Одна из нас лишняя - Серова Марина Сергеевна. Страница 17

– Николай Анатольевич, вы же знаете своего брата, – осмелилась я напомнить, – интеллигентный человек склонен во всех людях видеть себе подобных.

– Это вы верно заметили, – Овчаренко быстро вскинул на меня глаза, отчего его и без того пристальный взгляд приобрел какую-то убийственную пронзительность.

– Конечно, это надо еще проверить, – вернулась я к проискам Давнера, – но есть и другая версия...

– Что за версия? – обеспокоился Овчаренко.

– Поэтому-то я к вам и пришла. Мне нужно поговорить с вами о Юрии Анатольевиче.

– Вы не сказали мне, какова вторая версия... – его пристальный взгляд был алмазно тверд.

– Мне бы, честно говоря, сначала хотелось просто услышать от вас небольшой рассказ о вашем брате, а уж потом сделать вывод относительно вероятности того, имеет ли эта версия право на существование, – с витиеватой уклончивостью выразилась я.

– Что вас интересует? – Он нервно закурил.

– Отношения вашего брата с домашними, скажем, весь спектр межличностных отношений...

– Вы имеете в виду Людмилу... Людмилу Григорьевну? – поправился он.

– Да. Какие у Юрия Анатольевича были отношения с женой?

– Насколько я могу судить, дружеские, я бы даже сказал, теплые. Мне кажется, что несмотря на резкость, которую довольно часто позволяла себе Людмила Григорьевна, они неплохо уживались и ладили друг с другом. К тому же у них – единый бизнес. Понимаете, Людмила – женщина с сильным характером, может быть, как раз такую и нужно было моему брату... Но я, например, ни часу бы с ней не прожил. Юрка – малый терпеливый и покладистый. Вы же знаете: противоположности притягиваются. А по мне, такая женщина – хуже чумы, я привык к независимости и даже в какой-то мере придерживаюсь патриархальных установок в браке. В конце концов, каждый человек сам должен для себя решить, что и с кем он собирается в этой жизни делать, – внезапно разоткровенничался Николай Анатольевич.

– А что касается бизнеса?

– Голова у Юрки золотая, а вот практической жилки ему всегда недоставало – все гении на одно лицо: сеют идеи направо-налево, а те, что попроще да похитрей, пользуются плодами их мысли, – Николай Анатольевич поморщился то ли от дыма, то ли от излишней литературности своих высказываний.

– И Людмила Григорьевна, полагаете вы, принадлежит к числу таких хватких и пронырливых людей? – задала я ему провокационный вопрос.

Что-то мне подсказывало, что Николай Анатольевич недолюбливал свою родственницу.

– Я ничего плохого о Людмиле сказать не хочу, тем более что без ее предпринимательского таланта и деловой хватки не знаю, что стало бы с идеями моего брата, но, согласитесь, далеко не каждый мужчина хочет иметь около себя и жить по указке «генерала в юбке», – невесело усмехнулся он, – да и вообще, Людмиле не мешало бы сбросить свою спесь. Ну а уж если выразиться со всей определенностью, – он внимательно посмотрел на меня, точно оценивая, достойна ли я услышать из его уст откровение, – затыркала она Юрку, излишне напориста она...

– Николай Анатольевич, простите за нескромный вопрос: Людмила Григорьевна изменяла вашему брату?

– А вам-то зачем эта информация? – Он насупился и неодобрительно взглянул на меня.

Я спокойно вынесла этот ледяной душ и попробовала сыграть на его родственных чувствах.

– Вы, насколько мне известно, самый близкий Юрию Анатольевичу человек, у кого же мне еще спрашивать? Узнай ваш брат об измене своей жены, неужели он не поделился бы с вами своей обидой и опасениями? Но это, конечно, если прецедент действительно был...

– Вот именно: если да кабы, – опять усмехнулся он, но уже более миролюбиво, – и потом, какими бы теплыми и доверительными ни были отношения между двумя братьями, почему вы думаете, что один непременно рассказал бы другому об измене своей жены?

– Не знаю, – я пожала плечами, – мне кажется вполне вероятным, что человек может поделиться самым наболевшим с другим близким человеком. А что, Юрий Анатольевич проявлял замкнутость?

– Нет, он даже, мне кажется, чересчур распахнут и доверчив. Но... Почему вы говорите об измене Людмилы как о само собой разумеющейся вещи? Это только ваши догадки, предположения и гипотезы...

Он смерил меня пренебрежительным взглядом и снова закурил.

– Так вы не знаете ни об одном таком случае? – долбила я в одну точку и, пытаясь если не сломить, то исподволь подточить упрямство Овчаренко, добавила: – Николай Анатольевич, поверьте, я спрашиваю вас не из житейского любопытства или какой-то прихоти, я хочу найти вашего брата. Вы ведь тоже этого хотите?

Я в упор посмотрела на него. На его сосредоточенном лице не дрогнул ни один мускул.

– Дорога каждая минута, малейшая информация может продвинуть расследование...

– Хорошо... Людмила изменяла Юрию, но это ничего не значит, – спохватился он, – Юрка был слишком мягок с ней, слишком покладист... – Николая Анатольевича, к моему великому удивлению и радости, «прорвало»: – Сто раз говорил ему: зачем тебе эта б... Она ведь только делает вид, что живет с тобой в законном браке, а на самом деле ей на тебя наплевать, гони ее в шею, а я тебе помогу с наладкой предприятия, возьму на себя то, в чем действительно разбираюсь, и не хуже твоей Людки обеспечу нормальную работу фирмы... что ты с ней церемонишься, у тебя даже сын не от нее!..

Он замолчал. Я не торопилась с вопросами.

– Да, да, Никита – сын от первой жены Юрия, Светланы. Она, царство ей небесное, умерла при родах. Хочу вас сразу предупредить: Никита ничего не знает и знать не должен, вы меня понимаете?!

Я кивнула с самым серьезным выражением лица.

– Можете не беспокоиться, это останется между нами.

Он внимательно посмотрел на меня и продолжил:

– Да и расследование это, если хотите знать, я затеял, а ей – по хрену мороз! – не побоялся он сильного выражения. – Она ни о чем не волнуется – нет, конечно, волнуется: о деньгах, о договорах, о том, как выглядеть на той или другой вечеринке, о том, когда лучше смотать на Канары, и еще бог весть знает о чем!

Он сделал презрительную гримасу и отвел глаза.

– К Никите, правда, она неплохо относится, нужно отдать ей должное, а так... – он махнул рукой.

– Николай Анатольевич, давайте вернемся к вашему брату. Понятно, что он – генератор идей. Но меня сейчас интересует другое, – я сделала небольшую паузу, ловя на себе вопросительно-удивленный взгляд Овчаренко, – как вы думаете, способен ли ваш брат просто так вот взять деньги и уехать в неизвестном направлении?

Я приготовилась к гневному, уничтожающему взгляду и суровой отповеди, но, к моей полной неожиданности, Николай Анатольевич просто посмотрел на меня как на стопроцентную идиотку. Его узкий рот скривился в горькой усмешке.

– Полная околесица. «Стилобат» – в большей степени, чем Людмилы, детище моего брата, уж не буду говорить вам о семье, любви к сыну, ответственности за него, да и вообще об элементарной честности и порядочности Юры. Зачем ему куда-то ехать?

Он скептически пожал плечами.

– Простите за еще один не очень...

– Давайте, давайте, – сделал нетерпеливый жест рукой Овчаренко, – что там у вас?

– Я бы хотела вас спросить о сексуальной ориентации вашего брата...

– Что-о-о?! – несмотря на свою готовность услышать очередной «нескромный» вопрос, Николай Анатольевич такого не ожидал. Его брови полезли едва ли не к корням волос надо лбом.

– Он интересовался только женщинами? – Если бы не мое обычное самообладание, я бы, наверное, зажмурилась или отвернулась, но я спокойно смотрела ему прямо в глаза.

– Да, Евгения, – он как-то нервно усмехнулся и укоризненно покачал головой, – Юра... как вы это сказали, увлекался только женщинами. Так это и есть ваша вторая версия?

– Вы ведь знаете, что Юрий Анатольевич пропал не один, – невозмутимо сказала я.

– Знаю, и что из этого? С ним был Борщев. Но это же не повод для подобного рода утверждений?

– Вы знакомы с Борщевым?

– Знаком, – сухо ответил Овчаренко.