Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич. Страница 38
Его отвезли в корпус областного управления ФСБ и водворили в подвальную камеру. Но там он оказался не один.
Человек, который оказался соседом по камере и товарищем по несчастью, считался погибшим, и об этом уже оповестили всю страну.
Это был подполковник Панин.
Нет надобности говорить, насколько озадачил Свиридова этот неожиданный поворот событий. Хотя осторожность и в этом случае не следовало признавать излишней. Того же мнения был подполковник Панин, которого подставили точно так же, как Свиридова.
– Из болтовни никогда и ничего хорошего не выходило. Откуда я знаю, что тебя нарочно не подсадили ко мне? – сказал он.
Впрочем, лед недоверия оказался вскоре сломан, и угодившие в капкан поделились друг с другом своими соображениями о том, что же все-таки произошло с ними и кто и с какими целями прокручивает такую изощренную комбинацию.
И пришли к выводу, что Кардинал по каким-то причинам просто собирается исчезнуть навсегда, убедив всех в собственной смерти. А так как Кардиналу умирать по-настоящему ни к чему и недосуг, то он определил на роль собственной персоны Владимира Свиридова.
Но почему именно его?
Потому что фигура Свиридова в роли Кардинала выглядит довольно-таки удобоваримо, это понятно: все-таки бывший офицер союзного ГРУ, весьма зловещее прошлое в глазах постсовкового обывателя. Но этого недостаточно.
И когда Свиридов потребовал у пришедшего Бондарука устроить ему встречу с таинственным террористом, Бондарук принялся смеяться.
– Я понимаю, что он как-то не особо жаждет сюда спускаться, – сказал Влад, – но все же...
– Почему же не жаждет? – проговорил Бондарук. – Хочешь увидеть Кардинала, посмотри. Обернись – и посмотри.
Свиридов машинально повернул голову и увидел выплывшее в полосе света улыбающееся лицо подполковника Панина...
Все перемешалось в голове Свиридова: смерть Козенко, Кардинал, подполковник Панин... и вдруг трагически убранный с арены действий, безвинно пострадавший сотрудник ФСБ оказывается тем самым – неуловимым, непостижимым, вездесущим супертеррористом.
– Значит, ты и есть Кардинал? – выдавил Влад. – Но зачем тогда весь этот маскарад?
– Ты знаешь, у меня слабость к театральным эффектам. Так же, как, впрочем, и у тебя. Кроме того, всегда приятно услышать мнение о себе, так сказать, из первых уст. А теперь мы закончим так эффектно начатую и продолженную комбинацию. Кардинал является и исчезает навсегда.
План Панина оказался прост: он устраивает очередной теракт, при котором погибает Свиридов, его опознают – опознают как Кардинала и объявляют во всеуслышание, что великий террорист мертв. Вероятно, его и его правую руку Фокина убили собственные сообщники. Вот и все. Все гениальное по-прежнему просто.
– Но почему я?
– Потому, мой дорогой Владимир Антонович, что мы уже имели счастье водить с вами знакомство. Несколько лет назад... в «Капелле». Когда мы выполняли особое задание в Чечне. Впятером. Мы тогда были лучшими в России гроссмейстерами смерти. Ты, Фокин, Окрошевский, Виноградов и Чекменев.
– Но...
– Я числился там под именем Альберта Чекменева, капитана Главного разведывательного управления Генштаба, – отчеканил Кардинал. – Не исключено, что это и есть мое настоящее имя.
Свиридов оторопел: Чекменева разорвало в клочья выстрелом из гранатомета на его глазах. Тогда, в Чечне, в начале девяносто четвертого.
– Нет, только изуродовало, – словно подслушав его мысли, проговорил Кардинал, – правда, не осталось и живого места. Потом меня подобрали чеченцы, приняли за своего... я в самом деле им почти свой, родился в Грозном, говорю если не по-чеченски, так уж на смешанном вейнахско-дагестанском наречии свободно. А когда я назвал им свою мать... ведь тебе известно, что в газетах и по телевидению муссировалась версия, что моя мать – родственница генерала Дудаева. Ну так вот, это совершенная правда. Я вообще космополит... впрочем, что тебе пересказывать мою биографию, если ты умрешь через несколько минут?
Свиридов оцепенело сидел, вытянувшись в струну, и смотрел на этого непостижимого человека.
– После всего этого я сделал ряд серьезнейших пластических операций в Штатах на деньги чеченцев... по сути дела, перекроил себя заново, потому как на мне живого места не было. А потом уехал на заработки в Боснию... все-таки мой отец серб. Сам понимаешь, каким образом я там зарабатывал деньги на жизнь. Там я и стал Кардиналом. А потом вернулся – и с меня потребовали отработать должок. Басаев, Радуев и компания.
– Отработать?
– Ну да. Уничтожить всех пятерых, кто причастен к смерти, – Кардинал сделал паузу, – кто причастен к смерти генерала Дудаева. Помнишь эту великолепно проведенную спецоперацию? Я сказал им, что Чекменева и Окрошевского нет в живых, они погибли еще тогда, в девяносто четвертом. Виноградов... я узнавал... Виноградов убит в перестрелке с частями генерала Дустума два года назад. Он служил у талибов наемником. Остались двое – ты и Фокин. И очень удачно, что я нашел вас вместе.
– Сколько тебе за это заплатили? – с невозмутимым ледяным презрением спросил Свиридов.
– Неважно. Важно только то, что я развяжусь со всеми своими долгами и перестану быть Кардиналом. Признаться, громкая слава этого имени меня тяготит. Я человек скромный и не переносящий яркого света.
...Тогда Свиридову чудом удалось избежать гибели. Дурную шутку с Кардиналом сыграло его чрезмерное самомнение. Он недооценил класса тех двоих, которые призваны были стать искупительными жертвами в его грандиозной игре.
Но он смог уйти, когда Влад и Афанасий думали, что все, партия выиграна и Кардинал окажется в их руках.
Кардинал перехитрил его и ушел.
Но теперь настало время для второй партии с самым сильным, виртуозным и жестоким противником, какого когда-либо имел Свиридов. Противником, ни в чем не уступавшим ему самому.
Клуб «Центурион» был открыт не так давно, но уже считался одним из самых скандальных столичных заведений. Нет, он вовсе не был гей-клубом или мафиозным казино, в котором то и дело происходили стычки вплоть до применения огнестрельного оружия. Просто его развлекательная программа была очень насыщенна и включала в себя несколько очень примечательных номеров, постоянно вызывающих ажиотажный наплыв посетителей. Что же касается цен и фэйс-контроля, то все это нельзя было признать очень уж жестким.
Именно в это заведение и направил свои стопы Свиридов. Естественно, не по собственной прихоти, а потому, что это заведение значилось в перечне московских достопримечательностей, отмеченных у него в блокнотике Игорем Анатольевичем Книгиным.
Там ему следовало нащупать нити к пока еще достаточно мифической организации Кардинала.
Правда, перед этим он зашел в свою новую квартиру и осмотрел ее.
Что ж, все в ней было весьма скромно и в то же время довольно прилично. Конечно, нельзя и близко ставить те условия, в которых он жил в Мельбурне и кои предоставлены ему в столице. Но Влад привык ко всему. Лишь бы жить.
В физическом смысле этого слова, всегда бывшем для Свиридова особенно актуальным.
После визита на квартиру он зашел в первый попавшийся магазин и купил себе одежду. Потому как существование в австралийском прикиде в условиях зимней Москвы абсолютно невозможно. Возвратился на квартиру, переоделся, нацепил парик и, умело наложив особый грим и вставив линзы, меняющие цвет глаз, отправился в заданное место.
...Клуб «Центурион» был великолепен. Залитый неоновыми огнями, со светящейся изнутри огромной головой в древнеримском шлеме на самом входе, он был виден издалека. Все пространство в квартале от него было забито машинами. Среди них преобладали, разумеется, иномарки, но время от времени попадались «Волги» и «Жигули» всех модификаций и даже пара старых «Москвичей-412».
Свиридов не без труда пробился к входу, возле которого стояло несколько молодых людей богемной внешности и разговаривало, видите ли, на английском языке. Иностранцы, ек-ковалек.