Однажды и навсегда - Сигер Мора. Страница 50

ГЛАВА 29

Как только сэр Исаак ушел, Сара решила отправиться в сад. Надо было прополоть грядки, высадить рассаду, подрезать кусты тиса и сделать еще дюжину других дел. Главное, чем привлекал ее сад, — в нем всегда находилась работа.

Солнце приятно согревало. Сара облачилась в непритязательное домашнее платье, простое и свободное. Она особенно любила такие до того, как в деревне появился Фолкнер. Именно так теперь она думала: до того, как он появился, и после того.

Всю жизнь она прожила бок о бок с тайнами Эйвбери. И даже успела к ним привыкнуть. Хорошо ли, плохо ли — сжиться с ними. Она сумела добиться возможного равновесия. И самое главное — никто от этих ее сновидений не страдал. До сих пор.

Он побывал там, в круге камней на холме, вместе с ее жрицей и охотником. Он побывал там с ней.

— Он ужасно беспокоится о вас, поверьте мне, — сказал ей сэр Исаак, — не хотел оставлять вас даже на минутку. В конце концов, мне с большим трудом удалось уговорить его пойти подышать свежим воздухом. И тогда, ума не приложу, каким образом его занесло в подвал? В этом нет никакого смысла, верно?

Она не могла ответить сэру Исааку, не могла рассказать о жрице и охотнике. В этом мире, мире, кажущемся им действительным, дуют теплые и нежные ветры, семена идут в рост. А мир камней был совершенно иным. Но об этом из нее никто не вытянет ни слова. Он вернул ее назад, а, может быть, она вытянула его. Или они вернули друг друга этому времени. Она понятия не имела, какая из ее догадок верна. При этом она была абсолютно уверена, что они едва не переступили черту, из-за которой выбраться почти невозможно. И если бы однажды такое произошло только с ней, то она приняла бы случившееся как неизбежность. Но она не могла допустить, чтобы это произошло с Фолкнером. Он принадлежит этому времени и этому миру. В конце концов, он вернется в Лондон. Там ему ничего не угрожает. Больше она не рискнет втягивать его в свое личное безумие. Не имеет права.

Ей стало больно. Душевная мука граничила с физической болью. Превозмогая себя, Сара нежно посадила в грядку еще один кустик и аккуратно примяла вокруг него землю. У нее оставалось одно прибежище — в этом доме, за высокими каменными стенами. Она должна ждать, когда он, наконец-то, уедет. Если только…

Слезы застилали глаза. Моргнув, она смахнула их и стала высаживать растеньица дальше. От нее потребуется столько сил и сдержанности, чтобы исполнить свои намерения! Она была настроена решительно и непреклонно. Это все, что она могла теперь ему дать.

Она выпрямилась, отряхнула с рук землю, осмотрела заросли тиса и каменную стену, окружающую сад. Странно, раньше она не обращала внимания, что и дом, и сад со всех сторон ограждают ее камнем. Камень окружал ее сплошным кольцом, словно пленницу.

А он уедет. Эта горькая, гнетущая мысль не уходила от нее никуда. Она измучила ее. Он уедет. Сара вернулась в дом, села у окна, принялась разглядывать деревья, изо всех сил стараясь ни о чем не думать.

— Кошмарный случай, — промямлил преподобный Эдвардс, — должен признаться вам со всей откровенностью, что он потряс меня до глубины души.

— Как и всех нас, — согласился Фолкнер, набираясь терпения. Он пришел сюда полчаса назад. Отказался от чашки чая и чего-либо покрепче. И уже полчаса выслушивал рассуждения молодого священника о том, как отразились на нем события, имевшие место в деревне. И все это без малейшего приближения к тому, что интересовало Фолкнера. Возможно, Эдвардс и не собирался ничего ему сообщать?

— Такие дела совершенно не вяжутся с этим местом, — гнул свое Эдварде. — Ну, просто и представить себе нельзя — убийство. Это не лезет ни в какие рамки, верно?

— По вашему мнению, в Эйвбери нет ничего необычного? — перебил его Фолкнер.

— Ну, не совсем так. Это добрые люди. Чего греха таить, немного закоснелые в своих привычках, — Эдварде умолк, словно опомнившись. — Я сказал что-то несуразное?

— Простите, — выдохнул Фолкнер, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Утверждение, что жители Эйвбери «несколько закоснели в своих привычках», показалось ему ужасно забавным. Разумеется, здесь бы подошло более крепкое выражение.

— Мне всего лишь кажется, что здесь сохранилось то, что повсюду давно кануло в Лету.

Эдвардс насторожился и уставился на него.

— Вы имеете в виду монахов?

Но в Фолкнера уже вселилось лукавство. Обычно он говорил начистоту. Но на этот раз ему захотелось немного подурачить священника, чтобы посмотреть, куда это приведет.

— А вы тоже так думаете?

Эдвардс был явно в нерешительности. Он поерзал на стуле, потянулся за чашкой, снова поставил ее на стол. Он был взволнован и напряжен, как человек, ступивший на зыбкую почву.

— Ну, не совсем. Иногда мне приходила мысль, что это место не совсем такое, каким кажется. Я никогда об этом не распространялся. От подобных мыслей делается немного неуютно… — сказал он и продолжил: — Кстати, сейчас мне хотелось вернуться исключительно к обсуждению убийств. Как ни прискорбно, я пришел к заключению, что, возможно, вы правы, предполагая… Скорее всего, убийца кто-то из местных или в настоящее время проживает в Эйвбери.

Это уже любопытно. Фолкнер промолчал, ожидая, что будет дальше.

— И меня тревожит, что я вправе говорить, а что — нет. Несомненно, я не собираюсь обсуждать то, что было доверено мне, как пастырю душ, — он продолжал мяться в нерешительности.

— Однако вы не связаны обязательством соблюдать тайну исповеди, как рукоположенный священник, верно?

— Согласен с вами. Если от меня того потребует суд, я не стану молчать о подобных вещах. Но, к счастью, это не самое главное. Меня беспокоит одно — как бы не заподозрить невиновного человека.

— Принимая во внимание то, что нам до сих пор известно, — сказал Фолкнер, — нет никакой возможности достоверно определить, кого должно подозревать, а кого — нет.

— Я надеялся услышать от вас иное. У меня бы камень свалился с души, будь у вас твердая догадка о том, на чьей совести преступления.

— Увы, такое заявление было бы преждевременным.

Эдвардс вздохнул. У него был вид человека, в душе которого боролись опасения и чувство долга. Наконец он решился.

— Что ж, коли уж о том зашла речь, мне кажется, я обязан сказать вам. Незадолго до того, как было обнаружено тело Дейви Хемпера, — он выдержал паузу, — некто прошел по переулку от гостиницы. Присутствие этого человека могло быть совершенно случайным, но считаю своим долгом…

— Кто это был? — потребовал Фолкнер. Он уже был по горло сыт чрезмерной осмотрительностью Эдвардса. Теперь ему нужны были только факты.

— Джастин Ходдинуорт. Именно его я и видел. — Эдвардс, казалось, был растерян и подавлен. — Да, это был Джастин.

— А где вы были в этот момент?

— В саду. В то время я обдумывал воскресную проповедь. Случайно посмотрел в ту сторону, а увидел…

— Понятно. И это было незадолго до того, как Аннелиз обнаружила труп?

— Да.

— Что ж, это может оказаться важным свидетельством.

— Или же чистейшей воды совпадением, — не унимался Эдвардс. — В конце концов, мы должны задаться вопросом, что же могло толкнуть человека на убийство?

— А вот это действительно загадка. Преступления, в большинстве, являются либо результатом похоти, либо алчности. И, по-моему, тут нет особой разницы.

Эдвардс отвернулся. Его руки слегка вздрагивали.

— В данном случае алчность вряд ли имеет место, — продолжал свою мысль Фолкнер, не сводя глаз с помощника викария, — если только это не алчность Дейви Хемпера. У него откуда-то завелись деньги.

— Он работал…

— Но недостаточно, чтобы столько заработать. По-моему, кто-то купил его молчание.

Эдвардс быстро взглянул на него.

— Ходдинуорт?

— Возможно, хотя с какой стати ему это понадобилось? Неужели он действительно был замешан в каких-то темных делишках, о которых пронюхали цыгане и Дейви? А ему не хотелось свои дела афишировать.