Под конвоем лжи - Силва Дэниел. Страница 126

Они оказались в сильно запущенной небольшой комнате. Там находились незастеленная кровать, не больше, чем та, на которой спал Вайкери в своем кабинете в штаб-квартире МИ-5, крошечный закуток, где размещалась газовая плита с кипевшим на конфорке кофейником, да маленький столик, за которым неподвижно, как статуи, сидели двое мужчин, слушавших радио. Оба курили отвратительные французские сигареты «Голуаз», от дыма которых воздух в помещении был синим. Электрическое освещение было выключено, и в комнате не было иного света, кроме того, который проникал через узкие грязные окна, выходившие на задворки домов, стоявших вдоль следующей улицы. Вайкери подошел к окну и выглянул: внизу протянулся засыпанный мусором переулок. Два маленьких мальчика подбрасывали в воздух мятые консервные банки и били их палками, словно играли в крикет. Усилившийся ветер поднимал с земли обрывки газет, и они кружились над домами, как стая чаек. Бутби сразу же подошел к плите и налил пахнувший горелым кофе в две эмалированные кружки, при взгляде на которые возникало серьезное сомнение в их чистоте. Одну кружку он дал Вайкери, а вторую оставил себе. Кофе был никудышный — горький, несвежий и слишком крепкий, — но все же он был горячим и содержал кофеин.

Размахивая щербатой кружкой, Бутби представил Вайкери людей, находившихся в комнате.

— Альфред Вайкери, это Пеликан, — сказал он, указав на того, который был покрупнее и заметно старше. — Уверяю вас, это не настоящее его имя, а агентурная кличка. Боюсь, что настоящего его имени вы не узнаете. Я не уверен, что даже мне оно известно. — Он ткнул кружкой в сторону второго из сидевших за столом. — А этого парня зовут Хоук. И это вовсе не какой-то псевдоним, а как раз самое настоящее имя. Хоук работает на нас, верно, Хоук?

Но Хоук никак не отреагировал на эти слова, как будто вовсе не слышал их. Фамилия Хоук ему вовсе не подходила [36] . Он скорее походил на палку или, может быть, тростинку, но не свежую, а давно завядшую и даже подгнившую — бледный, как труп, и неестественно тоший. Его дешевый по военному времени костюм болтался на костлявых плечах, как на вешалке. Бледность его была особого рода — такими бывают люди, постоянно работающие по ночам или под землей и почти не показывающиеся на солнце. Хотя он был не старше тех юношей, которых Вайкери учил в университете перед тем, как сменить работу, его белокурые волосы заметно поредели и в них угадывалась обильная седина. Сигарету он держал на французский манер — между кончиками длинного большого и тонкого указательного пальцев. У Вайкери возникло неприятное ощущение, что он уже когда-то видел этого человека, вот только не мог вспомнить, когда и где — то ли в столовой на Сент-Джеймс-стрит, то ли там же в архиве с кипой папок под мышкой. А может быть, он покидал кабинет Бутби через ту не предназначенную для простых смертных дверь, которой в ту ночь воспользовалась Грейс Кларендон? Хоук же не смотрел на Вайкери. Он немного пошевелился, когда Бутби сделал пару шагов в его сторону, — его голова наклонилась в сторону на какую-то долю дюйма и лицо напряглось, как будто он боялся, что Бутби сейчас его ударит.

Затем Вайкери всмотрелся в Пеликана. Он с одинаковым успехом мог быть писателем или докером, немцем или французом. Возможно, он был поляком — они сейчас попадались на каждом шагу. В отличие от Хоука, Пеликан смотрел прямо на Вайкери, пристально, хоть и несколько смущенно. Глаз Пеликана Вайкери не смог рассмотреть, потому что они скрывались за самыми толстыми стеклами очков, какие Вайкери когда-либо видел. К тому же линзы были немного затемненными; вероятно, их обладатель не только плохо видел, но и плохо переносил яркий свет. Под черным кожаным пальто он носил два свитера — серый с высоким воротом и поверх него потертый бежевый кардиган, который выглядел так, будто был связан престарелой родственницей Пеликана со зрением ничуть не лучшим, чем у него. Он домусолил свой «Голуаз» до окурка микроскопической длины и лишь после этого раздавил его корявым ногтем толстого большого пальца.

Бутби снял пальто и выключил радио. После этого он посмотрел на Вайкери и спросил:

— Ну, ладно. Так, с чего же мне начать?

Хоук работал не на нас, Хоук работал на Бутби.

Бутби был знаком с его отцом. Работал вместе с ним в Индии. Как и сейчас, в контрразведке. С молодым Хоуком он встретился в Великобритании в 1935 году за завтраком, будучи в гостях в их Кентском поместье. Молодой Хоук слишком много пил и болтал, ругал своего отца и Бутби за то, что они занимаются таким грязным делом, цитировал Маркса и Ленина, как нормальные образованные англичане цитируют Шекспира, указывал пальцами на ухоженные садовые деревья, как будто те могли послужить доказательством коррупции английских правящих классов. После завтрака Хоук-старший бессильно улыбнулся Бутби и попросил прощения за отвратительное поведение сына: дети в наше время... вы же знаете... они набираются в школе такой пакости... все расходы на образование пропадают впустую...

Бутби тоже улыбнулся. Но после этого очень долго наблюдал за Хоуком.

В то время Бутби получил новую обязанность: следить за коммунистами. Особенно в университетах, Оксфорде и Кембридже. Коммунистическая партия Великобритании, пользовавшаяся постоянной заботливой поддержкой со стороны своих русских вдохновителей, стремилась проникнуть в университеты в поисках новых членов. НКВД там же искал шпионов. Хоук согласился работать на Бутби в Оксфорде. Бутби убедил Хоука. Бутби дал ориентиры его сердцу и разуму. Бутби хорошо умел делать такие вещи. Хоук постоянно имел дело с коммунистами: пил с ними, ссорился с ними, играл с ними в теннис, предавался блуду с ними. А когда коммунисты пытались уговорить его вступить в партию, Хоук посылал их куда подальше.

Затем на него вышел Пеликан.

Хоук позвонил Бутби. Хоук был хорошим мальчиком.

Пеликан был немцем, евреем и коммунистом. Бутби сразу же оценил те возможности, которые давало его появление. Пеликан в двадцатые годы был коммунистическим активистом и скандалил на улицах, но после прихода Гитлера к власти решил, что стоит поискать более безопасный берег.