Под конвоем лжи - Силва Дэниел. Страница 136

А если она и впрямь находится под наблюдением противной стороны? В этом случае у Нойманна было два варианта поведения. При наличии возможности он должен был связаться с Фогелем по радио и попросить разрешения на вывоз Кэтрин Блэйк из Англии. Если же времени на это не останется... Что ж, у него имелось разрешение Фогеля на действия по собственному усмотрению.

Догерти проехал по мосту и остановился рядом с Нойманном. На солнце наплыло большое облако. Нойманн сразу задрожал от холода, поднялся, и они вместе с Догерти направились к деревне, ведя свои велосипеды за рули. Ветер посвистывал в трещинах старых могильных камней на кладбище. Нойманн поднял воротник пальто.

— Знаете, Шон, весьма вероятно, что мне придется довольно скоро и в большой спешке покинуть вас.

Догерти с окаменевшим лицом посмотрел на Нойманна и снова перевел взгляд на дорогу.

— Расскажите мне о лодке.

— В самом начале войны я получил из Берлина указание организовать на Линкольнширском побережье окно для выхода агента, чтобы он мог добраться до подводной лодки в десятимильной зоне, — ответил Догерти. — Моряка зовут Джек Кинкэйд. У него есть небольшая рыбацкая лодка, он живет в Клиторпсе, это город в устье Хамбера. Я видел эту лодку. Она не в слишком хорошем состоянии, иначе ее отобрали бы для флота, но десять миль пройдет свободно.

— А Кинкэйд? Что ему известно?

— Он думает, что я связан с черным рынком. Кинкэйд не слишком боится участвовать во всяких противозаконных делишках, но, я подозреваю, не согласился бы работать на абвер. Я заплатил ему сто фунтов и велел быть наготове, чтобы сделать дело по первому требованию в любое время дня или ночи. И предупредил, что заблаговременных предупреждений может и не быть.

— Свяжитесь с ним сегодня же, — велел Нойманн. — Скажите, что мы скоро к нему приедем.

Догерти кивнул.

— Мне не поручали делать вам такое предложение, — сказал Нойманн после небольшой паузы, — но я не могу об этом не сказать. Мне кажется, что, когда я уеду, вам и Мэри стоит отправиться вместе со мной.

Догерти усмехнулся.

— И что я, по вашему мнению, буду делать в этом треклятом Берлине?

— Прежде всего, сохраните жизнь, — ответил Нойманн. — Мы слишком сильно наследили здесь, а британцы далеко не такие дураки, какими нам хотелось бы их считать. Они отыщут вас. А тогда вам останется одна дорога — прямиком на виселицу.

— Я уже думал об этом. Много хороших людей отдали свои жизни за правое дело. Мой брат, например. И мне не жалко своей.

— Прекрасная речь, Шон. Но не будьте дураком. Я сказал бы, что вы поставили не на ту лошадь. Вы отдадите жизнь вовсе не за правое дело. Вы умрете из-за того, что занимались шпионажем в пользу врага — нацистской Германии. Гитлеру и его друзьям нет ровным счетом никакого дела до Ирландии. И то, что вы помогаете им, никак не поможет освобождению Северной Ирландии от английского ига — ни сегодня, ни завтра. Вы меня понимаете?

Догерти ничего не ответил.

— И вам стоит спросить себя еще об одной веши. Вы можете пожертвовать своей собственной жизнью, но как насчет Мэри?

Догерти резко повернулся к немцу:

— Что — Мэри?

— Мэри известно, что вы были шпионом абвера, ей известно, что я был засланным агентом. Если британцы узнают об этом, они не слишком обрадуются. Она попадет в тюрьму, причем очень надолго — если ей повезет. А если не повезет, то они повесят и ее вместе с вами.

Догерти махнул рукой:

— Мэри они не тронут. Она ничего не делала.

— Такие вещи обычно называют соучастием, Шон. Мэри была соучастницей вашей шпионской деятельности.

Некоторое время Догерти шел молча, обдумывая слова Нойманна.

— Что, черт возьми, мне делать в Германии? — сказал он наконец. — Не нужна мне никакая Германия.

— Фогель может устроить для вас переезд в третью страну — Португалию или, скажем, Испанию. Ему, может быть, даже удастся вернуть вас в Ирландию.

— Мэри никогда туда не поедет. Она ни за что не согласится оставить Хэмптон-сэндс. Если я отправлюсь с вами, мне придется ехать одному, а ее оставить здесь, одну против всех этих проклятых британцев.

Они добрались до паба «Хэмптон-армз». Нойманн прислонил велосипед к стене, Догерти последовал его примеру.

— Дайте мне время подумать, — сказал Догерти. — Я поговорю с Мэри и дам вам ответ завтра утром.

В пабе не было посетителей; только хозяин стоял за стойкой и от нечего делать перетирал стаканы. В камине пылало сильное пламя. Нойманн и Догерти сняли пальто, повесили их на крючки, приделанные к стене рядом с дверью, и сели за самый ближний к огню столик. В меню сегодня было только одно блюдо — пирог со свининой. Они заказали два пирога и две кружки пива. Огонь был невыносимо жарким. Нойманн сразу снял свитер. Через несколько минут хозяин принес пироги, и они заказали еще пару пива. С утра Нойманн помогал Шону чинить изгороди и сильно проголодался. Он оторвался от тарелки лишь один раз, когда дверь открылась и в паб вошел очень крупный мужчина. Нойманн уже не раз видел его в деревне и знал, кто он такой. Мартин Колвилл, отец Дженни.

Колвилл заказал виски и остался возле стойки. Нойманн доедал последний пирог и время от времени поглядывал на него. Колвилл был высоким массивным мужчиной с черными волосами, падавшими на глаза, и испещренной седыми прядками черной бородой. Одет он был в засаленное и намертво пропитавшееся запахом машинной смазки пальто. Кожа на его огромных, всегда грязных руках была покрыта ссадинами и трещинами. Колвилл одним большим глотком выпил первую дозу виски и заказал вторую. Нойманн доел пирог и закурил сигарету.

Колвилл так же залпом опрокинул второй стакан виски и повернулся к Догерти и Нойманну.

— Я хочу, чтобы ты держался подальше от моей дочери, — сказал он. — Я слышал, что тебя видели в деревне вместе с нею. Так вот, меня это вовсе не радует.

— Не отвечайте ему, — процедил сквозь сжатые зубы Догерти.

— Мы с Дженни иногда проводим время вместе, потому что мы друзья, — сказал Нойманн. — Только и всего.

— Думаешь, я тебе поверю? Ты хочешь задрать ей юбку. Заруби себе на носу — Дженни не из тех девок, с которыми проходят эти штуки.