Гори все синим пламенем - Серова Марина Сергеевна. Страница 12

– Вот я и привез, как договорились, – закончил Шакал свой рассказ. – У меня еще вчера вечером все готовенькое лежало. Я боялся, что ребята твои приедут проверить, готов ли я к отдаче. А тут ты своим звонком... А че у тебя случилось-то?

Удивление Шакала было вполне правдоподобным. Поэтому к концу его рассказа я практически не сомневалась в правдивости его показаний и непричастности к событиям вчерашнего вечера.

– Ты подумай, Палыч, – продолжал он, – если б я хотел... наехать, я б деньги эти не собирал. – Шакал кивнул на папку. – А то всю родню ведь обобрал и хату свою продал. Хочешь – проверь. У мамы теперь числюсь.

– Проверю, за мной не завянет, – сказал как бы по инерции Беккер, но по его глазам я увидела: он догадался уже, что пошел по ложному следу.

– Короче, – вмешалась я, – отваливай восвояси, и чтоб не только ты сам, но и имя твое на слух Валерию Павловичу не попадалось!

– Убирайся из города! – категорически заявил вдруг Беккер.

– Но куда? Как? У меня же ни гроша.

– Наезжать на меня нашел силы и средства? А теперь, чтобы отъехать отсюда, поищи. Мамину квартиру продай... Делай что хочешь, но чтоб я о тебе не слышал больше!

– Чего стоишь? – прикрикнула я. – Выход свободен.

Шакал зыркнул на нас своими маленькими глазками, но уже не зло, а боязливо и беспомощно и неторопливо побрел к двери. Я пошла за ним, чтобы запереть калитку. Выходя, за спиной я слышала тяжелое дыхание Валерия Павловича. Он все еще никак не мог успокоиться.

– Ну что, – спросила я, вернувшись, – вычеркиваем этого из списка подозреваемых?

– Вычеркиваем, – тихо ответил Беккер и махнул рукой.

Пошатываясь, дойдя до дивана, Валерий Павлович тяжело опустился на него. Я же сочла нужным заметить:

– Вставать вам еще не рекомендуется. Поберегите себя. Зачем вскочили? Я бы и сама с ним разобралась.

– Ненависть меня подняла, Женя, ненависть! А насчет того, что поберечься надо, так мне это делать сейчас просто некогда. Развязывать этот узел поскорее надо, и я должен во всем сам разобраться.

– У вас есть какие-то планы? – спросила я.

– Дальнейшие шаги я себе смутно представляю, хотя... На завод не мешало бы съездить, бумажки пошевелить. Бухгалтер у меня недавно уволилась, в другой город переехала, якобы за мамой престарелой ухаживать. Но я подозреваю, что там не все так гладко.

– А может, все-таки хотя бы до вечера отлежитесь? Доктору ваша идея вряд ли понравится. Кстати, он в скором времени обещал подъехать. Подведете человека...

– Ты уколы делать умеешь? – Беккер резко прервал мои разглагольствования.

– Умею. И не только уколы. Моя профессия предполагает более глубокое знание если не всей медицины в целом, то хотя бы сестринского дела, – отозвалась я. – Естественно, я могу действовать только по предписанию врача, по поставленному им диагнозу или оказывать первую помощь.

– Позвони сейчас Григорию Семеновичу, поинтересуйся, какие процедуры он намеревался осуществить в этот приезд. Если можешь с ними справиться, поблагодари его за участие и сделай все сама, если нет – скажи, чтоб ехал скорее. Не могу я сейчас терять время.

«Похоже, мне еще и секретарем придется у него быть», – заметила я про себя, однако не стала перечить и набрала номер доктора. Мое сообщение Григорий Семенович, мягко говоря, воспринял без восторга. Вероятно, он решил, что ему вообще нашли замену в моем лице. Стал говорить о важности правильно проведенной перевязки, о губительных последствиях неверно выполненной инъекции и так далее. Выслушав его кипящую ядом речь, я поспешила уверить доктора в том, что моя врачевательная роль исключительно временная и будет она продолжаться до тех пор, пока Валерий Павлович не почувствует себя в безопасности и не откажется от услуг телохранителя.

Похоже, мне так и не удалось убедить Григория Семеновича, и он в оскорбленном состоянии духа повесил трубку. Беккеру же, по всей видимости, на это было глубоко наплевать. Во всяком случае, в данный момент. Конечно, будь рядом Виталька или Юлия Николаевна, они бы не дали в обиду глубоко ими уважаемого Григория Семеновича, заботясь, наверное, о будущих с ним взаимоотношениях. Я сама, честно говоря, беседуя с доктором, чувствовала себя неловко, но сейчас передо мной стояли цели несколько более высокие и важные, нежели удовлетворение амбиций отдельного человека.

– Я, пожалуй, душ приму, – проворчал Беккер.

– Да вы что! – воскликнула я. – Рану же нельзя мочить!

– Но я не могу предстать перед сотрудниками в таком виде! – Беккер попытался отодрать от волос запекшуюся кровь. – Никто не должен ничего подозревать. Я явлюсь перед всеми как ни в чем не бывало. Пусть знают, что Беккер не лыком шит! – Валерий Павлович на некоторое время замолчал, а потом добавил: – Я бинт снимать не буду, а ты потом его сменишь на свежий. Да, и приготовь мне свежий костюм. Комната на втором этаже, третья дверь справа. Найдешь там что-нибудь в гардеробе на свой вкус.

– Не-ет... – протянула я, покачивая головой, – так дело не пойдет. Пока вы будете в душе, я вынуждена буду неусыпно торчать под вашей дверью, дабы чего-нибудь непредвиденного не произошло. Ведь у вас и голова в вашем состоянии закружиться может... Советую – пользуйтесь прохладной водой. А наряд себе подберете потом сами...

Валерий Павлович хотел было что-то возразить, но потом просто махнул рукой, сказав:

– Черт с тобой, идем.

Он встал и покачнулся. Я тут же подскочила и взяла его под руку.

– Я вам по ступенькам подняться помогу. Незачем сейчас силы понапрасну терять, они сегодня еще пригодятся для дел более важных.

Такая мотивировка Беккеру пришлась по вкусу, и он, пользуясь моей поддержкой, не спеша стал подниматься на второй этаж.

Когда мы оказались перед дверью ванной комнаты, я сочла нужным проверить, все ли там в порядке. Валерий Павлович стал, конечно, убеждать, что в его дом практически невозможно проникнуть. Однако мой богатый опыт говорил об обратном, поэтому я настояла на своем.

Ванная оказалась довольно просторной и отделанной, как, наверное, и все в этом доме, с большим вкусом. Стены и пол, выложенные черным кафелем, сверкали. Они были отполированы до такой степени, что в них я видела свое отражение почти так же хорошо, как и в зеркальном потолке. Белая импортная сантехника также сияла. На общем черном фоне она смотрелась очень выгодно.

Я осмотрела каждый угол, открыла дверцу высокого пенала для белья, на всякий случай даже краны проверила и только тогда сказала Беккеру:

– Путь свободен.

Он улыбнулся и шагнул через порог. Я же осталась в коридоре. Однако, судя по тому кряхтенью, которое через минуту стало раздаваться за дверью ванной, Валерию Павловичу определенно требовалась помощь: он не мог справиться с одеждой с помощью одной только руки, ведь вторая из-за ранения вынуждена была бездействовать. Еще через минуту стали доноситься отрывистые ругательства, которые, как мне показалось, Беккер произносил, сцепив зубы.

– Валерий Павлович, – произнесла я с несколько вопросительной интонацией.

– Все в порядке, – буркнул он, из чего стало понятно: показывать свою слабость и прибегать к моей помощи по пустякам он не хочет.

Наконец зашумела вода, и я вздохнула с облегчением, будто сама пережила все то, что пережил несколько минут назад Беккер. Он фыркал, ойкал, покряхтывал, и я подумала, что, следуя моему совету, Беккер действительно пользуется прохладной водой.

Вскоре Валерий Павлович появился передо мной заметно посвежевший, более бодрый, улыбающийся. Казалось, он даже помолодел на пару лет. Беккер замотался в большое махровое полотенце, оставив голыми только плечи и ноги ниже колен. Я сразу же посмотрела на свисающий, намокший бинт и увидела, что из-под него покатились капельки красного цвета.

– Срочно перевязать вас надо, – сухо сказала я, – идемте.

Я проводила Валерия Павловича на этот раз в его комнату, ту, о которой он недавно говорил. Сама же бегом спустилась вниз, чтобы прихватить сумку, доставленную ночью Юлией Николаевной из аптеки. На ходу отыскивая в ее содержимом бинт, я, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, бросилась назад, на второй этаж.