Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич. Страница 27

– Там нет поблизости какого-нибудь лома? – спросил Фокин. – Пробей дырочку да просунь его нам, а мы уж как-нибудь сами, хоть тут и тесно, а нам куда больше охота уже не махать этой железякой, а спокойно протянуть ножки да прочитать друг над другом отходную молитву...

– Я найду, найду, – поспешно выговорила Аня, с которой улетучился весь и без того легкий хмель, – только не надо так шутить, Афанасий.

Аня вернулась через две минуты, неся в руках обычный лом, который ей удалось найти в одной из смежных кладовок. Разумеется, этот инструмент подходил для демонтажа стены куда больше, нежели уже использованная не по назначению бейсбольная бита.

– А теперь постарайся разбить им кладку. Только бей не в кирпич, а в цемент, – глухо прозвучал голос Свиридова, и Аня в который раз поймала себя на ощущении, что говорит не с живым человеком, а какой-то древнеегипетской мумией из пирамиды. Правда, из-за двух этих мумий она только что покалечила или вовсе убила человека, с которым мило общалась в течение полутора суток.

...Волосы уже слиплись на лбу Ани, а в глазах закружились звездочки, когда ставший неподъемно тяжелым лом наконец пробил стену и проскользнул в пустоту. И она тут же почувствовала, как с той стороны его схватили сильные руки и потянули на себя.

Лом исчез в пробитом узком отверстии, а Аня обессиленно прислонилась к холодной стене и легко соскользнула по ней на пол.

Несколько мощных ударов сотрясли кладку до основания, а потом из проделанного еще Аней отверстия полетели сначала пыль и мелкие осколки, а потом и целые кирпичи. Один из них попал в неподвижно лежащего на земле Афиногенова, и тот пошевелился и еле слышно застонал.

Через несколько минут отверстие расширилось настолько, что способно было пропустить даже огромного Фокина. Он-то и вылез первым из каменной могилы, которая не сумела-таки удержать бывших офицеров «Капеллы». Вылез и буквально свалился рядом с Аней, тяжело дыша и вытирая изодранным рукавом грязной рубашки льющийся со лба пот.

Он был настолько измучен, что даже не мог говорить, а только шумно дышал, пытаясь перевести дыхание.

Через несколько секунд из пролома появился и Свиридов. Даже при слабом и рассеянном тусклом свете, сочащемся из настежь распахнутой двери, было видно, насколько осунулось и потемнело его лицо и болезненно ввалились большие глаза. Оба друга заросли щетиной, были перепачканы грязью и замараны кровью из плохо подживших ран и мелких царапин, а лицо Фокина, разбитое при автокатастрофе с «КамАЗом», еще больше распухло и стало просто страшным.

Владимир же сильно хромал, а по его перекашивающимся при каждом шаге губам было видно, какая боль сопровождает малейшее его движение.

Тяжело дыша, он рухнул между Фокиным и Аней и обнял ее за плечи.

– Вот так, – выговорил он и уткнулся лбом в ее шею. – М-м-м... ты пила с утра? Сколько я тебе говорил, что нельзя... а ты...

Аня устало закрыла глаза, прислушиваясь к биению собственного сердца.

– А этот Дима... кто это такой?

– Который тут... валяется? – с трудом произнес все еще жадно хватающий воздух ртом Афанасий. – А ты что, не узнал этов-ва... пса?

– Не... нет.

– Это ублюдок, который подшиб нас из гранатомета.

– А как же он тут оказался?

– Он показывал мне, куда они засунули вас, – ответила Аня. – Кстати, у него выпал пистолет. Как весело... он даже завтракает со мной с пистолетом.

Свиридов пристально посмотрел на нее, а потом хрипло откашлялся – наглотался пыли, поднявшейся в душном пространстве кирпичного склепа во время того, как Свиридов и Фокин разбивали кладку, – и спросил:

– Как это все произошло?

– Потом расскажу. А сейчас нам надо спешить. Меня и Афиногенова могут хватиться.

Свиридов попытался подняться на ноги, но когда это ему не удалось из-за жуткой пронизывающей боли в ноге, Фокин почти на руках вынес его из кладовки, которая едва не стала им могилой.

– Нас уже могут разыскивать, – предупредила Аня. – Я первая выйду из подвала и, если что, подам знак.

В своих подозрениях она не ошибалась.

У выхода из подвала топтался один из людей Платонова, оставленных полковником под началом Афиногенова. Он не мог проникнуть в подвал, потому что не знал кода, поднимающего стальную перегородку.

– А, вот вы где, – проговорил он, увидев Аню. – А Дмитрий Валерьевич с вами?

– Да.

– Я искал его. Я хотел сказать, что через час, максимум через два здесь нарисуется... то есть прилетит на вертолете генерал Платонов.

– Вот как? – холодно произнесла Анна Михайловна. – Я не ждала его. Он же говорил, что прибудет через четыре, минимум три дня.

– Это не ваше дело. А где там застрял майор Афиногенов? Вы его, случаем, не замочили? А то, я слышал, генерал Платонов говорил, что вы дама горячая. Кстати, а с какой целью вы ходили в подвал? – сменив фамильярность на не менее оскорбительную подозрительность, спросил бравый работник ФСБ.

– Заниматься групповым сексом с крысами, – невозмутимо ответила Аня. Эфэсбэшник остолбенело взглянул на нее и тут же усугубил свое околостолбнячное состояние тем, что получил два превосходных удара в темя и в основание черепа, синхронно нанесенных выросшими за его спиной Фокиным и Свиридовым.

Ущемленный в самых светлых чувствах парень рухнул, как подрубленное дерево.

– Вот так. – Отчаянно хромая, Свиридов начал подниматься по винтовой лестнице, крепко сжимая в руке афиногеновский «ПМ». – Анька, пусть меня расстреляют или пришибет вознамеривший нарисоваться, как говорил этот парень, Платонов, но нам с Афоней нужно поесть, помыться, переодеться... и еще обработать и перевязать наши царапины.

– Да, это точно, – прохрипел Фокин, – а иначе и подохнуть недолго.

– У нас есть час, – сказала Аня. – Быстрее, ребята... Афанасий, Володя. Быстрее. Надеюсь, нам не попадется никто из платоновских или прокуратуры. Они ждут Платонова в другом крыле.

– Сколько в доме людей?

– Если не считать охраны, то пятеро. Хотя в последнее время я не знаю, чем они отличаются от платоновских головорезов.

– Ничего, – прошептал Фокин, – с этими-то я управлюсь.

Свиридов вздохнул и, едва удержав вертикальное положение на предательски подвернувшихся ногах, схватился за плечо вздрогнувшей всем телом Ани.

Свиридову и Фокину хватило получаса, чтобы полностью – насколько это вообще было возможно – привести себя в порядок. Свиридов надел едва ли не самый лучший костюм покойного Коваленко, с Фокиным оказалось сложнее, но он натянул на себя рубашку, джемпер и брюки одного из самых крупных охранников из еще недавно возглавляемой им секьюрити. Одежду из специального служебного гардероба, располагавшегося на первом этаже, принесла та самая пожилая горничная, которая накануне единственная из всех обитателей загородного дома не принимала участия в попойке.

Афанасий и Владимир съели совсем немного, потому что после двухдневного поста было вредно набивать до отказа живот, и после этого, почувствовав, что силы начинают в определенной мере возвращаться к ним, стали совещаться касательно дальнейших действий.

– Ты был прав, Афоня, – сказал Свиридов, – ты был прав, когда говорил, что нам пора уматывать из страны хотя бы на время.

Он взглянул на Аню, которая говорила ему то же самое еще раньше, но не стал напоминать об этом.

– Ты останешься здесь, Анечка, – проговорил он. – Ты не можешь рисковать жизнью, оставаясь с нами.

– А Афиногенов?

– А что Афиногенов? Мы возьмем его с собой в качестве заложника...

– У тебя что, есть какой-то план, Вован? – прервал его Фокин.

– Да. И точкой отсчета для его реализации послужит приезд, вернее, прилет Платонова. Я все-таки надеюсь, что он воспользуется именно вертолетом, – несколько понизив голос, добавил Свиридов. – Афоня, мобилизуй-ка охрану в вестибюле. Если не ошибаюсь, их там двое? Они тебя любят, а если этой любви недостаточно, возьми у них автоматы. Оружие нам будет очень кстати. Возьми мой пистолет.