Наслаждения - Сидни Диана. Страница 96

Инжир скатился с губ Ясмин на подушки, когда Хасан раздвинул ей ноги и принялся неторопливо целовать внутреннюю часть ее бедер. Прикосновения его были легки, как прикосновения пера или крылышек бабочки. Хасан продолжал ласкать и облизывать каждый дюйм ее тела, и Ясмин, не в силах более сопротивляться, начала помимо воли реагировать на ласку.

Однако вместо того чтобы довести Ясмин до высшей точки, Хасан остановился, крепко обнял ее и держал так, пока напряжение в ней не спало. Затем он повторил это еще раз. Потом еще раз. Вне себя Ясмин в конце концов взмолилась дать ей кончить, но когда это наконец произошло, ощущение было столь мощным, что скорее это можно было назвать извержением. И при этом мысли Ясмин постоянно блуждали в поисках выхода из создавшейся чудовищной ситуации. Она никак не могла избавиться от этого ужасного, невозможного человека. Ничего разумного не приходило в голову. Она надеялась остаться одна и спокойно разобраться во всем, что произошло.

Однако, к изумлению Ясмин, Хасан не покинул ни ее комнаты, ни ее тела до позднего утра следующего дня. К тому времени Ясмин окончательно вымоталась и морально, и физически. Она погрузилась в свинцово-тяжелый сои без сновидений и проспала до глубокой ночи.

В доме стояла тишина. Порывшись в сундуке в поисках одежды, Ясмин нашла тонкое нижнее белье из чистого хлопка и серый в белую полоску халат. Она медленно открыла дверь комнаты и выглянула в коридор и, увидев, что там никого нет, мягко ступая босыми ногами, прошла через него в главную гостиную. Там тоже было темно и тихо.

— Есть кто-нибудь? — встревоженно произнесла Ясмин.

Она вовсе не желала быть подстреленной только за то, что хотела поесть.

За ее спиной раздался скрип открываемой двери, и из одной из комнат появился Хасан.

— В чем дело? — резко спросил он. Круги у Хасана под глазами, казалось, еще больше потемнели, и выглядел он так, словно постарел после их последней встречи лет на десять.

— Я хочу есть. — Ясмин заинтересовало, что так встревожило Халифу. — Но тебе не стоит затрудняться. Только скажи мне, где находится кухня и прикажи своим людям не стрелять в меня.

Ясмин хотелось выглядеть беспечной, чтобы Халифа посчитал, что она отказалась от идеи оставить его, что теперь она ему верит.

— Нет! — отрезал Хасан. — Я покажу тебе, куда идти.

Хасан прошел мимо Ясмин, и ей пришлось поспешить за ним, чтобы не отстать от его стремительного широкого шага. Халифа провел Ясмин назад по коридору мимо ее комнаты и привел в отдельное помещение.

Это была большая комната с белеными стенами и старинной плитой в углу. На противоположной стене была установлена глубокая раковина, на железных крючках висели большие кастрюли. На плите стоял огромный чан.

Хасан приподнял его крышку и заглянул внутрь.

— Бараньи ребрышки. Тебе вполне хватит.

Хасан взял половник и миску и наложил Ясмин немного мяса. Пока он этим занимался, Ясмин снова овладело совершенно четкое впечатление, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Она попробовала мясо. Несмотря на то что блюдо было наперчено несколько больше, чем любила Ясмин, мясо ей понравилось.

— Похоже, что ты все же не подготовился к моему проживанию здесь, — заговорила Ясмин, не отрывая взгляда от Халифы. — Хочешь, чтобы я присматривала за кухней? Я, разумеется, возражать не буду, тем более что это позволит мне хоть чем-то заняться. Этот странный дом больше походит на военный лагерь, нежели на домашний очаг. Ты уверен, что все в порядке?

— Ни о чем не беспокойся, — резко ответил Хасан.

Внутреннее чутье подсказало Ясмин, что грубый тон Хасана вызван его волнением. А если что-то произошло, как она сильно надеялась, тогда появляется хоть какая-то возможность найти лазейку, чтобы ускользнуть.

Губы Хасана были стиснуты в узкую полоску, он был напряжен и чем-то встревожен — это все свидетельствовало о правильности догадки Ясмин.

— Ты уверен, что не хочешь со мной поговорить? — неожиданно заботливо спросила она. — В конце концов, может быть, я смогу чем-нибудь помочь.

Халифа взглянул на Ясмин, и, прежде чем он заговорил, она прочла в глазах Хасана, что он колеблется: говорить ли?

— Тебе нельзя здесь оставаться, — отрезал Хасан. — В горах неспокойно. В моих владениях находится несколько рудников по добыче фосфатов, и банды партизан создают нам проблемы. Официально данный район считается спорной территорией. ПОЛИСАРИО стремится захватить рудники. Они постоянно предпринимают такие попытки, но на этот раз дело кончилось плохо — есть убитые.

Ясмин замерла. Халифа сказал «в моих владениях», но не «во владениях моего брата». В этом было что-то зловещее.

— Почему мы не можем поехать в Рабат, к твоему брату? — помедлив, спросила она.

— Я не могу. — Ясмин увидела, как на лицо Халифы легла серая тень. — Мой брат умер.

— Умер? — Теперь Ясмин все поняла. — Когда? Когда это произошло?

— Мне позвонили, покаты спала. — Хасан говорил с трудом. — У него случился сердечный приступ с осложнениями.

Теперь я должен оставаться здесь и следить за людьми. Мне следовало бы самому отвезти тебя в Рабат, но теперь о моем отъезде не может быть и речи. И я не знаю, как поступить с тобой. Они тебя не пощадят, если взбушуются.

Халифа медленно поднял глаза и встретился взглядом с Ясмин. Вместо Хасана, хорошо знакомого ей по Парижу, умного, цивилизованного, с высшим образованием, Ясмин увидела совсем другого человека. Халифу трудно было узнать: орлиные черты лица и набрякшие веки темных глаз напомнили Ясмин портрет классического араба; парижский лоск исчез, сменившись резкими чертами надменного и дикого шейха.

Мысли Ясмин лихорадочно заметались. Она пыталась определить, как этот неожиданный поворот событий скажется на ее теперешнем положении пленницы и как Хасан намерен с ней поступить. Если в какой-то момент ей показалось, что внешняя цивилизованность Хасана заставит его согласиться с правом Ясмин на возвращение в Париж, к привычной жизни, то теперь выбора у Ясмин не оставалось. Наносный лоск Хасана улетучился — его смыла смерть брата.

Ясмин вдруг пришла к выводу, что желание Халифы отказаться от своего наследства и навсегда поселиться в Париже было связано с тем обстоятельством, что он был вторым сыном в семье, а значит, не имел реального положения в Марокко. Традиция диктовала условия, при которых старший брат Хасана наследовал богатство и власть, а Хасану отводилась совершенно незначительная роль. Хорошо зная Хасана, Ясмин теперь поняла, до чего невыносимо было для него такое положение. Хасан был слишком самолюбив и мог согласиться только на полную, безграничную власть. Потому Халифа и учился в Гарварде. Потому он и жил в Париже. У него просто не было выбора.

Теперь же ситуация кардинально изменилась. Теперь Хасан стал шейхом. Это привязывало Халифу к его стране неизмеримо более тесными узами. Если еще вчера Ясмин грела мысль попробовать обмануть Халифу, заставив его думать, что она готова здесь остаться, выйти за него замуж и передать ему все свое наследство, то при нынешних переменах это становилось невозможно. Хасан, несомненно, мог бы купиться на ее деньги, поскольку Ясмин убеждена, что жизнь в пустыне никогда не устроит Халифу. Еще недавно Ясмин была уверена в том, что Хасан продержит ее в Гулимине ровно столько, сколько сможет выдержать сам.

Но теперь она поняла, что, несмотря на все ее ухищрения и призывы вернуться в Париж к реализации взлелеянных Халифой планов, он скорее предпочтет похоронить себя, а заодно и Ясмин навсегда в этой средневековой крепости.

Стараясь говорить спокойно и сохранять невозмутимое выражение лица, Ясмин протянула руки к Хасану, как бы пытаясь успокоить его:

— Меня так огорчило известие о твоем брате. Как бы я хотела хоть чем-то тебе помочь. Мне хотелось бы попасть в Рабат, чтобы быть с твоей семьей, ты же хотел меня представить твоим родственникам.

Но Халифа был непроницаем. Он резко отпрянул от Ясмин:

— И речи быть не может.