Когда теща зажигает… - Седлова Валентина. Страница 42

Только вновь оказавшись в спальне, я наконец-то звучно выдохнула. Ну, со шляпкой все понятно. Задвину ее под кровать, и вся недолга. А вот платье… Может быть, еще раз воспользоваться Машкиным советом и повесить его на гардину? А что, тоже неплохой вариант! Она у меня вроде как прочная, к стене намертво прикручена, да и рассчитана как раз на тяжелые шторы. Так что и платье вполне должна выдержать. Залезаем на стол, тянемся, цепляем вешалку за гардину. Есть! Теперь маскируем все занавесками. Хорошо, хоть в этой комнате они не прозрачные, как в гостиной, а то бы мой тайник мигом таковым быть перестал.

Интересно, а если маменька и впрямь замыслит найти и изничтожить мое платье, сюда она заглянуть догадается или нет? Я так точно сюда не полезла бы. Ну самое дурацкое место для свадебного платья, если подумать! Значит, можно спать спокойно. Тем более что утром мне, кажется, опять грозит ранний подъем…

Ну вот, накаркала! Опять маменька немилосердно трясет меня за плечи и требует сию же минуту открыть глаза. А сколько время-то? Ну это уже чересчур! Блин, семь утра! Какого ляда нужно от меня матушке в такую рань? Между прочим, у меня последний холостой день пошел, можно было бы принять во внимание данный фактор! Ах, ну да: маменьке об этом покуда лучше не знать… Забыла, каюсь, каюсь.

— Лайза, подъем, завтрак ждет тебя!

— Обойдусь и без завтрака. Особенно если это опять твой коронный омлет. Если ты не заметила, я хочу спать. И мне сегодня не надо идти на работу, поскольку я все еще в отпуске. А раз так — будь добра, закрой дверь с той стороны и дай мне наконец-то выспаться! Я и так всю неделю хожу как очумелая только из-за того, что тебе приспичило разыгрывать из себя заботливую мать семейства!

Маменька поджала губы. Да, признаю, моя тирада была излишне резка, но черт побери! Я безумно хочу спать, и разве это преступление?

— Не хочешь завтракать — твое дело, — наконец произнесла она, — Но я думала, ты посидишь со мной, а потом проводишь на конгресс. Он сегодня работает последний день, в половине второго торжественное закрытие.

— Для проводов на конгресс у тебя есть отец! Тем более, как я понимаю, он тоже туда собирается.

— Мы с ним поссорились, — излишне ровно сообщила маменька. — Думаю, на следующей неделе мы начнем бракоразводный процесс.

— Мамуль, это у вас в Штатах процессы, а у нас просто разводят. Несовершеннолетних детей у вас не осталось, имущества для раздела тоже особого нет, так что заявление на стол и свободны! Даже в суд тащиться не надо.

— Ты так просто об этом говоришь! — изумилась матушка. — А я-то боялась, что для тебя это станет ударом!

— Ударом для меня стало то, что вы вчера переколотили все суповые тарелки. А ваш развод, прости, факт уже свершившийся. Я буду только рада, если вы наконец-то перестанете трепать нервы и себе, и мне.

— Ну, раз так — спи дальше! — с язвительными нотками произнесла маменька и встала с кровати. — Тебе, кажется, вообще все по барабану! Впрочем, у нынешнего поколения это модно. Так что можешь гордиться собой, дочка! В конкурсе цинизма и пофигизма ты взяла бы Гран-при!

— Слушай, от меня-то ты чего ждешь? — устало поинтересовалась я у матери. — Сочувствия? Прости, закончилось аккурат тогда, когда ты попросила Анджея разыграть перед Лешкой спектакль. Поддержки? Излишне, твоего самомнения хватит даже на то, чтобы потопить линкор. Так чего же?

Да лучше бы я промолчала. Маменька словно только ждала этого вопроса. Резко развернувшись, она в упор просверлила меня холодным, колючим взглядом:

— Иногда мне кажется, что в роддоме мне принесли чужого ребенка. Ты настолько эгоистична и глупа, что мне порой стыдно за то, что ты моя дочь! Ты не понимаешь очевидных вещей! Ты не ценишь добра, которое тебе делают! Ты не видишь дальше своего носа!..

— Да что вам всем мой нос дался! — не выдержала я. — Вчера Версальски недвусмысленно намекал мне на то, что он у меня слишком длинный, сегодня еще ты за него взялась. И вообще, разве ты не знаешь, что разговаривать с человеком, который смертельно хочет спать, совершенно бессмысленное и, более того, жестокое занятие! У меня глаза закрываются, а ты от меня каких-то умных реплик ожидаешь!

— Да спи ты на здоровье хоть до вечера! — рявкнула матушка и вышла из комнаты.

Ну вот, день еще как следует не начался, а первый скандал на счету уже есть. И сон как рукой сняло. Тьфу, пакость. И на душе осадок премерзостный. Вот странно: ведь я права, с какой стороны на проблему ни посмотри. А все равно ужасно неприятно, что приходится против матери идти. Видимо, где-то глубоко в генах заложено: «мать надо слушаться, матери перечить нельзя». А что поделать, если на кону стоит собственное будущее?

М-да, права была Машка. Если маменьке вожжа под причинное место попадет, она мне в два счета настроение испортит. Да что там говорить — уже испортила! Не знаю, правда, насколько девичник поможет мне развеяться, есть у меня огромные сомнения на этот счет. Ох, и почему у меня все так по-идиотски получается? У других людей свадьба как свадьба, а мне тут в шпионов играть приходится, левые разговоры записывать. Впору «Тартюфа» Мольера вспомнить: «О Боже, это ль не несчастье — тайком с невестой собственной встречаться!» Правда, эта фраза скорее к Лехе относится, а у меня с точностью до наоборот: с женихом украдкой вижусь. И все почему? Потому что маменьке вздумалось лично подобрать мне мужа! Ну полный бред!

Перевернувшись на другой бок, я предприняла еще одну безнадежную попытку уснуть. Увы, глаза послушно закрывались, но сон ко мне не шел, хоть убей. Зато в голову лезли мысли, одна другой печальнее, так что минут через пять я уже ревела в подушку над своей горькой судьбой.

— Эй, котенок, ты чего? — склонился надо мной отец.

— Все плохо! — звучно шмыгнула я носом. — Мать мне свадьбу сорвет и не поморщится! Она меня не любит!

— Тише, тише! Свадьбу испортить мы ей не позволим, уж поверь на слово своему папке. А насчет того, что не любит… ты ошибаешься. Любит, но по-своему. И добра тебе желает…

— Ага! И гадости при этом говорить не забывает! И Лешку прогнала!

— Успокойся! Завтра вы с Лешкой поженитесь и будете жить долго и счастливо. А мы с матерью уедем, и больше она вас доставать не будет, обещаю.

— У вас с ней полный трындец? — поинтересовалась я, высовывая голову из-под одеяла.

— По ходу пьесы да. Только ты еще и из-за этого не расстраивайся! Просто прими как данность: у любой истории есть финал, и не всегда радостный. Вот и наша с матерью история подошла к концу, только и всего.

— Жалко! — неожиданно для себя выпалила я. — Вы же такой парой были! Вам все вокруг завидовали!

— Ну, мало ли, кто кому завидует, — пожал плечами отец. — Это еще не повод склеивать вдребезги разбитую чашку. Все равно ведь течь будет…

— Кстати, раз уж ты о посуде упомянул. Вы вчера друг друга не поранили, случаем? А то гремели вы знатно, меня едва кондрашка не обняла.

— Да нет. Мать все больше об пол ее била. Один раз только по стене засветила, ну я успел от осколков увернуться. Ты не переживай, я тебе новый набор куплю!

— Ты что, думаешь, я из-за каких-то там тарелок волнуюсь? Ничего подобного! Просто… просто как-то неправильно все получается. Ну не должно так быть в нормальной семье, честное слово!

— Потерпи, уже недолго осталось.

— Знаешь, папуль, я сейчас так зла, что готова собственными руками всю душу из Версальски вытрясти! Это все из-за него произошло: и ваша с матерью размолвка, и мои с Лешкой недоразумения! Все из-за этого сморчка. Честное слово, если он в нашей квартире еще хоть разок появится, я его с лестницы вверх тормашками спущу. Он, как раковая опухоль, прижился и начал вокруг себя черноту плодить. Мало того что к матери присосался, так еще и ваш брак разрушил, и мой заодно едва под откос не отправил.

— Какая разница, кто виноват? Сейчас это уже не имеет ровным счетом никакого значения, — вздохнул отец. — У меня с ним свои счеты, но марать руки об это ничтожество я не намерен.