Афёра - Силкин Владимир. Страница 69

На верхнюю площадку лестницы, своеобразный балкончик над холлом, с каждой из сторон выходило по две двери. Слева одна была не заперта, приоткрыта; из узкой щели между нею и притолокой ярко-белой изогнутой канцелярской скрепкой-полосой падал на слабо освещённый уличными фонарями паркетный пол площадки отблеск горевших в комнате за дверью ламп.

Потоптавшись в нерешительности возле двери — бог знает, какой будет реакция на незваное вторжение в столь поздний час, — он постучал костяшками пальцев по блестевшей в темноте эмалированной поверхности двери. От хорошо различимого в полной тишине громкого стука дверь слегка шевельнулась, но изнутри не донеслось ни звука. Что ж, раз не открыли — очевидно, не слышат. Макаров осторожно открыл дверь и сделал шаг вперёд.

Большая, площадью не менее тридцати метров комната с голыми, крашенными до половины зеленой краской белёными стенами была ярко освещена стандартными лампами дневного света По стенам её были во множестве развешаны разнокалиберные — от маленьких, таких, какие делают на документы, до огромных, в рост взрослого человека, — фотографии. В дальнем углу комнаты виднелась плотно закрытая дверь, ведущая, вероятно, в какое-то смежное помещение. В правом, противоположном от того, находилось множество интересных вещей — ширмы из занавесочной ткани, большие картонные или фанерные крашеные щиты, стулья со скамейками. Один из стульев, с красной бархатной обивкой и изогнутой спинкой — очевидно, из какого-то антикварного гарнитура, — стоял посередине небольшой свободной площадки, окружённой по периметру двумя или тремя осветительными приборами на высоких стойках, а перед ним — квадратный, из светлого дерева ящик со свисающей сзади чёрной тканью, на высокой треноге — непременная принадлежность любого уважающего себя профессионального фотоателье, стационарный дедушка-фотоаппарат.

Представшее глазам Макарова ателье не было совсем уж обычным, это была какая-то смесь обычного фотоателье со студией художника. Вместо обязательного для первого стола приёмщицы с барьерчиком стояли столы совершенно иного предназначения — с наваленными на них в большом количестве использованными плёнками, какими-то фотоснимками, пакетами от фотобумаги, разноцветными пакетиками из-под химикатов, ванночками и баночками, какими-то приборами, термометрами, лампами и ещё бог знает чем; по полу, как полагается в обычном фотоателье, были расстелены красные ковровые дорожки, на которые местами осыпался с потолка мел. Здесь же, как в студии фотохудожника, присутствовал круглый подиум, на котором, при подборе соответствующего заднего плана из стоявших в обилии у стен довольно приличного вида ширм, наверное, можно было работать с фотомоделями. Впрочем, это была всего лишь точка зрения далёкого от тонкостей фотографии Макарова.

Возле входной двери, где остановился Алексей, по правую руку от него, стоял широкий диван, достаточно дорогой и совсем, в отличие от прочей мебели, не старый. Он выглядел настолько респектабельно, что просто казался чужеродным элементом в этом запылённом рабочем помещении. На нем валялась смятая бархатная подушечка, а на круглом журнальном столике, стоявшем рядом, дымился в пепельнице окурок. Поверхность дивана была слегка примята: похоже, кто-то лежал здесь всего несколько минут назад. Ещё в комнате-студии находилось старое широкое кресло, два больших зеркала на стенах и на столике возле окна — электрическая плитка с чайником и алюминиевая кастрюля.

Заметив стоявший на конфорке переносной плитки чайник, Алексей воодушевился — он надеялся обнаружить где-нибудь поблизости и столь необходимый ему кран с водой. Однако такового в комнате не обнаружилось. Наверное, он находился за закрытой дверью в углу — не может же фотолаборатория обходиться без собственного источника воды?

Алексей решил постучать в закрытую дверь, располагавшуюся в дальнем углу, — вероятнее всего, хозяин, знакомый по вчерашней встрече на пляже парень-фотограф, ушёл именно туда. Макаров решительно двинулся к двери, но, подойдя к ней, стучать вдруг передумал. Он решил не беспокоить работающего, вероятно, человека и немного подождать, пока он снова не появится в комнате.

Посвятив несколько минут изучению с помощью висевшего неподалёку от закрытой двери зеркала своей не слишком презентабельной после падения внешности, Алексей перешёл к осмотру развешанных по стенам студии фотографий. В основном это были пляжные снимки, вероятно, наиболее удовлетворившие своим качеством фотографа и потому удостоенные особой чести быть увеличенными и размещёнными на стенах его святилища. Попадались и снимки натурщиц, моделей, заснятых на подиуме в ателье. Девушки выглядели прекрасно, под стать был и фон — то ли с помощью особого подбора освещения, то ли с помощью специальных ширм и занавесей фотографу удалось создать полную иллюзию того, что снимки делались не здесь, в этой убогой, в общем, комнате, в банальной серой обстановке, а, например — на освещённой со всех сторон прожекторами эстраде ночного клуба, посреди тёмного огромного зала. Догадаться, что все-таки делалось это чудо здесь, в студии, позволяли знакомые очертания невысокого круглого подиума, на который Макаров несколько раз невольно оглядывался, рассмотрев очередную такую фотографию. Ей-богу, если бы не совершенно определённая форма возвышения, на котором лежали, сидели или стояли, в зависимости от замысла фотографа, натурщицы, поверить до конца в необыкновенное преображение окружающего пространства было бы довольно трудно.

Рядом были развешаны различные портреты, выполненные, видимо, с помощью установленного в углу на треноге стационарного аппарата. Эти портреты также были отлично выполнены и не давали ни малейшего повода усомниться в том, что сделаны они в очень дорогом, респектабельном ателье, а уж никак не в этой, весьма непритязательной по обстановке, студии.

Алексей поймал себя на мысли о том, что великолепно выполненные фотографии как-то не вяжутся с тем сутулым и невзрачным пареньком на пляже, но затем вспомнил необычные слова о качестве снимков, сказанные им, и подумал, что все может быть, по крайней мере — что у этого очкастого парня, судя по всему, достаточно большие амбиции, это уж несомненно… Спокойное течение мыслей Макарова внезапно прервалось, когда взгляд его, продолжая скользить от одной фотографии к другой, неожиданно наткнулся на портрет человека, с которым он сначала столкнулся в стриптиз-баре из-за Паулы, а затем встретил его в форме таможенника на Калининградском вокзале. Вспомнилось: безусловно, очень обиженный — в памяти всплыл буквально буравивший его, когда он с бригадиром шёл по коридору вокзала, взгляд таможенника, — мужчина не только не появился на перроне, куда Алексей приглашал его, но и вообще исчез из поля зрения. Эта внезапная мысль по непонятной причине опять воскресила тот же, терзавший Макарова вопрос: КТО? Кто послал за ним соглядатая, а затем, возможно, увидев, что тот с задачей не справился, решил отправить Алексея и даже, коль уж так вышло, своего человека прямо на тот свет? «Так, может, причина, над которой ты ломал голову, не в предпринимаемом тобой расследовании, а в банальной обиде, ревности? — подумал, усмехнувшись, Макаров. — Обида тоже страшная вещь. С совершенно непредсказуемыми последствиями…»