Однажды и навсегда - Сигер Мора. Страница 49

Посетители. Она отмахнулась от него с той же легкостью, как это сделала бы какая-нибудь поигрывающая веером светская матрона, когда ей надоело внимать лестным нашептываниям разнаряженного фата, положившего глаз на ее состояние.

Он стиснул зубы. Еще ни одна женщина не осмеливалась так себя вести с ним. Ему всегда удавалось держать свои чувства в узде. Целиком сосредоточившись на будущем, какое по праву принадлежало ему, он сделал все возможное, чтобы женщины в его жизни занимали строго отведенное им место.

По крайней мере, так было до сих пор.

— Что вы намерены делать дальше? — спросил его сэр Исаак. Большинство людей, вернее, все, кто знал Фолкнера, за исключением самого герцога, не стали бы задавать ему подобного вопроса. У них наверняка бы хватило здравого смысла или же, наоборот, не хватило мужества затронуть больную тему. Но сэр Исаак, несмотря на свой гениальный ум, в житейских делах был довольно-таки простоват. И поэтому ему легко сходило с рук то, о чем другие даже не посмели бы заикнуться.

Аннелиз заметила взгляд Фолкнера. Слегка побледнев, она сдержанно кивнула и вскоре принесла эль, поставив кружку на столик, снова отошла. Фолкнер отпил и сказал:

— Я приехал, чтобы найти убийцу. И не намерен уезжать, пока не исполню свой долг.

— Разумеется, это моя вина. Именно я послал то злосчастное письмо. Я чувствую себя перед вами довольно неловко, и даже неуютно. Если вам хочется уехать отсюда, я смогу объяснить герцогу, что вы сделали все, что было в ваших силах.

— Я остаюсь.

— Да-да, если вы желаете. Однако мне кажется, что…

— Я остаюсь, — твердо повторил Фолкнер и со стуком поставил кружку на стол. — И черт бы побрал мистрис Сару Хаксли.

Он встал со стула, подтянул за ремень панталоны и снова посмотрел на Аннелиз.

— А она довольно-таки милое создание.

— Кто? Эта девушка? — растерянно посмотрел на него ученый. — По-видимому, вы правы…

— А еще она до смерти боится таких типов, как я. Не могли бы вы попробовать вызвать ее на откровенность? Мне хотелось бы знать, что она думает о Дейви Хемпере.

— Отец не позволяет ей ни минуты сидеть без дела. Поэтому выполнить вашу просьбу, как мне представляется, будет крайне трудно, — замялся сэр Исаак.

— Я в вас абсолютно уверен. Сэр Исаак нервно улыбнулся.

— Неужели? Что ж, в таком случае я постараюсь оправдать ваше доверие. Кстати, с вами хотел переговорить Эдвардс. Если у вас, конечно, найдется для этого время.

Фолкнер кивнул и, попрощавшись с ученым, вышел на солнышко. Женщины уже разошлись по своим делам. Улица была безлюдна. Только дети, как всегда, резвились и шалили. Не успел Фолкнер отойти от гостиницы и нескольких шагов, как его догнал Криспин.

— Ваш камзол, сэр. Прошу вас.

— Обойдусь и без него. Сегодня довольно тепло.

— Я понимаю, сэр. Однако существуют и в деревне некоторые понятия о приличиях.

В устах Криспина фраза прозвучала с каким-то темным двусмысленным намеком.

— Здесь тоже полагается соблюдать правила. Откровенно говоря, вы больше заботились о подобных вещах во время военных кампаний, нежели здесь, сэр.

— Всего лишь одна из странностей Эйвбери, — пожав плечами, Фолкнер натянул камзол. С Криспином лучше не спорить. Он снова пошел по улице. Криспин пустился следом, старательно разглаживая камзол на плечах хозяина.

— Так что тебе удалось выяснить в Бате? — спросил Фолкнер. Его лакей вернулся после отлучки, но у них еще не нашлось времени и возможности поговорить. Или, вернее, Фолкнер не особенно жаждал затевать разговор. Он был все еще полон негодования из-за бесцеремонности и непреклонности Сары.

— Этих кучеров, сдается мне, мучает неутолимая жажда. И по сравнению с теми пабами, в которые они наведываются, «Роза» покажется вам кузиной самому Хэмптон-Корту.

Фолкнер засмеялся. Не было на свете таких печальных обстоятельств, про которые Криспин смог бы сказать, что дела на самом деле обстоят гораздо хуже.

— А что, так говорят они сами? Что, мол, это первоклассная пивная, полная прекрасных дам и джентльменов?

— Они говорят, что Морли всегда наливает честную меру.

— И?

— И они его все равно недолюбливают. Правда, я не понимаю, почему. Собственно говоря, по-видимому, они сами не понимают.

— Интересно. И что же в нем не нравится им?

— Он никогда не улыбается.

Фолкнер на минуту призадумался и внимательно посмотрел на лакея.

— Они сами сказали об этом?

— Нет, — признался Криспин, — это мое собственное наблюдение. Он надраивает свои кружки, обслуживает клиентов и не спускает глаз с дочери. Но никогда не улыбается. И, коль уж на то пошло, никогда ни с кем не заговаривает. Вы когда-нибудь слышали, чтобы он рассказал какую-нибудь прибаутку, пошутил, немного посплетничал или сообщил какую-то новость? Нет, рот у него всегда на замке. А сам он, и впрямь, поразительно неприветливый тип.

— Может быть, во всем виноваты привидения?

Физиономия Криспина засияла лукавством.

— На этот счет имеются самые разнообразные догадки. Главным образом все грешат на средневековых монахов. Однако кое-кто толкует совсем о другом.

— О чем? — потребовал Фолкнер, чтобы Криспин договорил до конца. Он шел в направлении церкви, лакей семенил вслед за ним, докладывая на ходу.

— Это относится к самой Эйвбери. Достаточно милое место, хороший народец, плодородные поля. И все же что-то здесь не так. У деревни, так сказать, дурная слава. Все не так, как везде. Один из кучеров даже обмолвился, что, предложи ему поселиться здесь, взять дом, землю, он ни за что не согласится. А когда я спросил, почему, он понес что-то о древних духах и движущихся камнях.

— Скажи мне точно, сколько кружек эля ты влил в него?

— Изрядно, — признался Криспин.

— Скорее всего, оно в нем и заговорило.

— Вы полагаете? — Криспин задумался и почти шепотом добавил: — Согласитесь, что здесь в самом деле все как-то странно, сама жизнь среди камней. Люди говорят, что когда-то их было еще больше. Но, если хотите знать мое мнение, их и сейчас более чем достаточно. И потом очертания местности какие-то не такие, скажу я вам. Такого больше нигде не встретишь, — Криспин покачал головой. — Может, всему виной мое разыгравшееся воображение. Я ведь не сельский житель.

— Да вы начинаете жаловаться, стоит вам отъехать на пять миль от Лондона. Ладно, итак, у Эйвбери дурная слава, а Морли не особенно любят. Что еще?

— Мистрис Хаксли пользуется всеобщим уважением.

— Мы не будем здесь обсуждать ее.

— Как вам угодно, сэр, — ответил лакей и склонил голову. — Если я вам больше не нужен, то вернусь в гостиницу, займусь вашей рубашкой. Ума не приложу, как вывести с нее травяные пятна.

— Здесь наверняка есть прачки, Криспин. Найдите одну из них, и пусть она займется этими пятнами.

— Спасибо за предложение, сэр. Но, кажется, я сам знаю свои обязанности. Что-нибудь еще?

Фолкнер махнул рукой, давая понять, что Криспин может ступать, куда ему будет угодно. Он терпеть не мог, когда Криспин дулся. Однако тут ничего не поделать. По крайней мере, в настоящий момент. Впереди виднелся шпиль церкви. Фолкнер свернул на узкую каменистую тропинку.