Мечом раздвину рубежи - Серба Андрей Иванович. Страница 56

— Это очень сложный вопрос, великая княгиня. Ежели он хебе интересен, готов просветить тебя. Однако для этого придется начать с главного и необходимого — понять, что такое христианство и кто есть наш Бог Иисус Христос.

— С удовольствием послушаю тебя, но… в следующий раз. А сейчас объясни мне кое-что, чего я не смогла понять в ваших книгах. Давай начнем с того, как удавалось женщинам, будь то законные властительницы держав или любовницы царствующих особ, управлять огромными странами, держа в узде сильные армии и честолюбивых полководцев, завистливых сановников-придворных и толпы народа? В чем им помогал твой Бог, а что зависело от них самих?

Краем глаза Ольга увидела мелькнувшую на губах священника усмешку, но сделала вид, что не заметила ее.

Ладья медленно скользила вдоль берега небольшого морского залива. Гребла примерно треть находившихся в ладье людей, остальные с луками в руках стояли вдоль обращенного к суше борта за висящими на нем червлеными русскими щитами.

Ослепительные лучи полуденного солнца глубоко пронзали толщу воды и тонули в ее прозрачной бирюзовой глубине. Там, где море было мельче, оно от поверхности до дна было насквозь просвечено багровыми солнечными лучами, и казалось, что внутри водной стихии играли отблески невесть где бушевавшего пожара. У самого берега, где вода теряла голубизну при соприкосновении с тенью обступивших заливчик деревьев, море завораживало взор таинственным иссиня-чер-ным мраком, начинающимся сразу от днища ладьи.

— Опять не та, — разочарованно произнес Сарыч, стоявший рядом с Микулой на носу ладьи. — В той была река, настоящая широкая река, а в этой два жалких ручейка. Да и берега там были каменистые, обрывистые, а не песчаные и пологие, как в этой.

— Вторая бухта за сегодняшний день и восьмая с начала поисков, — заметил Микула. — Думаю, что до темноты успеем побывать еще в одной. Они здесь одна подле другой, словно боги с умыслом изрезали побережье, дабы людям легче было скрывать свои сокровища.

— В том и сложность, — подхватил Сарыч. — Но эта что-то больно уж мне знакома. Кажется, именно в ней мы хотели поначалу сокровище схоронить, да берега нам не приглянулись. Пологие, песчаные, с удобной стоянкой — чем не заманчивое пристанище для кораблей? Вот и подались мы отсюда в другое место — поглуше и побезлюднее, где можно без помех сокровище и спрятать, и снова за ним явиться.

— Раз бухта точно не та, плывем дальше…

Узкий вход в следующую бухту открылся часа через четыре. Высокая, поднимающаяся прямо из моря скала, неширокая, локтей в тридцать-сорок, полоска воды за ней и снова усыпанный крупными камнями берег.

— Наша бухта, сотник! Наконец! — закричал Сарыч.

— Не ошибаешься? Ведь ты в ней еще не был.

— Я узнал горловину, через которую мы проникли в нее с моря. Видишь скалу справа от горловины? Разве такую забудешь или спутаешь с другой? А за скалой будет каменистый береговой откос, подальше — речка. Смотри, вон откос. — радостно тараторил Сарыч и вдруг оборвал себя на полуслове.

Их ладья, плывущая головной в цепочке из пяти русских суденышек, вошла в узкую горловину, соединявшую море с небольшим заливчиком, и Микула с Сарычем смогли окинуть взглядом открывшуюся им картину. И никто из них не смотрел ни на каменистый откос за скалой у начала горловины, ни на речушку рядом с ним — оба уставились на высокую каменную гряду посреди крошечного, единственного на берегах бухты песчаного пятачка. На вершине гряды лежали два обгоревших корабельных остова, в которых мало-мальски сведущий в морском деле человек мог легко определить бывшую славянскую боевую ладью и сторожевой корабль мазендаранского флота. Но как были их останки вознесены на верхушку каменной гряды, отстоящей от береговой черты на добрых два-три десятка саженей? Эта мысль первой приходила в голову.

— Этого не могли сделать волны, — сказал Сарыч. — Скала надежно защищает бухту от морских бурь и ветров, а горловина настолько мала, что не позволяет проникнуть в бухту большим волнам.

— Ты прав, — откликнулся Микула. — Допустим, что какая-либо волна могла поднять на камни и оставить на них несгоревшее корабельное днище. Но другая такая же волна вновь подняла бы его и либо унесла с собой, либо ударила о камни так, что от него остались бы только щепы. Потом, сравни останки — днище мазендаранского корабля втрое длиннее и во столько же крат тяжелее днища нашей ладьи. Коли существовала волна, коей оказалось по силам поднять днище мазендаранского судна на верхушку гряды, то эта же сила должна была перебросить, словно пушинку, днище нашей ладьи на противоположную сторону. Однако сего не случилось. Почему? Ответ может быть только один — подобной волны не существовало и в помине. Но тогда каким образом останки все-таки лежат соседями, причем разместились так удачно, что при всяком ином положении одно из днищ неминуемо свалилось бы с камней? Можно подумать, что некто нарочно выставил их напоказ, взгромоздив на самое приметное в бухте место.

— Что ты сказал? — встрепенулся Сарыч. — Сотник, да ты умен, как иудейский Соломон! Мы обязательно должны осмотреть оба днища! Обязательно! Вели кормчему пристать как можно ближе к каменной гряде. И быстрей, быстрей!

Не понимая причины возбуждения казака, Микула тем не менее приказал кормчему держать направление на каменную гряду и после высадки на берег тут же направился вместе с Сарычем к корабельным останкам. Казак вначале внимательно обследовал подошву гряды, взобрался, насколько смог, поближе к днищам. Но в шести-семи локтях от них был вынужден остановиться. Днища покоились на самой вершине гряды, причем оба были обращены к горловине не носом или кормой, а самой длинной частью — бортами. Держались они в таком положении благодаря тому, что наиболее крупные глыбы в нескольких местах были подперты снизу или с боков умело выложенными пирамидами мелких камней. Боясь, что под тяжестью его тела одна из таких подпорок может рухнуть, нарушив этим равновесие корабельных останков, Сарыч и остановился у опасной черты.

— Эй, кто в плечах поуже да весом полегче? — крикнул он вниз сгрудившимся дружинникам. — Здесь есть щель, по которой можно попасть на самый верх. Ну, кто смелый?

— Я! — раздался звонкий голос, и вперед выступила Роксана. Она проделала с русским войском весь путь из родного Киева до чужих берегов Хвалынского моря. Ей удалось добиться зачисления в тысячу Олега, но это мало что дало влюбленной деве. Поглощенный заботами военачальника, не позволяющий отдыха ни себе, ни подчиненным, полностью отрешенный от всех чувств и помыслов, кроме связанных с его воинскими обязанностями, Олег ничем не выделял деву-витязиню из числа прочих своих дружинников. Мог переброситься с ней шуткой, подсесть за трапезой и вместе похлебать варева или поесть каши, мог ласково потрепать по плечу, но подобным образом вели себя с новичками, тем паче с юными витязинями, все командиры от десятского до главного воеводы. Правда, иногда Олег беседовал с ней о детских годах, вспоминая со смехом о проделках, творимых когда-то их четверкой — Роксаной, Микулой, Рогдаем и им, но разве этого хотела от него влюбленная дева! Она желала быть для Олега не одной из десяти сотен его дружинников, а одной-единственной, самой дорогой для него девушкой. Единственной и любимой!

Но если по пути к берегам Нефата она хоть изредка могла встречаться и говорить с Олегом, то с поры, когда великий князь со своим отрядом обосновался на островах, даже это стало невозможным. Олег либо хлопотал возле ладей, снаряжая их в очередное плавание, либо подолгу находился с воеводой Браздом в великокняжеском шатре, либо попросту исчезал невесть куда на несколько суток. Как одиноко и тоскливо чувствовала себя Роксана, подолгу не видя любимого и не имея возможности обмолвиться с ним даже парой слов! Вконец измученная, она напросилась в отряд Микулы, надеясь, что разнообразие впечатлений позволит ей отвлечься от мыслей об Олеге и хоть на время вернет душевный покой.

— Ты? — поначалу удивился Сарыч, но, окинув девушку придирчивым взглядом, заговорил уже по-другому:-Пожалуй, только ты и сможешь проскользнуть в эту щель. Оставь внизу оружие и карабкайся ко мне.