Афёра - Силкин Владимир. Страница 22
11
Проводив Паулу до остановки и посадив в автобус, Макаров погулял немного по городу. Нашёл стоящий прямо над морем, на краю крутого обрыва, семнадцатый корпус пансионата «Янтарный залив», который, по словам администратора Анны Михайловны, не так давно занимал Гостенин. На фасаде бревенчатого здания, напоминающего сказочный теремок, красовалась табличка, извещающая, что это — памятник архитектуры «Охотничий домик» такого-то барона постройки конца девятнадцатого века. Полюбовавшись со всех сторон недавними апартаментами погибшего, Алексей направился в гостиницу, чтобы наконец спокойно пообедать, переодеться и в уединении прикинуть, за что прежде всего взяться в ближайшее время. План действий, составленный Макаровым ещё в самолёте, требовал существенных корректировок и дополнений. Необходимо было принять во внимание новые подробности пребывания в Янтарном и гибели московского студента Необходимо было, например, ещё раз более внимательно побеседовать с Паулой. Если бы это было возможно, Алексей предпочёл бы повременить с обедом, а вместо этого пригласил бы девушку к себе в номер и показал ей лежавшие у него в «дипломате» фотографии — возможно, она опознала бы запечатлённых на них людей. Затем он поговорил бы с девушкой, имея в качестве наглядного пособия фотоснимки, об ожерелье, которым была украшена шея красивой женщины по имени Элина. Здесь уже могло быть задано очень много вопросов: где, например, находится ателье, в котором используется для съёмок столь прекрасный и дорогостоящий реквизит («А может быть, никакой он не дорогостоящий?.. Просто обыкновенная, приобретённая заезжей дамой в магазине бижутерия?..»). И ещё он мог бы спросить Паулу, сколько, по её мнению, стоит такая штучка. И вообще, сколько здесь, в Янтарном, фотографических салонов? Макаров пока видел только один, на центральной, проходящей как раз параллельно берегу моря улице, и тот был закрыт по «техническим причинам», так что заглянуть в него не удалось… Могло быть и ещё много других вопросов. Кроме беседы с Паулой, нужно приниматься за поиск и иных путей к разгадке. Один или два уже ясно виделись Макарову, но он решил отложить окончательный анализ и выбор приоритетов до тех пор, пока его пустой желудок не будет заполнен необходимым для нормального здорового организма тридцатитрехлетнего мужчины объёмом пищи.
До гостиничного ресторана добраться ему так и не удалось. Улицы городка манили большим количеством разнообразных чистеньких баров и кафе, из которых доносились до его ноздрей восхитительные запахи, и в конце концов, не выдержав этого соблазнительного натиска, Макаров выбрал одно из заведений. В большом, сложенном из неровных камней закопчённом очаге на открытом воздухе здесь жарили кроваво-красную бастурму и, полив её острейшим соусом, подавали посетителям с зеленью и холодным пивом. Понятно, что после такой волшебной трапезы вышел Алексей из бара в прекраснейшем, самом благодушном настроении.
Во время обеда он окончательно решил, что прежде всего нужно направиться сразу не куда-нибудь, а к себе в гостиницу, чтобы приобрести более респектабельный вид — майка и шорты далеко не всегда располагают людей к обсуждению серьёзных вопросов. И ещё хотелось иметь с собой фотографии, без них разговаривать о Гостенине и его курортных друзьях было не слишком удобно.
Введя с помощью этих мыслей план своих действий в некие рамки или, иначе, придав ему более-менее упорядоченный характер, Макаров переступил порог гостиницы и сразу, пересекая холл, пошёл к лифту, чтобы подняться к себе на третий этаж. Но не тут-то было.
— Молодой человек, молодой человек, — услышал он из-за спины, справа, голос старичка-портье. — Подойдите, пожалуйста, ко мне, прошу вас.
Макаров оглянулся. Обращение от стойки безусловно относилось к нему, так как, кроме сгрудившейся в холле возле большого окна кучки пожилых немецких туристов да дюжих милиционеров-охранников, стоявших у входных дверей, никого не было.
«Черт, — выругался совсем не зло (причиной благодушия было по-прежнему воспоминание о хорошем сытном обеде) Макаров, нехотя меняя, уже почти подойдя к лифту, избранный курс и продвигаясь в направлении призывно махавшего ему рукой, привставшего даже ради этого со своего места дежурного. — Выжил из ума старик, годы, — сочувственно думал он. — Похоже, забыл, как утром давал мне ключи от номера, и теперь хочет выяснить, к кому я иду».
Но Алексей ошибся. Едва он приблизился к стойке, старик в зеленом форменном пиджаке и сидевшая поблизости за этим же барьером женщина, администратор гостиницы, с которой Алексей почти полчаса любезничал сегодня утром, а после вручил предусмотрительно купленный букет роз, расплылись в улыбках.
«Узнали, — моментально отлегло у него от сердца. — Слава Богу, родные, но что вам от меня надо?»
Оказалось, однако, что дежурные действуют в его интересах.
— Господин… господин Макаров, — радостно сказал старик-портье, протягивая Алексею нечто, упакованное в белый, внушительных размеров конверт, — вам доставили… Полчаса назад, Вере Алексеевне, — посмотрел он на утвердительно кивнувшую женщину — администратора гостиницы, сидевшую в двух метрах от него, — прямо в кабинет.
— Мне? — удивился Макаров, взяв у него из рук конверт. — Толстенький… Что это? Кто принёс?
— Сержант. Из Калининграда приехал специально, из милиции, — ответил старик и заговорщицки подмигнул. — Просил лично вам, в руки.
— Спасибо, — сказал Макаров и, повернувшись крутом, снова пошёл к лифту. Он понял, что пакет из Москвы, от Воронцова: похоже, появилась новая информация. Алексей усмехнулся про себя, вспомнив заговорщицкое выражение в глазах портье: «Лично в руки…» Во работают парни: «лично» через третьи руки. Кажется, посыльному из Калининградского отдела милиции, куда передал для него информацию полковник, просто не захотелось тратить время, дожидаясь его возвращения в гостиницу. Недосуг было. Теперь, при определённом развитии событий, план полковника Воронцова, предусматривавший, в частности, и то, что в приморском городке никто не должен узнать истинной профессии московского гостя, запросто мог полететь ко всем чертям.