых рук. Лицо его было осунувшимся, но счастливым. – Они живы. Мы пробьемся к ним с минуты на минуту.

Нахмурившись, он заглянул через плечо жены.

– Кто еще с тобой?

Она покачала головой.

– Ты пришла сюда одна? – возмущенно спросил он.

– Мне пришлось... Беда... – Оливия сглотнула и попыталась перевести дух. – Макмиллан вернулся из Ньюбиггина, и он не один... он привез с собой Либински.

К тому времени когда Оливия и Майлз выбрались на поверхность, ее легкие жгло от напряжения, а в ушах звенело молчание Майлза. Она хорошо понимала, какие мысли проносятся в его голове. Их будущее зависело от исхода этого противостояния.

Возбужденная толпа аплодировала и шумела, но затихла, как только Майлз вышел из ворот шахты и направился прямо к Либински. Какая-то женщина вскочила на ноги и закричала:

– Где мой муж, сэр? Вы нашли моего мужа? Какой-то мужчина схватил ее и оттащил в сторону, плачущую и ждущую известий о заточенных под землей шахтерах. Либински медленно повернулся, глаза его расширились при виде грязного, мокрого, окровавленного Майлза, угрожающе надвигающегося на него. За какой-то миг на лице Либински отразилось изумление, замешательство и испуг.

В следующую минуту Боб Макмиллан шагнул между Майлзом и Либински, резко остановив Майлза. Стоя лицом к лицу со своим управляющим, Майлз гневно уставился в глаза Боба и процедил сквозь зубы:

– Почему, черт возьми? Ты работал на мою семью восемь лет. Мы взяли тебя из шахты и поставили управляющим.

– Тут нет ничего личного, сэр. Вы были ко мне очень добры. Но человек должен думать о своем будущем, а мистер Либински предлагает мне долю в этом деле.

– Доля пшика – это пшик, Макмиллан. Я не намерен продавать шахту. С какой стати мне делать это, когда мы только что откопали новый пласт? У Либински не хватит денег, чтоб заплатить мне столько, сколько стоит теперь компания.

– Пока вы не вытащите людей наверх, сэр, ваша компания ничего не стоит.

Оливия подошла к Майлзу и взяла его за руку. Майлз коротко взглянул на нее, потом перевел взгляд на Либински.

– Так вот в чем дело. Ты настроил против меня людей, чтобы вынудить меня продать компанию за бесценок.

Либински пожал плечами и ухмыльнулся с преувеличенной важностью. Седые кустистые бакенбарды, низко спускающиеся на скулы, делали его похожим на паука. Он сунул большие пальцы за проймы жилета и улыбнулся.

– Ну, без гроша-то ты не останешься, – сказал он. – В конце концов, у тебя есть денежки твоей жены.

Майлз ринулся на него, но Макмиллан схватил его сзади и швырнул на землю с такой силой, что воздух с шумом вырвался из его легких. Он услышал крик Оливии, потом какая-то тяжесть навалилась ему на спину.

Придавив Майлза коленом, Макмиллан сказал:

– Думаю, мы должны дать людям решить, на кого они хотят работать. А вы как думаете, сэр?

– Ублюдок, – бросил Майлз сквозь зубы. – Если они уйдут, я найму других.

– Сомневаюсь. Это с такой-то дурной славой этих шахт? Вряд ли кто согласится работать здесь, по крайней мере, пока мистер Либински не возьмет дело в свои руки и не обеспечит нашу безопасность.