Орел девятого легиона - Сатклифф Розмэри. Страница 6

Он ждал, затаив дыхание. Внезапно внизу раздалось уханье охотящейся совы, а спустя минуту – какой-то невнятный звук, намек на движение, но он мгновенно пропал, и Марк даже не понял, почудилось ему все это или нет. Он ощутил, как дежурный центурион, стоявший рядом, напрягся. Минуты ползли, тишина ощутимо давила на барабанные перепонки. И вот опять послышались какие-то звуки, и вдруг внизу на фоне черноты возникли неясные тени.

Марк буквально услышал, как лопнула тетива напряжения. Часовой тихонько выругался, центурион расхохотался.

– Кто-то завтра поищет свою скотину.

Отбившиеся от стада коровы… Только и всего. И тем не менее облегчения Марк не испытал. Быть может, виноваты были свежие перья цапли на старом копье? С той минуты, как он их увидел, в глубине сознания жило предчувствие опасности. Он резко отодвинулся от парапета и быстро сказал центуриону:

– Все равно, выпущенный скот может послужить отличной уловкой, если хочешь что-то скрыть. Центурион, я командую когортой впервые, это послужит мне извинением, если я сваляю дурака. Но я иду одеться как следует. Как можно незаметнее выведи когорту и приготовь ее к бою.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал к себе в дом.

Он скоро вернулся, одетый по форме сверху донизу, от гребенчатого шлема до сандалий, подбитых гвоздями. На ходу он обвязывал поверх нагрудника темно-красный шарф. Из слабо освещенных дверей казармы, толкаясь, выбегали солдаты, на бегу они пристегивали мечи и затягивали под подбородком ремешки шлемов. Их тут же поглощала темнота.

«Неужели я веду себя как последний болван? – размышлял Марк. – Неужели я сделаюсь посмешищем гарнизона и надолго останусь в его памяти как человек, который на два дня удвоил караул из-за пучка перьев и поднял по тревоге когорту против стада коров?»

Однако терзаться по этому поводу было уже поздно. На валу выстроились солдаты, внизу перед ним толпился резерв. Центурион Друзилл ждал, и Марк тихим голосом проговорил, чувствуя себя отвратительно:

– Наверно, я сошел с ума, центурион, я навсегда погубил свое доброе имя.

– Лучше стать посмешищем, чем потерять крепость, боясь, что над тобой посмеются, – возразил помощник. – На границе рисковать не приходится, к тому же вчера народился молодой месяц.

Марку не надо было спрашивать, что это значит. Воля богов проявлялась во время новолуния – во время сева или жатвы, во время летнего и зимнего солнцестояния. И если уж ждать нападения, то новолуние – самый подходящий момент. Священная война… Хиларион, тот все хорошо про это знал. Марк повернулся, готовый отдать команду. Ожидание затягивалось, во рту противно пересохло.

Атака началась внезапно, бесшумно взметнувшиеся темные фигуры со всех сторон хлынули на земляной вал. И будь начеку только часовые, варвары ворвались бы в крепость, невзирая на ров, так стремителен был их натиск. Они швыряли в ров себе под ноги охапки валежника, в руках они держали шесты, помогавшие им взбираться на вал. Темнота скрадывала детали, видны были лишь призрачные фигуры, как волны перекатывавшиеся через укрепления. Эта беззвучность на несколько мгновений придала атаке что-то жуткое, но когда легионеры, как один, встретили грудью атакующих, тишина раскололась, не от крика, а от глухого гула, прокатившегося вдоль всего вала, – то был шум яростной, но безмолвной схватки. Так продолжалось с минуту, а затем во мраке раздался хриплый, резкий звук боевого рожка бриттов. С вала откликнулась римская труба, и с новой силой хлынули на приступ темные тени. И начался ад. Тишина кончилась, теперь сражающиеся вопили во всю глотку. Над воротами лагеря вверх в ночную тьму взметнулось пламя, но было мгновенно потушено. Каждая пядь вала превратилась в поле сражения, варвары с ревом перекатывались через бруствер, и там их встречали не знающие пощады защитники крепости.

Сколько все это продолжалось, Марк не знал, но когда атака прекратилась, над крепостью уже занимался туманный серый рассвет. Марк и его помощник взглянули друг на друга, и Марк произнес одними губами:

– Сколько мы можем продержаться?

– Если повезет, то несколько дней, – пробормотал Друзилл, делая вид, что поправляет ремень своего щита.

– Подкрепление из Дурина могло бы дойти до нас за два-три дня, – сказал Марк. – Но на наш сигнал не было ответа.

– Ничего удивительного, командир. Первым делом противник уничтожает ближайший сигнальный пост. Да и никакой факел не прошибет такую мглу.

– Дай-то, Митра, чтобы хоть немного прояснилось, – тогда, может, дым подымется.

Но когда минуту спустя они разошлись в разные стороны, на их лицах никто не заметил бы тревоги. Старый служака, звеня подошвами, зашагал по растоптанной замусоренной тропе вдоль вала, а Марк прыжками сбежал по ступеням вниз, где сгрудились солдаты. На него весело было глядеть: сзади развевался алый плащ, Марк смеялся и, показывая легионерам большие пальцы вверх, кричал: «Молодцы, ребята! До следующего раза мы еще успеем позавтракать!»

В ответ вверх поднялись большие пальцы, люди заулыбались; тут и там раздались веселые голоса вслед ему, пока он вместе с центурионом Павлом удалялся в сторону претория.

Неизвестно было, долго ли продлится передышка, но они, по крайней мере, получили возможность отнести раненых в укрытие и раздать солдатам черствый хлеб и изюм. Самому Марку было не до завтрака – столько надо было сделать, о стольком позаботиться, в частности, подумать о той половине центурии под командованием центуриона Гальбы, которая сейчас находилась в дозоре и должна была вернуться к полудню.

Конечно, варвары с ними могли уже расправиться, и тогда в помощи они не нуждаются. Но если они живы, то по возвращении непременно попадут в западню и их перебьют на глазах у гарнизона.

Марк дал приказ установить горящий сигнальный факел на вышке: завидев его, дозор хотя бы поймет, что что-то не в порядке. Он приказал также высматривать, не покажутся ли дозорные, и, вызвав к себе командира кавалерии Лутория, объяснил ему обстановку:

– Если наш дозор доберется до крепости, мы сделаем вылазку и поможем им прорваться внутрь. Держи эскадрон наготове. Это все.

– Слушаю, командир, – отозвался Луторий. От его дурного настроения не осталось и следа, он почти весело отправился выполнять приказ.

Больше Марк ничего не мог сделать для дозора, подвергающегося опасности, тем более что множество мелочей требовало его внимания.

Утро уже наступило, когда разразилась следующая атака. Резко прозвучал рожок, и не успел замереть пронзительный звук, как варвары выскочили из укрытия, вопя, как духи Тартара [11], и бросились вверх по склону, покрытому папоротником. На этот раз они устремились к воротам. Они тащили стволы деревьев, готовясь использовать их как тараны, головни у них в руках золотили падавшую морось и бросали отблеск на лезвия мечей и острия копий с пучками перьев. Они надвигались ближе и ближе, не обращая внимания на стрелы римлян, от которых редели их ряды. Марк, стоявший в башне рядом с Преторианскими воротами, заметил впереди бегущих кривляющуюся фигуру безумного вида, в длинных одеждах, что выделяло ее из полуобнаженной толпы следовавших сзади воинов. Искры разлетались от головни, которой размахивал безумец, и в этом освещении рога полумесяца у него на лбу словно светились собственным мерцающим светом. Спокойным тоном Марк приказал лучнику:

– Подстрели-ка мне этого помешанного.

Солдат заложил стрелу в лук, натянул тетиву и отпустил ее одним быстрым движением. Стрелки Галльской вспомогательной когорты не уступали лучникам бриттов. Однако стрела пронзила лишь торчащие дыбом волосы бесноватого. Повторять выстрел уже не было времени. Нападавшие с грохотом осаждали ворота; людской поток тек прямо по трупам во рву; людьми овладело то неистовство отваги, когда потери уже неважны. Римские лучники, стоявшие на привратных башнях, без устали посылали стрелы в гущу толпы. Едкий запах дыма и гари несло на крепость от правых ворот, которые варвары попытались поджечь. Внутри крепости к валу и обратно шло беспрерывное движение: туда – свежие солдаты и запасы метательных копий и стрел, обратно – раненые. Убитых не уносили, их спихивали с тропы, идущей по валу, будь это даже лучший друг, чтобы живые не спотыкались о них; трупы оставляли до более подходящих времен.