Преступление не будет раскрыто - Семенов Анатолий Семенович. Страница 48

— Да, эта книга в моём вкусе. Я люблю такие вещи.

— Всё-таки есть на свете настоящая, возвышенная любовь.

— Безусловно, есть.

— Я вам завидую. Вы испытали её.

— А если я скажу, что все это сочинил. Ничего этого не было.

— Нет, это всё было, — уверенно сказала она и отдала книгу Василию Ивановичу. — Знаю по себе. Меня любил один человек. Любил также сильно, как когда-то любили вы.

— Кто же это? Случайно, не муж?

— Нет, не муж, — сказала Марина. Она изменилась в лице и прибавила: — Пожалуйста, Василий Иванович, поедемте скорее домой.

Промтов посмотрел на часы.

— Такси ждать ещё тридцать минут, — сказал он.

— А нельзя ли уехать не дожидаясь такси? — спросила Марина.

— Можно выйти на шоссе. Там часто ходят автобусы.

«Действительно, стоит ли ждать? — подумал Василий Иванович. — Делать тут нечего, а перед шофёром совесть чиста. За рейс заплачено вперёд».

— Пошли на шоссе, — решительно сказал он. — Автобусная остановка тут рядом.

Шли молча. Василий Иванович ломал берёзовые ветки с жёлтыми листьями и сделал букет. Марина хмурилась, была чем-то озабочена.

На остановке никого не было. Они молча сели на лавочку. Тут вдруг Марина улыбнулась.

— А знаете, Василий Иванович, я открою вам одну тайну.

Он повернулся к ней.

— Я всю неделю думала о вас.

Василий Иванович смутился и упёрся щекой себе в кулак.

— Я чувствовала, что мы встретимся с вами вот так, как сегодня.

— Не знал я этого, — сказал Василий Иванович с улыбкой и шутливым тоном продолжал: — А то бы воспользовался.

Марина засмеялась.

— Среди нашего брата, лётчиков, есть отчаянные головы, — прибавил он.

— Я ведь вижу, кому можно верить, кому — нет. Он пристально посмотрел на неё и спросил:

— Почему вы думали обо мне?

— А просто так. Мечтала, — сказала она, глядя куда-то в пространство. — Вы мне нравитесь. (Она смотрела на него. Он, улыбаясь, качал головой). Вы всегда в хорошем настроении. А я вот мучаюсь.

— Не всегда я такой, — ответил Промтов. — Иногда тоже бываю в плохом настроении. Между прочим, Мариночка, вы слишком много думаете, и поэтому печальны. Вас надо чем-то хорошенько встряхнуть. Но чем?

— Кнутом, — сказала Марина.

Василий Иванович рассмеялся. Тут вдруг показался автобус, и они поднялись с лавки.

В автобусе Василий Иванович вырвал листок из записной книжки, записал свой служебный телефон и отдал ей на всякий случай. Она вышла из автобуса раньше его.

В душе Марины появилась искра надежды. Она бросила бы теперь Вадима, но ребёнок под сердцем уже давал о себе знать. Она много раз собиралась позвонить Василию Ивановичу и спросить у него совета и помощи, но вдруг чего-то боялась и в конечном счёте не делала ничего.

XV

Олег ещё в самолёте, когда вылетел из Кабула, размышлял о том, чем заняться до вступительных экзаменов. Просто так кантоваться не в его натуре. Не привык и не любил бить баклуши. А впереди почти целый год. Надо провести это время со смыслом. Неплохо бы подзаработать деньжат, прибарахлиться, чтобы выглядеть не хуже людей. И когда приземлился на советской земле, решение было принято. Он пошёл в ближайшее бюро по трудоустройству и спросил куда вербуют людей. Девушка из бюро только глянула на него и сразу прониклась симпатией.

— Если хотите подзаработать, — сказала она. — Езжайте в Петропавловск-Камчатский. На рыбные промыслы. Вы такой на вид сильный, здоровый. Вам это подойдёт.

Олег даже не предполагал, что вербуясь по оргнабору, можно найти денежную работу по душе — ведь он заядлый рыбак.

— Оформляйте, — сказал он, не раздумывая. Рыбачил в Охотском море и в Тихом океане до вступительных экзаменов. Документы в политехнический институт послал заранее. Был огорчён, что потерял армейскую характеристику. Куда-то сунул, а потом не мог найти. Пришлось просить новую характеристику с рыбных промыслов. Тоже была хорошая. Прилетел в Иркутск и заволновался. Но не предстоящие экзамены его волновали. Здесь где-то близко Марина. И при мысли о ней, о том, что она ходит совсем рядом по этой земле, сердце зашлось. Горячая кровь ревнивца опять забурлила. Поехал в институт. Когда переступил порог института, нервозная атмосфера, создаваемая абитуриентами, немного охладила любовный ныл. Ему тоже вдруг сильно захотелось поступить в институт.

Вступительные экзамены оказались трудными. Конкурс был большой. Олег чувствовал себя не очень уверенно и сутками, до полного изнеможения, занимался. Сочинение написал хорошо, физику сдал тоже на четвёрку, по математике тройка. Не блестяще, но надеяться можно было. Большинство претендентов отсеялось во время экзаменов, а у многих отметки были хуже.

Наступило время собеседования. Один парень, набравший столько же баллов, сколько Осинцев, был зачислен. Осинцев с замирающим сердцем ждал решения своей судьбы.

… В деканат вызывали по два человека. Осинцев вошёл с одним абитуриентом, у которого отметки были хуже. Ему сказали, что он не прошёл по конкурсу, но предложили пересдать один экзамен и поступить на вечернее отделение. Осинцеву сказали, что он тоже не прошёл по конкурсу, что может забрать документы и ничего не предложили. Он стоял перед комиссией, хотел что-то сказать, возразить, но тут вошли следующие двое и его попросили выйти. Он вышел, опомнился, снова вошёл и сказал:

— Это несправедливо. Объясните мне…

Осинцеву сказали, что объяснят потом, когда кончится собеседование. Он не стал ждать и пошёл к ректору. Ректор был сильно занят, но сказал, что выяснит этот вопрос в конце дня.

Долгим показался день. Экзамены выжали из него все соки, а этот день, казалось, довершал работу на истощение. К вечеру Осинцева было не узнать.

Когда вошёл к ректору, у него было много народу. Была там и женщина, председатель комиссии, объявившая Осинцеву решение.

— Татьяна Васильевна, — обратился к ней ректор, — объясните, пожалуйста, товарищу причину, по которой ему отказано в поступлении в институт.

— Он не добрал один балл до проходного, — сказала Татьяна Васильевна. — Обидно, конечно. Но ничего не поделаешь. — Она повернулась к Олегу и, пытаясь хоть как-то его утешить, ласковым голосом проворковала: — Вы мне очень симпатичны, молодой человек. Но существует закон, порядок. Единый для всех. Мы не можем его нарушить. Подготовьтесь получше и на следующий год — милости просим снова к нам.

— Вы не прошли по конкурсу, — сказал ректор просто и ясно. Времени у него было в обрез. Он не мог разводить дипломатию с каждым абитуриентом и теперь, положив руки на стол, хлопнул ладонями по стеклу и добавил чётко и громко, как отрубил: — Вам понятно?

Олег не знал что ответить, чем возразить. Но он очень хотел поступить в институт и сделал ряд заявлений, не свойственных его натуре.

— Я имею право быть зачисленным вне конкурса, — сказал он.

Все присутствующие в кабинете удивлённо уставились на него.

— Интересное заявление, — сказал ректор. — На чём оно основано?

— Я служил в Афганистане.

— Серьёзно? — Ректор оживился: — Участвовал в боях?

— В боях не участвовал, но душманов видел так же близко как вас.

— Пленных? — спросил ректор, ехидно улыбаясь.

— Да, пленных, — вызывающе ответил Олег. — Я их выстраивал в одну колонну по четыре.

— Интересно.

— Очень интересно. До того интересно, что потом они снились мне целый месяц каждую ночь.

— Да он же блефует! — Татьяна Васильевна сменила голубиное воркование на ястребиный клёкот: — У него даже нет армейской характеристики. Представил какую-то бумажку с рыболовных промыслов.

— Не какую-то бумажку, — повысил голос Олег, — а настоящую характеристику. И армейская характеристика была у меня. Я потерял её, мотаясь целый год по рыболовным базам и сейнерам, чтобы накормить вас дальневосточной камбалой.

— Блефует, — махнула рукой Татьяна Васильевна.

— Вот что, молодой человек, — сказал ректор со скрытой улыбкой. — Спасибо за информацию о душманах, вид которых настолько впечатляющий, что они потом снятся по ночам; спасибо за дальневосточную камбалу, но выбросьте из головы этот фокус с Афганистаном. Такие фокусы у нас не проходят. Людям, подтверждающим документами свою причастность к афганским событиям, мы даём зелёную улицу. Но у вас нет документов, которые подтвердили бы ваши слова.