Царь Гильгамеш - Сильверберг Роберт. Страница 31

— Он даже и Думузи-то не был, — сказал Лу-Мешлам, чьи земли были сами по себе небольшим царством. — Можно быть просто Думузи, даже если ты не Энмеркар. Но он не был и Думузи!

И все засмеялись.

— Что такое вы говорите? — спросил я.

Мало-помалу они открыли мне картину жалкого и слабого правления. Глупый человек, раздувшийся от спеси; злосчастные проекты; заранее обреченные на поражение военные выступления; ничтожества и выскочки, поднявшиеся до высот власти; глупейшие ссоры с великими людьми города; пренебрежение к ритуалам; трата общественных денег по мелочам, в то время как необходимые работы не выполнялись, — печальный перечень все продолжался, обвинения так и лились. Мне неловко было слушать их слова: кто после смерти моего отца объявил Думузи царем, если не они? Старая жрица Инанна, должно быть, имела какие-то причины, чтобы предложить Думузи, а у них были свои соображения, чтобы это предложение принять. Наверное, основной причиной его избрания была его мягкотелость и податливость. Но похоже, девять лет его царствования не принесли им того, на что они надеялись, не дали им того преимущества, которое они мечтали получить. Чему же удивляться, если они сознательно выбрали слабого человека? Вот они теперь и обращались с готовностью, радостью и надеждой к человеку более сильному, в чьих жилах текла кровь великих предков. Я не мог не чувствовать презрения к их глупости. Но я простил их. Они увидели свою ошибку. Они сами стремились теперь ее исправить. Если они и не повели себя в соответствии с волей богов, выбирая Думузи, что же, прошлое останется прошлым. Вина не их — вина богов, допустивших это.

— Расскажите мне, как умер Думузи, — попросил я.

Они замолчали.

— Небеса отняли у него царство, — наконец сказал Лу-Мешлам, а другие с мудрым видом закивали головами.

— Это я и так знаю, — нетерпеливо перебил я. — Как он умер?

Они переглянулись. Все молчали. Мне пришлось буквально выдавливать из них то, что они знали. Медленная, страшная смерть, сказали они. Медленное угасание в страшных муках. Боги оставили его, и в него вошло столько демонов: Ашакку, Намтару, Утукку, Алу — отец лихорадки, создатель хвори, злой дух, дьявол. Ни одна дверь в его теле не захлопнулась перед ними. Никаких преград и запоров не было у царя от них. В Думузи вползли они, словно змеи. Сквозь петли его души влетели они, словно ветры. Знахари яростно боролись за его жизнь, но был царь неизлечим, невозможно было даже понять природу болезни, пожиравшей его.

Старый жрец Арад-Нанна сказал:

— Как же он ошибся, выбирая себе имя. Проклятие лежит на Думузи, и оно было провозглашено в первый же день творения. Как же он хотел избежать этого проклятия, да еще в этом городе городов мира!

В это время меня занимали иные мысли, и я не обратил должного внимания на слова Арад-Нанны. Только потом постиг я их подлинный смысл. «В этом городе городов мира!» Города Инанны, имел в виду жрец. Кто является верховным правителем Урука? Выше царя, выше совета? Разумеется богиня, кто же еще! В самой природе богини заложено стремление погубить бога Думузи, священного пастуха. Эту повесть мы знаем со школьной скамьи, с детства. Неужели жрица Инанна осуществила то предательство царя Думузи, какое богиня Инанна каждый год совершает на небесах с богом Думузи? Во мне все кричало: да, да, да! при одной мысли об этом. Она послала мне в Киш цилиндрическую печать, печать, изображавшую смерть Думузи и торжество Инанны, и я понял, что она наводит какие-то чары на Думузи, которые приведут его к концу. Но остановилась ли она на чарах или обратилась к вполне материальным зельям? Я вспомнил все то, что мне рассказывали о страданиях царя: лихорадка, агония, медленное умирание. Мне стало не по себе: если Инанна могла убить одного царя, почему бы ей не прикончить и другого, когда ей вздумается? В Уруке каждый царь играет роль Думузи при богине, будь то Лугальбанда, Энмеркар, сам ли Думузи или, если уж на то пошло, — Гильгамеш.

Мои мысли снова возвращались, как частенько бывало в детстве, к сказанию о богине Инанне. Ей мало было безраздельно править небом и землей. Ей непременно нужен был еще и подземный мир, место, где правит ее сестра, Эрешкигаль. Она облачается в свои царственные пурпурные одежды, надевает корону, бусы, берет жезл — символ своей власти, — идет в то место в Уруке, которое известно как ворота ада, и начинает свой спуск вниз. «Если я не вернусь через три дня, — говорит она своей первой советнице богине Ниншубур, — то торопись к Отцу Энлилю и умоли его, чтобы отпустил меня».

У первых ворот привратник заступает ей дорогу и требует ответа, зачем она сюда явилась. Она лжет, но привратника не обманешь. Его царица Эрешкигаль велела ему унизить Инанну и привести ее к покорности. У первых ворот привратник забирает у богини корону. У вторых ворот — бусы. Пройдя семь ворот она входит в тронный зал Эрешкигаль нагой, низко склонившись, ибо всякий, кто предстает пред лицом царицы дольнего мира, должен быть наг, будь то хоть сама царица небес. Какое унижение для гордой Инанны! Не дано ей и возможности покуситься на трон своей сестры: ее сразу же окружают подданные сестры, произносят свой суд, и Эрешкигаль пронзает ее взором смерти. Вот и все, Инанны не стало, она сражена. Ее тело, словно овечью тушу, подвесили на крюк в стене. Она висит и день, и другой, и третий, а в горном мире — зима, ибо Инанна покинула его.

Тогда Ниншубур идет к Отцу Энлилю и молит о милости к мертвой Инанне. Но Отец Энлиль и пальцем не пошевелил, чтобы ее спасти. И Лунная Инанна, когда Ниншубур в отчаянии обращается к ней, не может помочь. Только мудрый и сострадательный Энки, ведающий про живую воду, соглашается прийти ей на помощь. Энки посылает двух вестников в мир, и они находят Эрешкигаль в родовых муках. «Мы можем помочь тебе», — говорят они, но требуют ответного дара, и дар, который они просят — тело Инанны. Эрешкигаль вынуждена согласиться — вестники облегчают ее муки. Потом они снимают со стены тело Инанны и возвращают его к жизни. Но она не смеет покинуть мой мир, повелевает Эрешкигаль, пока не приведет кого-нибудь вместо себя.