Похищение века - Серова Марина Сергеевна. Страница 30

— Именно. Ну и интуиция у вас, Таня… Да, все так и случилось. Я имел глупость во время ссоры сказать ему, что будь моя воля — я таких субъектов, как он, не подпускал бы к сцене на пушечный выстрел. А он спросил — должен ли он понимать мои слова так, что ему не видать теперь премии как своих ушей? Я, конечно, ответил, что это будет решать жюри и что наши отношения здесь ни при чем. И надо же, Лебедев как в воду глядел! Все эти престижные конкурсы, Таня, знаете… Все это очень сложно. Не зря я их не люблю, и дурак был, что согласился в тот раз. Каждый «зубр» в жюри двигает своих протеже, начинаются всякие закулисные игры… далеко не всегда честные. Одним словом, Лебедеву не повезло, хотя я и пытался поддержать его кандидатуру — именно я, понимаете трагикомизм ситуации! Но он вообще не получил премии, только какой-то там диплом. И конечно, подумал, что это моя интрига… Ой, какая отвратительная была история, тошно вспомнить!

— Вы объяснились с ним?

— Конечно. Но сначала он подошел ко мне — прямо там, в зале, где объявлялись итоги, — и громко сказал: «Ну спасибо, землячок!» Многие это слышали, и один Бог знает, что люди подумали. Правда, слухи о нашей ссоре каким-то образом уже дошли до членов жюри, быть может, это тоже навредило Лебедеву… Ну, я догнал его и попытался объяснить, что моей вины в его провале нет, но он и слушать не стал. Я узнал, что через два часа он улетает, и скрепя сердце пошел к нему в номер, хотя внутри у меня все кипело. И все же я не мог расстаться с ним так, не прояснив это дело, понимаете, Таня? Но Лебедева не оказалось в номере. Вот и все. Я его так и не увидел. Можете себе представить, в каком состоянии я покинул Вену…

Да уж, могу… С твоим-то кодексом чести, кабальеро, это было все равно что получить пощечину, а ты не смог проткнуть обидчика шпагой!

— Ну и как же вы встретились с Лебедевым сегодня?

— Вполне мирно. Конечно, увидеть его, да еще так неожиданно, было для меня крайне неприятным «сюрпризом». Но Лебедев поздоровался очень вежливо, а в первый же удобный момент отозвал меня в сторону и извинился за тот венский инцидент. Сказал, что был кругом не прав и вел себя как последняя скотина, что очень переживал потом. Попросил, чтобы я не держал на него зла. Вид у него и в самом деле был покаянный, так что… Словом, я отпустил ему грехи. Я ведь тоже тогда погорячился, если честно… Он постарался завязать разговор, сказал, что уже второй сезон поет в Тарасове — так, мол, получилось. Но мне, честно говоря, его компания была неприятна, и я постарался вежливо от него отделаться.

Должно быть, Лебедев это понял, потому что больше попыток сблизиться не возобновлял.

— И вы молчали об этом, Мигель!..

— Да говорю же вам, что до сегодняшнего утра я и понятия не имел, что Лебедев теперь живет и работает в Тарасове! Вчера я его не видел. И давно забыл этот неприятный эпизод в Вене. А сегодня был такой суматошный день, столько пришлось поволноваться из-за вас, а потом еще майор преподнес мне этот «подарочек» с Хосе и наркотиками… И вообще, Таня, с вами я все плохое забываю!

Кажется, дон Мартинес опять был не прочь исполнить «дуэт» Татьяны и Мигеля из некой новой оперы, но, взглянув на часы, подскочил так, как будто был солистом балета:

— Черт! До спектакля пятнадцать минут, я погиб!

Тем не менее свои джентльменские обязанности он исполнил четко. (Ох, и надоело же мне за целый день это пальто! Только и дела: снимай да надевай…) — А кстати, Танечка, сегодня Лебедев поет Онегина.

— Кого?!

— Онегина. Того, который Евгений. В одноименной опере Петра Ильича Чайковского. Я же вам сказал, он баритон… А что вас так удивило?

— Да нет, ничего… А вы знаете, Мигель, пожалуй, я все-таки наведаюсь сейчас в театр!

— О, Танечка…

— Нет, не прямо сейчас: мне надо переодеться. Я приду ко второму отделению.

— Действию, Танечка!

— Ну да, виновата, по мне — так один черт…

Пожалуйста, предупредите Федора Ильича, чтобы мне там, у парадного, не дали от ворот поворот.

— Ну что вы, дорогая «племянница»! Почту за честь встретить вас лично.

Мы миновали уже старинную чугунную лестницу. Отдавая дежурной ключ, жилец двадцать третьего номера одарил ее одной из своих бесподобных улыбок. Разумеется, она была лишь бледным подобием тех, которые он адресует своей «племяннице», но все равно мне это не понравилось.

А он еще и сказал ей: «До свидания, Анечка!» Я, значит, «Танечка», эта — «Анечка»… Ну, дон Марти!

Дон-Жуан, вот ты кто!

Вслух я спросила у Мигеля, вчерашняя ли это дежурная, и получила утвердительный ответ. Без дополнительных вопросов он тут же объяснил причину, по которой Анечка появилась на работе в неурочное сегодня: оказывается, у утренней надзирательницы прихватило сердце, и ее отпустили домой (интересно, не я ли так ее расстроила?). И Анна была единственная, кто смог подменить коллегу, Стало быть, он даже нашел время поболтать с ней, несмотря на раздиравшее его волнение за меня! Ах, мужики, мужики…

«Дорогой гость Тарасова» так торопился, что даже мою ручку поцеловал наспех. Но я все-таки шепнула ему на бегу, чтобы передал директору: пусть подготовит мне личное дело солиста оперы Николая Лебедева.

— О Господи, Таня! Вчера был Хосе, сегодня вы уже подозреваете Николая…

— Ну, согласитесь, что вашего Хосе я все-таки подозревала не напрасно! И вообще, дорогой «дядюшка», я же не учу вас петь, не учите и вы меня моей работе!

Уже пробежав половину «Арбата» в свою театральную сторону, «родственничек» улыбнулся мне так, что я сразу все ему простила: и спешку, и постоянное стремление влезть со своим уставом в мое расследование, и Анечку.

А я повернула направо — к своему дому. Ну, никак не совпадут наши пути-дороги, дон Мигель Мартинес…

Однако и мне надо шевелиться, если хочу успеть к этому самому второму от… тьфу ты, действию. Разумеется, я так круто изменила свои планы на вечер не из-за желания насладиться шедевром отечественной оперной классики. И даже не из-за возможности побыть в обществе индивидуума, пробудившего во мне такой сильный интерес (будем надеяться — действительно мимолетный!). Мне надо было взглянуть на этого экспрессивного Лебедева, который три года назад сцепился с самим фамозо кантанте Мигелем Мартинесом. И решить, не годится ли его физиономия в мою детективную «картинку».