Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович. Страница 89

— Сядь на стул, — сказал начальник охраны. — И не двигайся, пока я не вернусь. А ты, — он посмотрел на телохранителя, — посиди с ним. Проверил его?

— Чистый, — ответил телохранитель.

— А на бритву глядел?

— Нет.

Начальник охраны попросил Роумэна снять пиджак, вывернул карманы — нет ли бритвы, посмотрел карманы брюк, подошвы туфель, воротник рубашки, только после этого вышел из комнаты, подтянув галстук, — Синатра требует постоянной опрятности: «Учитесь быть европейцами, терпеть не могу свинопасов из ковбойских фильмов»…

— Пол, как я рад видеть вас! — Синатра пошел навстречу Роумэну, протягивая ему крепкую руку. — Какими судьбами?! Надолго?

— Зависит от вас.

— В таком случае вы пробудете здесь три года, семь месяцев и девять дней, сорок пять минут и две секунды. Садитесь, что будете пить?

— Виски. Много виски.

— В таком настроении, как у вас, пьют безо льда, не так ли?

— Что значит великий артист! Все понимает по интонации. К черту слова, да здравствуют интонации!

— Интонация вне слова невозможна, — заметил Синатра с неожиданной жесткостью, наливая Роумэну виски. — Фисташки? Миндаль?

— Ничего не надо.

— Значит, соленый миндаль. Меня с души воротит, когда я вижу, как пьют, не закусывая. Вино — куда еще ни шло, но виски?! Гадость, вонючая гадость! Ну, рассказывайте, что произошло, где лежат триста миллионов и как мы их с вами получим…

— Вам известна структура гитлеровского рейха, Фрэнк?

— Совершенно неизвестна.

— Хорошо, а что такое гестапо? Про это слыхали?

— Не издевайтесь над бедным артистом, Пол, бог вас за это покарает. Гестапо — это их тайная полиция, они ходили в черном, про это знает любой мальчишка.

— Далеко не любой. А скоро вообще все забудут.

— Это вы по поводу процесса в Голливуде? Да, конечно, слишком круто, мне не нравится, когда так давят художников, но все же красные распоясались, не будете же вы это отрицать. Пол?

— В чем?

— Да во всем! Они лезут всюду, куда только можно!

— Где? В Турции? Франции? Бразилии? Ладно, бог с ними, они меня интересуют меньше всего. Меня интересую я. И нацисты. С этим я к вам пришел.

— Кстати, по поводу вашего сценария с Джо Гриссаром… Кто вам рассказал, что Лаки Луччиано во время войны был заброшен на Сицилию?

— Я готовил ему легенду, если бы он нарвался на немцев, Фрэнк. Но я умею хранить тайны, я знаю, что вы дружны с Лаки.

— Причем здесь Лаки и я? — Синатра пожал плечами. — Он сам по себе, я сам по себе.

— Фрэнк, я пришел говорить в открытую, и меня очень устраивает, что вы дружите как с Зигелем, так и с Лаки. Мне нужна ваша помощь… Скажем, их помощь.

— Сначала давайте ваши триста миллионов, а потом станем обсуждать, чем вам можно помочь. Последовательность и еще раз последовательность…

— Когда я работал в ОСС…

Синатра мягко перебил:

— Предысторию я знаю, Пол.

— А то, что случилось в Мадриде?

— Нет.

— Там похитили мою жену… В похищении участвовал мистер Гуарази… Или Пепе… Как это ни странно, мистер Гуарази подписал контракт с немцами… С теми, кто работал на Гитлера… Меня это очень удивило, Фрэнк, люди мистера Луччиано неплохо дрались с нацистами… Да… А потом, когда я нашел нацистскую цепь, которая реанимирует партию Гитлера в Голливуде, похитили мальчиков Грегори Спарка, вы его, возможно, встречали, он был резидентом ОСС в Португалии. И меня понудили прекратить мое дело, — я не мог ставить на карту жизнь детей друга… Мистер Гуарази — еще в Мадриде — заметил, что его контракт стоил сто тысяч баков… Сейчас мне представилась возможность получить значительную часть нацистского золота, это действительно сотни миллионов… Я готов отдать его мистеру Гуарази, его боссам, кому угодно, только пусть мне позволят доделать мое дело…

— Пол, про мафию много чего говорят, возводят дикие обвинения, часть из них, видимо, справедлива, мы страдаем от организованной преступности, но порою нападки носят расистский характер, не находите? Я не очень верю, что люди мафии мешали вам покарать гитлеровских бандитов.

— Моего честного слова недостаточно?

— Вы мне симпатичны, право… Но одного честного слова недостаточно… Мне нужны факты… Взвешенные предложения… Имена…

— А мне нужна гарантия, что взвешенные предложения, имена и факты не будут обернуты против меня.

— Моего честного слова недостаточно?

— У меня нет иного выхода, Фрэнк… Достаточно… Только хочу предупредить, что мистер Гуарази, этот самый Пепе, скорее всего связан с нашей секретной службой… Он осуществляет — так мне кажется — оперативный контакт между Центральной разведывательной группой и немецкими генералами, которых спасли от Нюрнбергского процесса.

— Этого не может быть, Пол. Я не верю в то, что американская секретная служба поддерживает генералов Гитлера.

— Хотите посмотреть кое-какие материалы?

— Хочу.

Роумэн достал из кармана аккуратно сложенные странички и протянул их Синатре. Тот положил бумагу на краешек стола — антиквариат, начало прошлого века, сплошная гнутость.

— Нет, Фрэнк, пожалуйста, поглядите это при мне, — попросил Роумэн.

— Не можете оставить до завтра?

— Не могу. Я не убежден, что завтра буду жив.

— Как у вас с нервами?

— Другой бы на моем месте запсиховал, а я верчусь, думаю, как построить комбинацию… Если вы прочитаете этот огрызок материалов, — подлинники документов, диктофонные ленты, расписки и собственноручные показания нацистов лежат в сейфе банка — я внесу предложение. Абсолютно взвешенное. С именем.

Синатра читал очень цепко, никакой актерской легкости, глаза вбирали текст, какие-то места он просматривал дважды; ему не больше тридцати, подумал Роумэн, певец в зените славы, но какая дисциплина, цепкость, въедливость; я правильно сделал, что пришел к нему. Даже если его друзья решат вывести меня в расход, я гарантирован каким-то люфтом во времени. Неловко гробить меня при выходе из его отеля. Пару месяцев они мне теперь дадут.

— Страшный документ, — заметил Синатра, возвращая Роумэну аккуратно сколотые листочки рисовой, прозрачной бумаги. — Вы один проводили эту работу?

— Нет, не под силу.

— Почему вы не заставили Гриссара сесть за фильм? Это, — он ткнул пальцем в то место стола, где только что лежали документы, — может послужить основой боевика, какого Голливуд еще не знал.

— Комиссия по расследованию требует создания антибольшевистских фильмов, мой сейчас не пройдет.

— Как сказать, — задумчиво заметил Синатра. — Думаю, можно найти людей, которые профинансируют предприятие… Дайте мне подумать. Пол… Повторяю, я не считаю такое дело безнадежным…

— Спасибо. Сделав такое кино, мы бы очень помогли Америке… Все же мы кое-что сделали, чтобы сломить нацистам шею… Так вот, Фрэнк, я иду по следу начальника гестапо, группенфюрера СС Мюллера… Его люди перевели в швейцарские и аргентинские банки сотни миллионов долларов…

— Аргентина не отдаст его золота.

— Отдаст Швейцария.

— Допустим. Но при чем здесь я?

— Чтобы я смог выйти на Мюллера, мне нужна лишь одна гарантия: моей жене, семье Спарка, ну и желательно мне не должны угрожать со спины… Синдикат должен дать фору. Мне нужен только Мюллер, это улика, от которой не отвертеться… Деньги меня не интересуют… Я отдам его деньги людям синдиката. Если вы поможете мне увидаться с мистером Гуарази и его руководителями, я буду считать вас настоящим солдатом, Фрэнк.

— Вы и вправду считаете меня связанным с мафией, Пол?

— Я читал в газете, что вы летали на Кубу для встречи с Лаки Луччиано, лишенным гражданства США.

— Верите писакам?

— Но это же самая правдивая пресса… Как ей не поверить?

— Зря. Верьте себе, не ошибетесь. Знаете, сколько у меня врагов? Знаете, как действуют нынешние сальери? Их оружие осталось прежним — клевета, но они научились ею пользоваться с индустриальным размахом.