Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич. Страница 37

Свиридов еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало и вздохнул: так и есть. Киноактер, черт бы побрал эту харю с тонкими, точеными, идеально правильными чертами. Ироничный росчерк породистых бровей и зачесанные назад волнистые темные волосы оттеняли высоту чистого широкого лба.

Какой-то Лео ди Каприо в русском варианте – постаревший на десяток лет, заматеревший и приобретший наконец ту благородную мужественность облика, которой так недостает кумиру малолеток.

Влад глухо засмеялся, в очередной раз поймав себя на забавной мысли, что, не отрывая взгляда от зеркала, он непроизвольно, без участия сознания выбрал выражение лица позначительнее и поскорбнее, а позу погорделивее.

Вы так и не сумели изменить отношение к собственной внешности, Владимир Антонович, подумал Свиридов. Все тот же нарциссизм в предпоследней стадии.

А последняя стадия, как он любил повторять, – это когда начинаешь ощущать эротическое возбуждение от собственного облика...

Глава 3

Шоу «Колизеум» в ночном клубе «Центурион»

Свиридов вошел в кафе «Нептун», после вечернего пятнадцатиградусного мороза с наслаждением окунувшись в тепло полуподвального помещения. Надо же, не особо респектабельное кафе, а дизайн и условия отдыха совсем неплохие.

Гардеробщица, миловидная девушка в обтягивающем сером платье, посмотрела на красивого молодого человека с сожалением и затаенным восхищением: в самом деле, здесь редко появлялись такие красивые и одновременно такие замерзшие мужчины.

– Да что же это вы так легко одеты, – проговорила она, принимая у Влада его черный австралийский плащ.

– Честное слово, всю жизнь копил, на другой не хватило, – весело ответил он, время от времени выдавая продолжительную дробь зубами.

Девушка покачала головой и окинула его пристальным взглядом, куда более пристальным, чем хотелось бы, скажем, старающемуся не афишировать свое нахождение в пределах столицы человеку.

Нет, все-таки переборщили они с этой рукотворной хирургической красотой, сказал про себя Свиридов, входя в просторный полупустой зал кафе.

– Что желаете? – подскочил официант и подал меню.

– Мне чашечку кофе с лимоном, да погорячее, – проговорил Влад, подумав, что до прихода таинственного Ивана Севастьяновича неплохо бы и воздержаться от спиртных напитков. – А там посмотрим.

А Иван Севастьянович не задержался. Это был высокий лысеющий мужчина лет около сорока пяти. Он вошел в кафе, приглаживая зализанные на лбу редкие каштановые волосы, и, окинув зал коротким, словно бы рассеянным взглядом, тут же остановил его на Свиридове и, чуть помедлив, направился к нему.

– Добрый вечер, Алексей, – проговорил он, присаживаясь за столик Свиридова. – Вы разрешите называть вас так?

– Если угодно, Иван Севастьянович, – ответил вежливостью на вежливость Свиридов.

– Что пьете? – осведомился тот. – А-а-а, кофе? Это несерьезно. Какой кофе? Эй, любезный, позвольте, – и он подозвал официанта.

Тот подошел.

– Принесите нам бутылочку «кристалловской» и чего-нибудь закусить... на ваш вкус и цвет, как говорится, – широко улыбаясь, проговорил Иван Севастьянович и кивнул официанту: действуй. – А то эдак мы и не сработаемся, а, Леша? Водку вообще пьете, или как?

Свиридов с готовностью качнул головой и иронически улыбнулся: ну конечно, добрый дяденька из спецслужб, разумеется, все так. Выпить? Да запросто! Если вы рассчитываете меня напоить и таким образом выдоить из меня что-то особенно пикантное, то это напрасно: в бытность собутыльником Афони Фокина приходилось выпивать столько, что загнулся бы весь центральный аппарат Главного разведуправления.

Впрочем, какой смысл его поить, если переиначенный в какого-то Каледина Влад Свиридов и так у них в кулаке, аки божия букашка: хочу – раздавлю, хочу – отпущу на волю.

– Моя фамилия Бах, – представился его собеседник. – Да, как композитор. Более того, – он широко осклабился, открывая превосходные крупные зубы, – более того, я полный тезка композитора. Естественно, в русском эквиваленте. Его как звали-то?

– Иоганн Себастьян Бах, – непринужденно отозвался Свиридов.

– Вот именно, – одобрительно проговорил однофамилец великого немецкого композитора. – Иоганн Себастьян Бах. А меня – Иван Севастьянович, что, можно считать, одно и то же.

– Прекрасно, – кивнул Свиридов. – А по званию и принадлежности?

– Майор ГРУ. – Бах посмотрел на него острым глубоким взглядом, который совсем не вязался с его простой и естественной манерой держать себя, и после незначительной, но очень насыщенной паузы проговорил: – Я слышал о вас много интересного, Алексей. Не в моей компетенции копаться в вашем прошлом, мне просто даны указания направлять вас и, если что...

В глазах Ивана Севастьяновича тускло пробежала мгновенная металлическая искорка, она тут же угасла, дав место уже обычной мягкой приязни, но Владу хватило этого мгновения, чтобы понять: да, этот человек сделает все от него зависящее, чтобы выполнить инструкции своего руководства, чтобы сдержать Влада в поставленных ему жестких рамках и в случае какого-либо эксцесса – ликвидировать Свиридова.

Тем временем принесли водку и обильную закуску. Бах налил сначала Свиридову, а потом себе. Они чокнулись и выпили, Иван Севастьянович закусил, а Свиридов нет.

– Вам определено постоянное место жительства, – проговорил Бах. – Вот ключи от квартиры и брелок к ним.

– А адрес?

– Адрес написан у вас в паспорте. Впрочем, если у вас нет его при себе, то вы можете прочитать адрес прямо на брелке.

Свиридов взял протянутые Иваном Севастьяновичем ключи и прочитал адрес.

– М-м-м... по-моему, это не особенно далеко отсюда, – сказал он. – Хорошо, – оборвал он сам себя. – Что еще?

– Еще?

– Вы же понимаете, многоуважаемый Иван Севастьянович, что для работы мне потребуются не только паспорта на имя Алексея Валентиновича Каледина и ключи от квартиры, где, надеюсь, деньги все-таки лежат, потому что мои кончаются, – Свиридов определенно лукавил, потому что истратить за два дня (один из которых был проведен в самолете) две тысячи долларов – вещь все-таки малореальная.

Свиридов прищурился и продолжал свою в высшей степени содержательную речь:

– Вы понимаете, что мне потребуется оружие и...

– Все ясно, – мягко прервал его Иван Севастьянович, который, пока говорил Влад, медленно, со вкусом дела разливал водку, – давайте выпьем.

После того как это было исполнено, Бах с достоинством закусил отбивной и сказал:

– Ну разумеется... ну разумеется, вы найдете в вашей новой квартире все необходимое. Некоторая сумма денег – вы сами знаете, как безобразно финансируются российские спецслужбы, – и пистолет.

– Макарова? – довольно холодно спросил Свиридов.

– Я не знаю, какая марка, но он, безусловно, есть.

Они обговорили кое-какие детали, попутно допив бутылочку, и в заключение разговора Бах спросил:

– Вам известно, куда вы направитесь сейчас?

– Конечно, – с почти естественной беспечностью ответил Сверидов, – в ночной клуб «Центурион».

– Прекрасно. А почему вы направитесь именно туда?

– А вот сие для меня тайна. Просто получена такая наводка.

– И что вы там намерены делать?

– Безобразничать, – сказал Влад и выпил рюмку водки. И опять не закусил. – Безобразничать как можно основательнее. Чтобы приметили. Поверьте, уж что-что, а бесчинства выходят у меня особенно вдохновенно.

Бах пристально посмотрел на Свиридова и наконец еле заметно кивнул...

Эти хождения по ночным клубам с вполне определенными целями – выловить того или иного человека или на шаг приблизиться к тому, чтобы достать его, – никогда не кончались добром.

Не исключение и то – предыдущее – свидание с Кардиналом в ночном клубе «Менестрель». Встреча, которой не помнит Влад, – потому что взрыв, смявший вице-мэра Козенко, как тряпичную куклу, высвободил из камуфлета отравляющее вещество нервно-паралитического типа, и самого Кардинала Свиридов увидел уже на излете сознания.