Тайные операции нацистской разведки 1933-1945 гг. - Сергеев Федор Михайлович. Страница 85

11 марта 1945 года американское и английское правительства, опасаясь, что сведения о переговорах могли дойти до советского руководства, решили, что каждое из них официально уведомит его об этом. Посол США в Москве проинформировал НКИД СССР о визите Вольфа к представителям спецслужб при англоамериканских войсках на Средиземноморском театре военных действий; то же самое сделал и английский посол. Правда, в сообщении послов приводились заведомо неправильные исходные данные: пунктом встречи назывался не Цюрих, а Берн; утверждалось, что речь шла всего лишь о подготовке будущих переговоров. Однако допущенная оплошность сделала очевидным лживый характер выдвинутой версии: вместе с текстом официального сообщения английского посольства в НКИД СССР была передана копия телеграммы Александера, из которой следовало, что в Швейцарии велись переговоры и что они продолжаются. При этом советской стороне ничего не сообщалось о подключении к переговорам официальных военных представителей США и Великобритании.

12 марта НКИД СССР заявил, что Советское правительство не будет возражать против переговоров с Вольфом, но при условии участия в них представителя советского командования. Но этого-то и не хотели в правящих кругах США и Англии. Лишь 16 марта госдепартамент США сообщил, что переговоры в Швейцарии всего лишь зондирование почвы и постановка вопроса об участии в них советского представителя преждевременна. Аналогичным было письмо и английского правительства. В тот же день НКИД СССР направил ответные письма, в которых заявлял, что нежелание допустить участие представителя советского командования в переговорах явилось неожиданным и непонятным с точки зрения союзнических отношений. Ввиду этого Советское правительство считает невозможным дать свое согласие на переговоры американских и британских представителей с генералом Вольфом и настаивает на том, чтобы уже начатые переговоры были прекращены. 21 марта государственный секретарь Стеттиниус, военный министр Стимсон, посол Гарриман и адмирал Ли пришли к выводу, что Соединенные Штаты «не должны уступать давлению русских», и поэтому решили представить Советскому правительству дело так, будто на переговорах с Вольфом 19 марта «ничего существенного не произошло».

Вопрос о переговорах генерала Вольфа с англоамериканцами стал предметом переписки Председателя Совета Министров СССР И. В. Сталина с президентом США Ф. Рузвельтом и премьер-министром Великобритании У. Черчиллем. «Я согласен на переговоры с врагом, — писал Сталин Рузвельту 29 марта 1945 года, — только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт… Задача согласованных операций с ударом на немцев с запада, с юга и с востока, провозглашенная на Крымской конференции, состоит в том, чтобы приковать войска противника к месту их нахождения и не дать противнику возможности маневрировать, перебрасывать войска в нужном ему направлении. Эта задача выполняется Советским командованием. Эта задача нарушается фельдмаршалом Алек-сан дером». Понятно, что такая ситуация, писал Сталин Рузвельту 3 апреля 1945 года «никак не может служить делу сохранения и укрепления доверия между нашими странами».

Принципиальная позиция Советского правительства, вытекавшая из достигнутой ранее договоренности, что никто не должен вступать в какие бы то ни было переговоры и заключать мир с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия, вынудила правительства США и Великобритании дать указание о прекращении дальнейших контактов с Вольфом.

Что же было дальше? 15 апреля Даллес и Геверниц возвратились в Берн с парижской встречи с Донованом, полные решимости уговорить Фитингофа, а если он не согласится — его генералов.

Прибывший в тот же день в Лугано Циммер доложил, что 12 апреля он и Вольф посетили Фитингофа, который принял их весьма прохладно. Оказывается, незадолго до этого в разведотдел итальянского корпуса в Генуе, входившего в состав немецкой армии, явился неизвестный в штатском. Отрекомендовавшись майором английской армии, он сказал, что уполномочен фельдмаршалом Александером передать Фитингофу устное послание. Фитингоф, заявил он, допустил непростительную ошибку, начав переговоры с американцами, а не с англичанами, которые, как европейцы, лучше разбираются в проблемах, касающихся Европы. Неизвестный просит довести его слова до сведения Фитингофа, предупредив, что придет за ответом через несколько часов, но больше его никто не видел. Фитингоф понял, что контакты с американцами уже не тайна. Были, по словам Циммера, и другие настораживающие вести. Гиммлер не спускал глаз с Вольфа. 14 апреля он позвонил ему и приказал немедленно прибыть в Берлин. Вольф сумел выкрутиться, убедив рейхсфюрера, что его присутствие в Италии совершенно необходимо. Затем Вольф написал письмо Гиммлеру. Зная настроение нацистской верхушки в Берлине, возлагавшей серьезные надежды на разрыв между основными державами, ведущими войну против Германии, Вольф предлагал рейхсфюреру приехать в Италию, чтобы действовать совместно. Получив ночью 15 апреля письмо Вольфа, Гиммлер позвонил ему и сказал: «Мне не нужны письменные доклады. Я хочу говорить с вами лично». Тщательно взвесив все «за» и «против», Вольф вылетел в Берлин.

В РЕЙХСКАНЦЕЛЯРИИ

Отправляясь в Берлин, Вольф отдавал себе отчет, что поездка таила большую опасность. На аэродроме в Берлине его встретил профессор Гебхард, личный врач и ближайший помощник Гиммлера. Он отвез Вольфа в свою клинику в Гогенлихене, где его ожидал Гиммлер. При всем старании рейхсфюреру не удалось скрыть своего состояния. Было заметно, что он еще сильнее, чем во время их мартовской встречи, нервничает, лихорадочно ищет выход. Когда Гиммлер начал разносить Вольфа, обвинив его чуть ли не в государственной измене, тот показал письмо посла Рана, адресованное фюреру. Ран дал понять, что контакты с союзниками (он не указывал, кто их наладил) могут быть полезны Гитлеру, так как, возможно, позволят приостановить наступление союзников в Италии. Письмо предназначалось именно на тот случай, если Вольфа вызовут в Берлин для объяснений. Поскольку и Гиммлеру, и Кальтенбруннеру было известно, что Ран пользуется абсолютным доверием Гитлера, они не могли с этим не считаться. Очевидно, письмо сыграло свою роль. Прочитав его, Гиммлер несколько утихомирился.

Днем появился Кальтенбруннер и, как и ожидал Вольф, наотрез отверг его предложение о капитуляции. Он заявил, что располагает неопровержимыми доказательствами измены Вольфа, о чем и доложил фюреру. Однако Вольфу показалось, что Кальтенбруннер имел при себе папку с документами. В ней, как потом выяснилось, содержалась неполная информация о переговорах с американцами, которую РСХА удалось получить через свою агентуру в Италии и Швейцарии.

Спор затянулся до полуночи. Вольф, чтобы закончить разговор в свою пользу, прибег к уловке: он сказал, что намерен сейчас же отправиться к Гитлеру, и предложил Гиммлеру и Кальтенбруннеру присоединиться к нему, чтобы в их присутствии дать объяснения фюреру. Гиммлер отказался, заявив, что, после того как войска под его командованием понесли в Восточной Германии огромные потери, он не пользуется у Гитлера прежним доверием.

Кальтенбруннер и Вольф прибыли в Берлин в ночь с 17 на 18 апреля. Присутствие шофера мешало продолжить разговор в пути. Автомобиль остановился у здания рейхсканцелярии, где находился бункер Гитлера. Перед входом Вольф, воспользовавшись тем, что они были одни, припугнул Кальтенбруннера, сказав, что, если тот снова начнет обвинять его в тайных переговорах и показывать фюреру донесения своих агентов, он заявит, что уже сообщал о контактах с Даллесом Гиммлеру и Кальтенбруннеру во время предыдущего приезда в Берлин, но они настояли скрыть это от Гитлера.

Рано утром 18 апреля они появились в бункере и стали ждать в приемной перед личными апартаментами фюрера. Вскоре появился Гитлер. Он направлялся в конференц-зал, где военные руководители обычно собирались на традиционные «обсуждения положения». Он был удивлен, заметив Вольфа, однако предложил ему подождать.