Казак Семейка, служилый человек - Северов Петр Федорович. Страница 1
Пётр Фёдорович Северов
Казак Семейка, служилый человек
На дальних сибирских дорогах, в отрядах служилых людей, в маленьких, обнесённых частоколом селениях, где встречались удалые путники этого необъятного края, немногие знали по фамилии казака Семейку.
Настоящее имя его — Семён — было переделано кем-то в уменьшительное — Семейка, но звучало оно не пренебрежительно, — ласково.
Люди бывалые, исходившие звериными тропами огромные просторы тундры и тайги, отзывались о Семейке с похвалою, говорили, будто дрался он в сорока сражениях и на теле его на осталось живого места: все оно было покрыто шрамами и рубцами.
Но Семейка об этих бесчисленных схватках, о своих удивительных приключениях и отважных походах рассказывать не любил. В два слова вкладывалось у него все пережитое:
— Такова служба…
А государева служба в диком, неизведанном краю в те далекие годы была очень тяжела. Исследуя новые земли, собирая, нередко с боями, для царской казны ясак — налог, который вносился обычно пушниной, мамонтовой костью, моржовыми клыками, — служилые люди уходили от Якутска (в то время опорного пункта русских на реке Лене) за сотни и тысячи вёрст. В этих походах бесследно погибали целые отряды землепроходцев: воины сибирских племён, присоединённых к России, нападали на них в таёжных дебрях, горных долинах, тундровых топях, устраивали засады при переправах через могучие реки. Многих обрекали на гибель голод, холод, цинга.
Нужна была особая закалка, воля и поистине железный характер, чтобы преодолеть все эти невзгоды и добыть для родины новые земли, а для царёвой казны — ясак.
Даже в челобитных закалённого казака Семейки, которые он слал царю, словно сдержанный стон, иногда прорывались жалобы. Он описывал, как «помирал голодной смертью», «сосновую и лиственную кору ел», «многие годы всякую нужду и бедствие терпел», «голову свою складывал, раны великие приимал»…
Однако из далёких земель Семейка и его товарищи не стремились возвратиться в город Якутск. Страшен был Якутск кровавыми делами стольника Петра Головина. Палач и самодур, Головин пытал и казнил десятки ни в чем не повинных людей; мрачная слава о нем гремела по всей Сибири.
Впрочем, бывалому Семейке не трудно было найти для себя более спокойную службу и в другом месте. Но спокойная жизнь в тёплой избе, как видно, была не по нём. Слишком любил Семейка дикие сибирские просторы, гудящие стремнины рек, неведомые заоблачные хребты, где ещё не ступала нога человека… А суровый полярный океан! Какие острова ещё не открыты в этом океане, какие звери и птицы на них обитают? А синие озера, разлившиеся до самого горизонта! Что дальше, за этими озёрами? Быть может, снова горы и реки и неведомые народы?
Бивни мамонта и моржовый клык, найденные на островах в дельте Лены; драгоценный мех соболя, чернобурой лисицы, голубого песца; золотые россыпи, сверкающие на дне ручьёв и проток, и другие сказочные богатства этого первозданного края, — все звало отважных землепроходцев вперёд, в неисхоженные дали. Не для них был домашний уют и холопьи поклоны воеводам.
В XI веке, преодолевая тысячи преград, русские люди разведали Каменный пояс — Урал и продвинулись дальше на восток, в Сибирь. В 1582 году Сибирское царство было навечно присоединено к Руси. Но где проходили границы этого необозримого края, точно никто не мог сказать. Огромная неисследованная страна простиралась на многие тысячи вёрст.
Русь издавна славилась беззаветной удалью своих сынов: не было преград, которые могли бы остановить пытливого русского человека.
Ещё обживалась Уральская земля, ещё отражали молодые русские города нашествия диких орд, а ватаги казаков и промышленников, каждая в два-три десятка человек, уже плыли на кочах — небольших плоскодонных судах и плотах по многоводной Оби, проникали в бассейны соседних рек, пробирались на Енисей, на Нижнюю Тунгуску, на Вилюй, упорно и бесстрашно прокладывая путь к далёкой Лене.
В 1632 году казачий сотник Пётр Бекетов заложил на реке Лене Якутский острог. Это постоянное поселение стало торговым центром и узлом всех сибирских путей. На запад дороги вели к Уралу, к далёкой Москве. На восток они вели неведомо куда — то ли в Америку, то ли в загадочную Японию. Никто из европейцев на крайнем северо-востоке Азии к тому времени ещё не побывал, и между учёными велись жаркие споры: есть ли пролив между Азией и Америкой?
На одних географических картах Америка изображалась соединенной с Азией, на других же был обозначен пролив, названный Анианским. В течение долгих лет этот пролив оставался загадкой, и споры о нем время от времени разгорались с новой силой.
Служилый человек Семейка знал сибирские реки, горные цепи, дикую тундру и тайгу без карт и описаний, — шрамы от копий, стрел и мечей были для него словно зарубками памятных дней и пройденных дорог.
Но дальние просторы востока снова властно звали его в путь. Шёл он теперь с товарищами на неизвестную Колыму-реку, о богатствах которой уже говорили в самом Якутске.
Ещё никто из землепроходцев не ступил на берег этой далекой реки, а слух о ней успел облететь все поселения в тундре и тайге, отделённые сотнями километров одно от другого, и уже верилось, что кто-то побывал на таинственной реке. Пушные богатства её кружили головы смельчакам, спешно создавались разведывательные отряды.
Когда казак Семейка прибыл в низовья Колымы, другой землепроходец — Михаил Стадухин — уже успел основать здесь острожек и заставить племена юкагиров платить царю ясак.
В устье Колымы Стадухин пробрался морем, не убоявшись ни штормов, ни льдов. Малые деревянные кочи нещадно швыряла штормовая волна, путь преграждали подводные скалы и мели, ветер срывал скроенные из оленьих шкур паруса, но Стадухин упрямо шёл на восток, пока не открылось колымское устье. И теперь по праву первого он чувствовал себя хозяином всей реки.
Был Михаил Стадухин человеком решительным и отважным, но, как говаривали казаки, характером больно уж резок да норовист. С неизвестными племенами, обитавшими по берегам студёного моря и сибирских рек, не знал он обращения без угроз и боя. Служил когда-то Семейка под началом этого свирепого человека. Не раз приходилось ему увещевать своего атамана, но тот советов никогда не слушал, а указаний не терпел.
И, распростившись как-то на дальней дороге, твёрдо решил Семейка не возвращаться больше к Стадухину, чтобы не слышать его исступлённого крика, не видеть жестокого суда.
А теперь неожиданно в этом маленьком острожке в устье реки Колымы Семейка оказался в гостях у Стадухина, и тот, лукаво посмеиваясь в бороду, спрашивал так, будто заранее знал ответ:
— Ну что же, казак, пойдёшь под моё начало? Я, знаешь, слова насупротив не люблю…
Был здесь ещё и Дмитрий Зырян, испытанный в боях товарищ Семейки, он-то и ответил за двоих:
— Служба у нас одна, Михаило, — государева. И уж если ты первый прибыл в сии места, значит быть тебе нашим начальником…
— Тогда, собирайте, молодцы, отряд, — сказал Стадухин. — Юкагирского князя Аллая надобно смирить. Нам он везде перечит, засады строит, убивает людей…
Юкагирское племя омоков храбро отстаивало свои земли. Впёрвые слышали коренные жители этого края — юкагиры о грозном русском царе, который объявлял себя их правителем. Для начала этот правитель требовал высокую дань соболиными да песцовыми шкурами. Юкагирские кочевья снялись и ушли в тундру.
…Три года скитался казак Семейка по тундре, не раз пытался уговаривать гордого князя Аллая, чтобы все мирно порешить. Не тот неожиданно напал из засады, и началась рукопашная схватка, в которой снова отличился Семейка, убив самого сильного и отважного воина юкагиров — брата Аллая.
Сам Семейка был серьёзно ранен: витой железный наконечник стрелы пронзил насквозь ему руку.
Кое-как добрался Семейка с горсткой казаков обратно в Нижнеколымский острожек и передал начальнику собранный ясак.