Гнездо дракона - Сетон Эни. Страница 9
Она неуверенно предположила, что он их нанял, не имея даже представления о том, как живут люди вроде Николаса. Миранда не знала, что он содержал в Нью-Йорке целую конюшню и две кареты, чтобы иметь возможность пользоваться ими во время его редких визитов. А недавно для этих же целей он выстроил здесь дом. Сейчас этот дом был на замке, вся мебель упакована в чехлы, а так как не было ни малейшего смысла открывать его только на одну ночь, Ван Рин решил остановиться в отеле.
Однако, когда они подъехали и причалу на Гудзоне и Миранда увидела поджидающий их большой бело-золотой пароход, она пришла в такой неописуемый восторг, что сразу же забыла обо всех своих обидах.
— О, мы поплывем на нем? — изумленно воскликнула она. — Я никогда не видела такого большого корабля… и такого красивого.
Николас улыбнулся. Ее наивность забавляла его. Будет очень интересно сформировать этот еще незрелый ум, и обучив девушку разным премудростям, переделать по своему образу и подобию. Ей придется многому научиться, прежде чем она станет его достойной кузиной. Эти ужасные наряды должны быть выброшены. Она должна избавиться от своего произношения, которое выдает в ней янки. Он заметил, что она почти не умеет пользоваться ножом и вилкой, и вообще все ее манеры нуждаются в исправлении. Она должна научиться двигаться с достоинством и избавиться от этой наивной восторженности. Она была еще недостаточно уравновешенна, а ее движения слишком порывисты — похоже, она даже не подозревала, что должна идти впереди мужчины и каждый раз в растерянности замирала, когда он пропускал ее вперед. Но ничего, она быстро все выучит. К счастью, природа одарила ее душевной тонкостью и восхитительной грациозностью — всем тем, чего не было у Джоанны.
Как всегда при мыслях о жене его лицо помрачнело.
Когда они подошли к сходням, этому удивительному творению из красного дерева, увитому плющом, Миранда застыла в неуверенности, ожидая, что Николас пойдет вперед, прокладывая ей путь.
Он покачал головой,
— Вы должны идти первой. Леди всегда идет впереди своего путника.
— О конечно, — торопливо сказала она. Папа всегда вел свою семью сам, но здесь было все иначе — традиции людей знатных. Она никогда больше не повторит свою ошибку.
«Ласточка» совершенно поразила Миранду. Она была, как гордо именовали ее газеты, настоящим «плавающим дворцом». От огромного кованного золотого орла на носу до весело развивающегося флага на корме по всему пароходу шел бело-золотой орнамент, выполненный с величайшим вкусом. Внутри главного салона высотой в две палубы — коринфские колонны поддерживали готические своды, которые, сливаясь, превращались в широкий потолок, разрисованный озорными купидонами. Атласные драпировки, толстые ковры и роскошные канделябры затмевали даже все увиденное в Астор-Хауз.
Не далее как вчера Миранда сидела на грязном мешке с картошкой на торговой барже, а сегодня в крытой нише на широкой седой палубе ей было предоставлено кресло из сандала, обитое бархатом. И еще звучала музыка. Немецкий оркестр в салоне без перерыва исполнял одну за другой популярные мелодии.
Они набрали скорость уже после того, как миновали Йонкерс, и Миранда была благодарна Николасу за найденное для нее безопасное место, так как кочегары для поднятия давления добавляли к антрациту смоляные сосновые сучья, и пассажиры менее надежно укрытые должны были либо попасть под дождь из сажи, либо прятаться в душном салоне.
«Ласточка» миновала пристань Ньюбурга, когда несколько пассажиров побежали по палубе к корме, и пароход, казалось, прыгнул вперед; поршни застучали в новом исступленном ритме, а из труб роем красных мошек полетели искры.
Николас встал и пристально посмотрел на реку, на которой появилось другое судно.
— Это «Экспресс», — заметил он, — гонится за нами. Теперь, без сомнения, мы сможем устроить гонки до Поукипси.
— Гонки? — удивленно спросила Миранда. — Зачем?
— Доказать, что наш пароход лучше. Это доставит всем удовольствие.
Услышав этот странный ответ, она быстро взглянула на него, спрашивая себя, не смеется ли он над ней, но он очень внимательно следил за успехами догоняющего их «Экспресса». Сотрясение «Ласточки» увеличились до того, что, казалось, ее палубу сейчас разорвет, а искры из трубы превратились в настоящие языки пламени. Неожиданно гонка напугала ее.
— А это не опасно? — закричала она, когда под тонкими подошвами ее туфель палуба стала горячей.
Николас пожал плечами, не отводя глаз от преследовавшего их парохода, чей нос уже сравнялся с их кормой.
— Полагаю, опасности существуют повсюду. Она упала в кресло, вцепившись в подлокотники и уговаривая себя, что не надо быть такой трусихой. Без сомнения, здесь все наслаждались гонками. Пассажиры хлынули с носа на корму, то восторженно вскрикивая, то издавая стоны, когда вперед вырывался то один, то другой пароход. Они заключали пари на исход гонок, выкрикивая свои ставки через сотню ярдов воды, отделяющие их от «Экспресса», пассажиры и команда которого отвечали тем же.
Но скоро все закончилось. «Ласточка» первой подошла к пристани Поукипси. На их палубе раздались оглушительные аплодисменты, в то время как с побежденного судна неслись свист и проклятия.
Миранда, чувствовавшая себя пристыженной, восторженно взглянула на Николаса и удивленно заметила, что, хотя тот и не принимал участие во всеобщем ликовании пассажиров, на его лице было написано выражение явного удовольствия и триумфа. — Выражение, которое тут же исчезло, и он вернулся к своей обычной сдержанности.
На какой-то момент Миранда ощутила странное беспокойство, потому что, хотя она совершенно не понимала Николаса, она ясно видела, что его реакция на гонки была совсем иной, чем у других пассажиров. Она чувствовала, что состязание имело для него какой-то особый смысл, и что исход этого поединка представлялся для него в некотором роде воплощением его воли.
«Ласточка» чинно продвигалась вверх по реке от Поукипси, но Миранда продолжала испытывать непонятное беспокойство. Оно несло в себе нечто вроде необъяснимого предчувствия, словно азартное и бессмысленное состязание двух пароходов имело какое-то важное значение для ее будущего. Однако летний полдень был тих и спокоен, а сужающаяся в этом месте река мирно несла на своих волнах белый пароход, в то время как поросшие лесом берега становились все ближе и ближе, что казалось никаких причин для беспокойства нет. Когда западный берег багровой мощью гор Кэтсккил вознесся вверх, Миранду вновь охватил страстный восторг и она вскрикнула:
— О кузен Николас! Какие они высокие! Я и не знала, что горы такие большие!
Николас вспомнил об Альпах, где он провел незабываемое лето 1835 года, совершая турне по Европе перед своей женитьбой, и улыбнулся, но не стал лишать ее иллюзий. Вместо этого он указал на Маунтин-Хауз, чьи тринадцать белых колонн были видны на расстоянии.
— Вон там, за Маунтин-Хауз, родные места Рипа Ван Винкля, — сказал Николас. — Говорят, что в жаркий летний полдень до сих пор можно слышать, как маленькие человечки играют в кегли.
Ему ответил непонимающий взгляд Миранды.
— Разве вы не слышали о Никкебокере и «Книге эскизов»?
Она покачала головой.
— Это сочинение Вашингтона Ирвинга, замечательного писателя и моего друга, — объяснил Николас. — Без сомнения, вы с ним как-нибудь обязательно познакомитесь.
Николас вновь опустился в кресло. Разговор затронул один из самых глубоких его интересов — современную американскую литературу. Он, конечно, прекрасно разбирался и в классике, хотя его отец никогда не посылал его в колледж, по причине доступности этого вида образования почти для всех, даже для сыновей торговцев и фермеров, что совершенно не подходило для истинного аристократа. Тем не менее у него было много гувернеров, немцев и англичан, подготовивших его к культурному апогею большого турне по Европе, на которое он потратил два года.