Под конвоем лжи - Силва Дэниел. Страница 156

И потому, не доезжая Кембриджа, Нойманн свернул на проселочную дорогу, проходившую вдоль подножия гряды холмов Гог-Магог-хиллс. Объезжая город с востока, он даже в темноте смог различить шпили капеллы Королевского колледжа и собора Святого Иоанна. Миновав деревню Хорнингси, он пересек по мосту Кам и оказался в деревне Уотербич, через которую проходило недавно покинутое шоссе А10. Нойманн медленно вел машину по затемненным улицам, пока не доехал до самой широкой. Никакой таблички, извещающей о том, что это именно А10, на перекрестке не оказалось, но он решил, что это могла быть только та дорога, которая ему нужна. Он свернул направо, к северу, и машина помчалась через унылые равнины Фенс.

Фургон без устали глотал милю за милей. Дождь немного утих, но зато ветер на этих просторах, где он мог беспрепятственно налетать с Северного моря, разгулялся вовсю и то и дело встряхивал фургон, как ребенок игрушку. Дорога тянулась вдоль берега Грейт-Уз, а потом устремилась по насыпи через болота Саутери. Беглецы миновали деревни Саутери и Хилгей. Следующим городом был Даунем-маркет — намного меньший, нежели Кембридж, но Нойманн предположил, что там должно иметься свое собственное полицейское управление и, следовательно, существовала опасность. Он повторил тот же маневр, к которому прибегнул в Кембридже: свернул на проселочную дорогу, обогнул город и вновь выехал на А10 к северу от него.

Еще через десять миль они добрались до Кингс-линн, порта на юго-восточном берегу залива Уош и крупнейшего населенного пункта на всем Норфолкском побережье. Нойманн опять свернул с А10 на неприметную дорогу категории В, уходившую на восток от города.

Дорога оказалась обычным проселком — никакого покрытия и местами такая узкая, что, попадись здесь встречная машина, разъехаться было бы очень трудно. Равнина сменилась поросшими лесом холмами. Нойманн остановил машину и залил в бак бензин из двух канистр. Чем ближе они подбирались к побережью, тем хуже становилась погода. Время от времени Нойманн снижал скорость настолько, что машину, пожалуй, мог бы обогнать и пешеход. Он опасался, что совершил ошибку, покинув хорошую дорогу, что повел себя чрезмерно осторожно. Однако через час с небольшим такой натужной езды машина выбралась на берег моря.

Они проехали через Хэмптон-сэндс, пересекли ручей и, прибавив газу, покатили по последнему отрезку пути. Нойманн почувствовал, что у него гора свалилась с плеч — наконец-то знакомая дорога. Вдали появился дом Догерти. Машина въехала на подъездную дорогу. Нойманн увидел, как открылась дверь, и навстречу им поплыл керосиновый фонарь. Затем он различил Шона Догерти в прорезиненном плаще и зюйдвестке; в левой руке он держал фонарь, а в правой дробовик.

Шон Догерти нисколько не встревожился, когда Нойманн не прибыл в Ханстантон с дневным поездом. Нойманн предупредил, что может задержаться в Лондоне дольше, чем обычно. Догерти решил подождать вечернего поезда. Он вышел с вокзала и направился в близлежащий паб. Там он заказал картофель и морковный пирог и запил все это двумя кружками пива. Чтобы скоротать время, он отправился гулять вдоль берега. До войны Ханстантон был популярным летним курортом, излюбленным местом морских купаний. Одной из причин популярности было расположение города на восточном берегу залива, благодаря чему здесь можно было наблюдать изумительной красоты закаты над водой. Но в этот вечер, как и во все другие на протяжении уже нескольких лет, старые эдвардианские курортные отели стояли, в основном, пустыми и выглядели жалкими под непрекращающимся дождем. Закат представлял собой всего лишь постепенное угасание серого света, с трудом просачивавшегося сквозь штормовые тучи. Когда подошло время, Догерти ушел с пляжа и вернулся на вокзал, чтобы встретить вечерний поезд. Он стоял на платформе, курил и рассматривал горстку высадившихся из вагонов пассажиров. Когда же Нойманна среди них не оказалось, Догерти почувствовал беспокойство.

Он ехал домой в Хэмптон-сэндс и думал о том, что Нойманн сказал ему несколько дней назад: что, возможно, вся операция вот-вот закончится и нужно будет покинуть Англию и перебираться в Берлин. «Но почему же он не приехал на этом проклятом поезде?» — думал Догерти.

Вернувшись, он сразу же прошел в дом. Мэри, сидящая возле камина, обожгла его злым взглядом и, не говоря ни слова, поднялась наверх. Догерти включил радио. Его внимание привлекла сводка новостей: в стране развернулся общенациональный розыск двух подозреваемых в убийствах, которые в начале вечера устроили целое сражение против полиции в лондонском районе Эрлс-корт, а потом сбежали.

Когда диктор принялся зачитывать описание подозреваемых, Догерти увеличил громкость. Первый из преступников, как ни странно, оказался женщиной. А приметы второго в точности подходили к Хорсту Нойманну.

Дослушав, Догерти выключил радио. Неужели действительно в перестрелке в Эрлс-корте подозревались Нойманн и другой агент? Если так, то сейчас за ними гонятся МИ-5 и половина всей полиции Великобритании. Интересно, они будут пробираться в Хэмптон-сэндс или решат бросить его здесь? И тут же мелькнула вторая мысль: «А британцам известно, что я тоже шпион?»

Он поднялся наверх, положил в небольшую парусиновую сумку смену одежды и вернулся вниз. Вышел в сарай, нашел дробовик и зарядил в стволы пару патронов.

Вернувшись домой, Догерти сел у окна и принялся ждать. Он уже почти распростился с надеждой, когда заметил тусклый свет автомобильных фар, приближавшихся по дороге к его дому. Когда автомобиль свернул во двор, он разглядел за рулем Нойманна. На пассажирском месте сидела незнакомая женщина.

Догерти встал, надел пальто и шляпу, зажег керосиновую лампу, взял дробовик и вышел под дождь.

Мартин Колвилл исследовал свое лицо в зеркале: сломанный нос, большие синяки вокруг обоих глаз, здоровенный отек от ушиба на правой щеке.

Он вошел в кухню и вылил в стакан последние драгоценные капли виски из бутылки. Все инстинкты, существовавшие в теле Колвилла, говорили ему, что с человеком, который называл себя Джеймсом Портером, было что-то не так.