Мечом раздвину рубежи - Серба Андрей Иванович. Страница 52

— В моих родных краях нет горных троп и ущелий, поэтому я с удововствием посмотрю, что это такое. Особенно близ упомянутой тобой седловидной горы. Но лишь после того, как мы надежно обложим ее со всех сторон, а наши высадившиеся с ладей воины заставят хранителей сокровищ воспользоваться подземным ходом. Сколько воинов потребуется, дабы перарыть все отходы, а также при необходимости выдержать бой с береговыми разбойниками?

— Четырех-пягги сотен вполне хватит.

— Столько же надобно и для нападения на селение с моря. Значит, полутора тысяч дружинников достаточно, даже учитывая возмошую встречу со всем воинством Ичкера. Но, может быть, сегодня Ичкер отказался от тайника в селении, а укрывает сокровища в горах?

— В горах полно лишних глаз. Ведь селения нафтодобытчиков лепятся ближе к морю, стоят рядом с берегом, к которому пристают покупатели нафты. А чуть дальше в горах уже живут местные племена, которым известен в горах каждый камень, ручей, пещера, ущелье. К тому же в прибрежных горах укрывается множество всякого сброда и преступников, желающих быть подальше от владык Ширвана и Аррана, на землях которых их ждет тюрьма или топор палача, и мечтающих убраться отсюда подальше на первом появившемся корабле.

Конечно, схоронить клад где-либо в горах раз и навсегда можно, но ведь он предназначен вовсе не для того, чтобы покоиться в земле либо среди камней. Это общая добыча всех пиратов, самая ценная ее часть — драгоценные камни и золото, из-за которых среди разбойников и их главарей часто возникают споры и даже кровавые стычки. Под началом Ич-кера больше десяти шаек, так что клад пополняется почти каждый день. К тому же выдается доля тем, кто пожелал расстаться с разбойным ремеслом либо уходит от Ичкера к другому главарю, а также покончившим с прежним промыслом из-за болезней или увечий. Подобных случаев тоже немало. Вот и получается, что к тайнику, будь он укрыт в горах, пришлось бы наведываться слишком часто, а это значит, что рано или поздно он оказался бы обнаружен. Нет, воевода, в тайнике-колодце среди своих и под надежным приглядом держать клад куда безопасней, — уверенно заявил Сарыч. — Теперь о тех воинах, которым предстоит окружать гору. Им следует пристать к берегу самое меньшее на двое-трое суток раньше, нежели их товарищи появятся у Нефата. Пристать надобно подальше от селений, дабы выйти к горе кружным путем. Идти придется медленно, осторожно, минуя тропы и обходя селения горцев, дабы весть о нашем отряде не достигла разбойников Ичкера раньше нас самих.

— Наша полутысяча отправится к Нефату сегодня в полночь, остальные ладьи покинут великого князя через трое суток. Как действовать сообща обоим нашим отрядам, обговорим с моими сотниками в дружине, — сказал Бразд и повернулся к Игорю: — Великий князь, коли тебе нам больше нечего сказать, дозволь возвратиться к воинам.

— Возвращайся. В набег на Нефат можешь взять дружинников столько, сколько сочтешь нужным. Но учти, что после разгрома разбойников Ичкера сотник Микула с Сарычем на пяти ладьях отправятся на новое задание. Тебе же надлежит плыть ко мне на острова…

Очевидно, Сарыч не вызвал у Бразда подозрений, и тот доверил ему судьбу набега своей дружины на берега Нефата. Но древлянский воевода и здесь остался сам собой — с казаком он отправился сам, то ли не до конца доверяя ему, толи предпочитая осуществить самую ответственную часть плана самолично. Для Игоря это было не столь важно, самое главное — чем увенчается набег на Нефат и как проявит себя при этом Сарыч. Путь до Нефата не столь далек, захват сокровищ не потребует много времени, и великий князь через несколько суток будет знать о Сарыче куда больше сегодняшнего…

Воевода Бразд возвратился к Игорю вечером третьего дня после прибытия русичей на острова близ нефатского побережья. Вначале о появлении в море древлянских ладей великому князю сообщили дозорные, затем просьбу Бразда о встрече с Игорем передал сотник великокняжеской стражи. По тому, что Бразд не пожелал явиться к нему сразу же, а предпочел встретиться поздно вечером, Игорь догадался, что воевода возвратился с добычей. Причем с богатейшей, ибо счел излишним показывать ее пронырливому и вездесущему хазарскому купцу Хозрою, приставленному каганом к русскому войску для подсчета захваченной добычи, чтобы не оказаться обделенным при ее дележе.

Хитер и дальновиден древлянский воевода, являя великому князю прежде всего свою заботу о его благе, а не о собственной славе! А ведь тот же Асмус обязательно препроводил бы привезенную добычу в шатер Игоря со всей возможной торжественностью и на виду всех дружинников, показывая свою удачливость и приумножая старую славу новой. Видно, само Небо подсказало ему мысль оставить при себе вместо Асмуса Бразда!

Бразд пришел, когда на остров плотно легла непроглядная южная ночь. Воеводу сопровождали четверо воинов, которые, несмотря на духоту, были в плащах. Отвесив великому князю поклон, Бразд указал воинам на скамью у входа в шатер, и те, отбросив в стороны полы плащей, положили на нее два кожаных мешка. Сделав свое дело, дружинники тут же вышли, а Бразд, не спеша развязав с помощью кинжала горловины мешков, наконец-то подал голос:

— Великий князь, на берегах Нефата разбойников больше нет. Я… твои воины вначале разбили их в морском бою у островов, затем в сражении на суше. Прими добычу, принадлежащую тебе по праву победителя и великого князя.

Взяв со стола бронзовый трехсвечник, Игорь подошел к лавке, склонился над мешками. Один доверху был наполнен золотыми диргемами, второй примерно на две трети — цветными каменьями. Игорь не задержал взгляда на золоте — золото всегда есть золото, блести оно воеводской гривной на шее, сверкай украшениями на ножнах меча, мерцай кругляшами-монетами в мешке. Зато от второго мешка он не смог отвести глаз: кольца и перстни с каменьями, диадемы и ожерелья, броши и серьги, пригоршни неоправленных камней сверкали всеми цветами радуги, властно притягивая к себе взгляд и заставляя забыть обо всем остальном. Сунув руку в горловину и погрузив ее по локоть в драгоценности, Игорь принялся шевелить их, и камни засверками уже по-другому. Вдруг что-то ужалило палец. Вынув руку, Игорь осмотрел больное место, однако ничего похожего на укол не обнаружил. Наверное, показалось.

Он снова сунул руку в мешок, начал медленно пропускать камни между пальцами, то поднимая свечу, то опуская, то отводя ее вправо или влево, отчего камни каждый раз искрились либо полыхали огнем по-новому. И снова нечто ужалило уже ладонь. Нет, это был явно не укол — ладонь обдало ледяным холодом, будто он опустил ее в снег или в прорубь. И вновь Игорь не обнаружил на ладони ничего. Возможно, опять почудилось. Впрочем, пора вспомнить, что он в шатре не один, поэтому негоже ему, великому князю, играться с камнями, словно малому дитю с цацками.

— Знатная добыча, — сказал он, проходя к столу и ставя на него трехсвечник. — Половина ее твоя и твоих воинов, воевода.

— Нет, великий князь, вся сия добыча твоя. Можешь распоряжаться всем золотом и самоцветами по своему разумению.

Ответ Бразда поверг Игоря в изумление.

— Не понимаю тебя. Твои дружинники пролили за это золото и каменья свою кровь, значит, это их боевая добыча. Отчего ты хочешь лишить их ее? Разве тебе не ведомы законы русичей?

— Они мне ведомы, однако от этой добычи велит отказаться наш волхв. Боги открыли ему, что золото и камни уготованы не нам, древлянам, и должны быть полностью переданы в твои руки.

— Он тебе не сказал, отчего боги решили позаботиться обо мне? — с улыбкой спросил Игорь. — Моему волхву о подобных вещах они что-то не пророчат. Может, нам поменяться ими?

— Я верю своему волхву, — по-прежнему серьезно ответил Бразд. — В первую же ночь нашего пути к берегам Нефата боги сообщили ему, что нас ждет богатая добыча, однако она не наша. Когда же мы завладели пиратскими сокровищами, Небо подтвердило, что в наших руках чужие сокровища и нас не минет кара, ежели мы позаримся даже на малую часть их. Ибо эти сокровища посланы в мир живых из мира мертвых, и мы должны лишь передать их тому, кому они предназначены.