Заяабари (походный роман) - Сидоренко Андрей. Страница 6

Вначале у меня не было ничего: ни чертежей, ни материалов, из которых надо сделать все необходимое, чтобы передвигаться как с помощью весел, так и под парусом. Я хотел построить универсальную лодку, чтобы на ней можно было преодолевать горные пороги и ходить под парусом на тот случай, если занесет меня в морские просторы. Похоже, что я захотел всего сразу, но на меньшее был не согласен.

Занялся конструированием. Дело продвигалось ужасно медленно, и я начал подумывать, не заработать ли еще денег и купить стандартный набор необходимых железяк у москвичей, гори все синим пламенем.

Хорошо, что я этого не сделал, иначе бы не удалось вложить душу в лодку.

Вспомнилось, как со своими студенческими друзьями переплывал на плоту Аральское море. Я был руководителем проекта, но скорее идейным. Полностью посвятить себя техническому творчеству не было возможности: летом должен был пройти службу в военных лагерях, как раз перед самым началом покорения моря. Душой проекта и техническим руководителем стал на это время мой друг Женя Ковалевский. Благодаря ему, в основном, все получилось. Выстрадать рождение плавсредства выпало на его долю. Не видел я тогда в этом ничего особенного.

Мы плыли по Аральскому морю уже дней десять. Неделю не было видно берегов. Мы болтались где-то посередине моря и переживали последствия ночного шторма, который оставил нас практически без пресной воды и еды. Питаться приходилось остатками риса и луком. Воду экономили. Я пробовал пить морскую. Дело приняло серьезный оборот. Жарища страшная. Дня три мы находились в зоне штиля. Надоело бездействие. Романтические настроения из наших мозгов уже давно выдул штормовой ветер и высушило солнце. Мы жили надеждами на скорое возвращение. Я лежал на палубе рядом с Женей Ковалевским, который задумчиво уставился в горизонт.

– Я мечтал об этом путешествии всю жизнь, – сказал Женя.

На душевные переживания у меня тогда сил не оставалось, просто запомнил его слова и продолжил мучиться на солнцепеке.

Я вижу Женю Ковалевского в том времени прямо из настоящего отчетливо и ясно. Я смотрю в его глаза и вижу момент счастья, как раз то, ради чего только и стоит прожить жизнь.

Сейчас он женат и полностью занят семейными неурядицами, но взор его иногда обращается к тому счастливому моменту, словно к сказке. Я люблю этого прекрасного человека.

Хорошо, что вспомнил Женю. Это помогло избежать главной ошибки, которую допускает начинающий странник, забывая, что путешествие начинается гораздо раньше, чем процесс передвижения. Как театр начинается с вешалки, так и путешествие начинается с подготовки к нему.

Я работал с утра до вечера, не зная покоя и не нуждаясь в отдыхе. Я отдался процессу создания чудо-лодки полностью, не обращая внимания на факт общественной бесполезности затеи. Мне в первую очередь хотелось быть честным перед собой. Я хотел сделать то, о чем мечтал с детства: построить корабль и отправиться в плавание, причем корабль и плавание должны быть самыми настоящими.

Начали происходить странные вещи. Стоило только заняться строительством лодки для поиска птицы счастья, как сразу начали встречаться чудесные люди, которые помогали мне бескорыстно. Оценивая весь тот объем труда, который произвел с помощью своих друзей, прихожу к выводу, что в одиночку просто не смог бы сделать то, что удалось. Но тогда я не рассчитывал свои возможности: влекомый неведомой силой, несся вперед на всех парусах.

В Ялтинском яхт-клубе познакомился с Петей Крячко. Мы разговорились о дальних странах, опасных путешествиях и прелестях неизведанного. Радостно было встретить в Ялте человека со здоровыми романтическими устремлениями к прекрасному, несмотря на гнет капитализма. Петя, правда, не разделял мою тягу к странствиям по далеким местам – ему хватало романтики и приключений неподалеку от дома, в глубинах родного Черного моря. Нераскрытые морские тайны представляли из себя невспаханную целину. Здесь были и затонувшие корабли всех времен, и затопленные древние города, и россыпи старинных амфор, и многие другие прелести. Петя посвятил любимому делу всю сознательную жизнь. Венцом его деятельности была компрессорная установка гигантских размеров, с помощью которой можно отправить в подводное плавание с аквалангами значительную часть местного населения. Но ялтинский народ почему-то упорно не хочет вырабатывать всю мощь Петиной установки. Редко в местной акватории можно увидеть пузыри от любителей подводного плавания. Петя был типичной "белой вороной". Наверное, поэтому мы быстро нашли общий язык.

Петя ввел меня в круг яхт-клубовской братвы и позволил трудиться в их мастерской, где было все необходимое, включая фрезерный станок.

Даже на первый взгляд работы было невпроворот, а в процессе труда ее оказалось еще больше. Я старался не думать о всей работе целиком, чтобы не испугаться. Зарядился терпением и вооружился любовью к производству, осознавая прелесть постройки плавсредсва собственными руками. Для меня это было непросто, потому что я не практический человек и за свою сознательную жизнь не произвел на свет никакой вещи, а всегда пользовался чужими. Раньше мне приходилось участвовать в производственных процессах, где требовалось напрягать силу-волю, но там не рождались на свет полезные предметы. Я сосредоточился на бестолковости своей жизни и убедил себя довести материализацию идеи до конца, не щадя живота своего. Преисполнившись энтузиазмом, начал пилить, точить и фрезеровать железяки с утра до вечера без перекуров и перерыва на обед.

На территории яхт-клуба красовалась здоровенная яхта, на которую я смотрел как на недоступное счастье и никак не мог уяснить поведение ее хозяина, живущего в далекой Москве. Как можно спокойно жить, владея кораблем с неограниченным районом плавания, и не отправиться в кругосветное путешествие? Я бы даже и не задумался – бросил все и укатил в дальние страны. Каждый день перед тем, как встать к станку, я должен был пройти мимо яхты, и каждый раз сердце мое екало.

День шел за днем, и дело потихоньку продвигалось. Смастерил каркас и сделал весельную систему в первом приближении. Пришло время водных испытаний, которые решил провести в рабочем режиме без тени торжественности и предрассудков.

Предупреждали меня яхтсмены, что любое касание воды лодкой считается как спуск на воду, а это событие первостепенной важности. Игнорирование традиционного морского ритуала может привести к нехорошим последствиям. Я был не против, но торжественность момента решил перенести на потом, когда лодка будет готова к генеральному спуску. Однако в божественной области мое намерение в зачет не пошло, и первое плавание закончилось катастрофой: утонуло весло. Оно было железное и погрузилось в морскую пучину с легкостью топора.

"Ерунда, – подумал я, – сейчас достану".

Кое-как добрался до берега, попросил у яхтклубовцев акваланг, гидрокостюм и занырнул в студеные весенние воды Черного моря. Гидрокостюмчик пришелся не в пору, и холод завладевал моей плотью все сильней. Начался шторм, вода стала мутной. Я не плавал, а лазал на четвереньках по дну и наощупь пытался обнаружить весло, но тщетно. Высосал последние литры воздуха из баллона и ни с чем выплыл на поверхность. Теперь больше никогда не буду нарушать морские традиции.

Мастерить конструкцию приходилось из разного случайного хлама. Лопасти для весел, например, сделал из старого перекореженного противня, который валялся на свалке в лесу. Железяка, похоже, побывала под гусеничным трактором. Сделать на ней ровную поверхность было тяжко, но я справился.

Пришла весна, и крымская природа начала благоухать. Небо, горы и море переглянулись в недоумении и приготовились к изменению климата. Девицы начали щеголять по набережной с голыми коленками. Вороны на городской свалке резвились вовсю. Суровая капиталистическая действительность не могла справиться с законами природы и отступала под действием радостных выражений лиц народа. Население курортного городка терло руку об руку в предвкушении летнего заработка, легкого, как дождь в Париже.