Дикий урман - Севастьянов Анатолий. Страница 36
Глава 29
Лодку, к счастью, удалось найти.
Теперь она маленькой пирогой плыла по весенней, в солнечных зайчиках воде.
Впереди сидел Росин, одетый в остатки медвежьей шкуры, на корме – Федор в своем пестром, собранном из разных шкурок балахоне.
Пришел наконец этот долгожданный день, когда избушка осталась где-то позади… Но опасность предстоящего пути мешала радоваться. Руки едва держали весло, а впереди завалы и все тот же изнуряющий голод…
– А что, Федор, здорово перепугался, когда лодку унесло?
– Думать надо. Ладно, под елку загнало. А кабы в озеро?…
Время от времени Федор подбрасывал в миску сухие гнилушки, и из нее вился голубоватый дымок.
Оставляя над водой полоски дыма, все дальше уплывала лодка.
Теперь, когда избушка осталась где-то там, позади, Росину сделалось вдруг жалко ее. Жалко эту ненавистную избушку, в которой они жили оторванными от всего мира. Но ведь в ней они прожили почти год. Кроме бед, там были и радости.
Вот и соседнее озерцо. Поплыли краем, где лед отошел от берега.
– Гляди-ка, Вадя! – Федор резко затормозил вес лом.
Из воды торчала, вмерзшая в лед, их старая лодка.
– Так вот она где! В другом озере, – удивился Росин. – Как же она с ней в протоке не застряла?
– Потемнела. И льдом ишь порвало. Теперь уже негодная.
Из озерца вода стремительно мчалась узкой ледяной канавой. Лодка осторожно скользнула в нее и понеслась так, что Росин и Федор едва управлялись на поворотах.
– Лодку бы не расшибить, – хмурился Федор. – Рановато тронулись.
– Уже двое суток, как карася с рожна съели, а ты – «рановато».
За поворотом вода неслась под висящий на берегах протока лед. Не слушаясь весел, туда же устремилась лодка!.. Росин изловчился и, ухватившись за куст, удержал лодку.
– Вылазь, волоком потянем, – сказал Федор.
Наступая на свои синие тени, они, как нарточку, потащили лодку по льду.
Внизу с шумом неслась вода.
– Не провалимся? – побаивался Росин.
– Не должны. Весу в нас теперь раза в три, поди, меньше.
В низине протока разлился, течение утихло. Теперь можно и осмотреться, не боясь разбиться на повороте или попасть под лед.
Вытаявший из-под снега муравейник, сиреневые от оживших почек березки, проглянувшая земля – во всем уже появилась и чувствуется необоримая сила жизни. Пахло оттаявшей землей. Там, где сошел снег, земля дышала – стоял чуть заметный парок. По закраинам луж появились первые зеленые ростки травы.
На верхушке осинки самозабвенно распевала бело-шапочная овсянка. Трехпалый дятел с желтой отметиной на голове прицепился к стволу березки, осмотрел белую кору и резко ударил по ней клювом! Пробил и принялся сосать из дырочки березовый сок.
– Нам тоже хоть березового сока напиться надо. А то ведь сколько времени ничего не ели. А в соке все какие-нибудь питательные вещества есть.
– Остановиться надо! – согласился Федор. – Только какой прок в соке. Шкуру надо варить.
Долго бурлила вода в закопченном горшке, где варилась шкура.
– Еда – и то мучение. Иначе и не назовешь, – ворчал Росин, давясь приготовленным из шкуры месивом. – Надо же, весь остаток дня ушел на то, чтобы приготовить эту бурду.
Неторопливо поплыл по небу узкий сверкающий месяц. Угомонились ручейки, и морозец начал затягивать пленочкой льда стоячую воду.
– Что же, Вадя, спать пора.
Из-под выворота, где горел костер, перебросили в сторону недогоревшие головешки, смели золу и угли. А на прогретую землю положили толстый слой кедровых веток…
Наутро, доев остатки вареной шкуры, снова в путь. Теперь уже приходилось внимательно смотреть, чтобы не потерять проток в сплошном разливе.
– Паводок-то какой… Этой весной собирался на Быстрянку поехать. Бобров мы там выпустили. Хотел посмотреть, не заливает ли весной норы.
На не затопленной водой гриве Росин увидел вытаявшие из-под снега кедровые шишки.
– Давай причалим, может, орехи в них остались.
– Полно, разве мыши оставят?
В дальнем конце гривы что-то мелькнуло.
– Федор, лиса!
Подхватив палку, Росин пустился по гриве. Между кустами, стелясь по земле, мелькала лисица. Федор, припадая на больную ногу, тоже торопился к кустарнику. Лисица метнулась по узкой полоске земли. Росин рядом. Размахнулся, но лисица – в воду и поплыла. Росин с ходу за ней – и с головой в воду. Вынырнул – быстрее на берег.
– Почто ты в воду плюхнул?
– Думал, мелко.
Лиса доплыла до другой гривы и тут же пропала за древесным хламом.
– Вот, Федор, что значит высококалорийная пища. Не то что поешь, а только увидишь – сразу организм полон сил. Вон мы как с тобой по гриве скакали. Только хворост трещал.
– Хуже собак изголодались. Те лису не едят, а нам бы только дай.
Высушив возле костра лохмотья, поплыли дальше.
– Вот еще грива хорошая, – сказал Росин, – кажется, со всех сторон вода. Давай завернем, может, зайчишку какого поймаем.
Федор направил лодку к гриве, но, не доплыв нескольких метров, резко отвернул в сторону.
– Тут нас самих словить могут. Глянь-ка, вон следы как лапти – медведь. Не хуже нас голодный. Только из берлоги. Видишь, на снегу валялся, шерсть оттирал. Давай-ка уж своей дорогой.
Время от времени проносились утки. Росин по привычке, тянулся к луку, но руки теперь не могли даже как следует натянуть тетиву. Вчера почти вплотную подкрался к глухарю, но только ранил птицу. Та потеряла было равновесие, но быстро-быстро замахала крыльями и улетела… Не раз пытался добыть рябчика. Но стрелы летели мимо… Пробовал опять тренироваться – ничего не вышло. Дрожали руки. Надо было хоть немного больше есть. Лодка лавировала между всплывших валежин, проплывала над замшелыми грудами полусгнивших деревьев.
– Высокая нонче вода. Местами поверх завалов плывем. Эдак мы скоро до русла доберемся! Особливо если почаще напрямую срезать будем.
Через несколько дней, изможденные голодом и усталостью, они стояли на берегу реки и смотрели воспаленными глазами на ее полноводное русло. А по нему сплошной белой массой плыли льдины. Плыли неспокойно. Давили друг друга, вставали на дыбы, обнажая зеленоватый скол. Перевертывались, ломали края у соседних льдин.
В реку вдавался небольшой полуостров. Сейчас он был затоплен, и над ним тоже плыли льдины. С ними боролась пара стоящих рядом молоденьких березок. То одна, то другая льдина наползала на них, пытаясь сломать. Березки вздрагивали, гнулись. Но сдерживали напор и медленно начинали выпрямляться, отжимая льдину обратно. Льдина разворачивалась и, подталкиваемая другими, проплывала уже сбоку. А у березок опять борьба – другая льдина хотела сломать их.
– Смекали плыть тут без горя, а обернулось – в самой поре ледокол! Разом лодку раздавит. Ждать придется, покуда лед реже будет.
– Как же, Федор, ждать? Ведь мы через день, через два с голода подохнем.
– Ничего, теперича недолго. Шкуру варить будем. Почто ее жалеть? Зима прошла.
– «Шкуру»! Меня от одного слова мутит… Ты пока тут устраивайся, а я пройду берегом, может, найду чего.
…Вернулся Росин не скоро. Проходя мимо лодки, что-то сунул под связку бересты и только потом подошел к костру.
– Нашел ли чего?
– Ничего, – буркнул Росин и принялся подтаскивать к костру валежник. Нечаянно задел суком за бересту, и из-под нее высунулся уголок свежей берестяной коробки. Росин поспешно прикрыл его.
– Чего это ты все прячешь? – удивился Федор.
– Да так, ничего, – замялся Росин. – А впрочем, посмотри. А то подумаешь, нашел, мол, что-то и один съесть хочет.
– Ты что, сдурел?
– Нет, все-таки посмотри и знай: на самый крайний случай запас есть, кое-что нашел.
Росин поднял крышку… На дне коробки лежала черная с размозженной головой гадюка.
– Да, – в раздумье сказал Федор. – Шибко помирать не хочется. Особливо сейчас, перед домом. Вроде уж и эта гадость не так воротит, зря прятал… Только не сейчас, убери покуда, а там видно будет.