Царь Гильгамеш - Сильверберг Роберт. Страница 60

Но нигде не было видно его непосредственного присутствия. Мы углублялись в лес, пока нас не остановила темнота. Как только солнце, стало заходить, я выкопал колодец и принес воды в жертву богам, разбросав три пригоршни перед лицом горы. Я попросил богов, обитавших на этой горе, послать мне благоприятный сон. Потом я улегся подле Энкиду и вверился сну.

В середине ночи я внезапно проснулся и сел, совершенно проснувшийся и бодрый. В неверном свете нашего костра я увидел поблескивающие глаза Энкиду.

— Что тебя тревожит, брат?

— Это ты меня разбудил?

— Нет, это не я, — сказал он. — Должно быть, тебе что-то снилось.

— Снилось. Да, конечно, снилось!

— Расскажи мне.

Я заглянул в свою душу и увидел тяжелый туман, лежащий на моей душе, словно толстая белая шерсть. Но за этим туманом я уловил свой сон, по меньшей мере, какую-то его часть. Мы переходили глубокий обрыв у кедровой горы, Энкиду и я, так снилось мне, и по сравнению с горой мы казались не больше черных мошек, которые жужжат в болотном тростнике, а потом гора качнулась, как корабль, подброшенный волнами, и стала падать. И это все, что я мог вспомнить. Я рассказал свой сон Энкиду, надеясь, что он поможет разгадать его. Но он пожал плечами и сказал, что видение не окончилось и просил меня к нему вернуться. Я сомневался, что смогу уснуть в эту ночь, но оказался неправ: как только я лег, так сразу заснул и мне снова стал сниться сон. И это был тот же самый сон: на меня падала гора. Падающая скала вышибла у меня почву из-под ног, а страшный свет нестерпимо жег глаза. Но вдруг появился человек — или бог — такой красоты, которые не встречаются в этом мире. Он вытащил меня из-под камней и дал мне напиться воды, сердце мое успокоилось и возрадовалось. Он поднял меня и поставил на землю.

Я разбудил Энкиду и рассказал ему о моем втором сне. Он сразу сказал:

— Это благородный сон, это великолепный сон. Та гора, что ты видел, это, мой друг, Хувава. Даже если он нападет на нас, мы победим его, слышишь? Боги защитят тебя, завтра мы одолеем его. Мы его убьем. Мы бросим его тело на равнину.

— Ты очень уверенно об этом говоришь.

— А я и уверен, — сказал он. — А теперь ложись снова спать, брат. Спи.

И снова мы легли спать. На сей раз кедровая гора послала сон Энкиду, но не радостный: на него во сне лились холодные дожди, и он дрожал, словно горный ячмень в ветреный день. Я слышал, как он вскрикнул во сне, проснулся и потом пересказал мне свой сон. Мы не искали его значения. Иногда лучше не испытывать судьбу, слишком глубоко проникая в смысл сна. Снова я задремал, касаясь коленями подбородка. И снова мне приснился сон, и я проснулся от него, весь дрожа, в изумлении и ужасе.

— Еще сон? — спросил Энкиду.

— Ты посмотри, как я дрожу! — прошептал я. — Что разбудило меня? Неужели мимо прошел какой-то бог? Почему все мое тело онемело?

— Скажи мне, ты видел еще один сон?

— Да, я видел сон, и он был куда ужаснее прочих.

— Расскажи мне его.

— Что мы такое съели на ночь, что нам снятся такие сны?

— Пока ты мне его не расскажешь, он будет тяготить твою душу.

— Да, конечно, — сказал я. Все равно я не мог пока говорить, хотя чудовищные образы все еще вспыхивали у меня в мозгу. Он был прав: сны надо рассказывать, их надо вытаскивать на дневной свет, а то они будут грызть твою душу, как черви. Я глубоко вздохнул и стал говорит — нехотя, запинаясь:

— Мне приснился спокойный день, воздух был тих. А потом вдруг небеса загудели, земля ответила раскатистым ревом. День затмился, наступила тьма. Молнии сверкали, на горизонте горели огни. Сгустились тучи, из них дождем хлынула смерть. Потом и огни перестали гореть. Они погасли, а все вокруг нас обратилось в пепел и прах.

Энкиду вздрогнул.

— Мне кажется, нам больше не следует спать сегодня, — сказал он.

— Как? Почему я не могу спать?

— Вставай, брат, пошли, будем гулять. Забудь про сон.

— Забыть?! Я не могу забыть его.

— Это всего лишь сон, Гильгамеш.

Я поглядел на него, совсем сбитый с толку. Потом улыбнулся.

— Когда знаки во сне благоприятны, ты говоришь, что сон прекрасный и вещий. Когда знаки говорят обратное, ты отвечаешь мне, что это всего лишь сон. Разве ты не понимаешь…

— Я понимаю, что близится утро, — перебил он. — Пойдем, пройдемся с тобой по лесу. На заре нам предстоит тяжелая работа.

Да, подумал я, возможно он прав. Может быть, этот сон не заслуживает пристального внимания. Утро принесет нам великие испытания. Нам понадобится вся наша храбрость.

С первыми лучами зари я разбудил своих людей. Мы облачились в доспехи, надели мечи, вооружились топорами, и отправились по склону в долину, которая лежала под горой, заросшей кедром. Именно там, рассказывал Энкиду, он встретил демона, когда был здесь первый раз. Демон неожиданно поднялся из недр, сказал он. Энкиду тогда посчастливилось: он убежал.

— Сегодня, — сказал я, — это Хуваве посчастливится, если он сможет убежать. А когда мы с ним покончим, мы разберемся с эламитами, которые окружают стеной леса. Так, брат?

Я засмеялся. Хорошо было снова идти в битву. Неважно, что наш враг — демон. Неважно, что в последнюю ночь сны мои и Энкиду были полны зловещих предсказаний. Есть радость в военном походе. Есть в нем и поэзия, и музыка. Это то, что нам суждено свершить в этом мире, если ты стал воином. Вам этого не понять, тем, кто сидит в городах и жиреет. Подлинное военное искусство — это не бессмысленное разрушение. Это восстановление справедливости там, где она должна быть восстановлена, и это святое дело.

Когда мы шли вперед, я чувствовал дрожание земли, отдаленное, но неумолимое. Казалось, кто-то из богов там внизу шагает взад-вперед. Это заставило меня остановиться. Я буду сражаться с демонами, но что толку бороться против богов? Я вознес моления Лугальбанде, прося его сделать так, чтобы эти далекие подземные толчки не оказались предвестником гнева Энлиля. Пусть это всего-навсего окажется пробуждением Хувавы, а не божеством, молил я.

За спиной я слышал, как беспокойно перешептывались мои люди.

— На что похож демон? — спросил один, а другой ответил:

— Драконьи клыки и львиная морда.