Весенняя страсть - Домнинг Дениз. Страница 8

– Взгляните! Эшби в моей руке. И там останется.

Сердце Николь заныло, она пыталась высвободиться. Это ей не удалось, но девушка все же добилась, чтобы он передвинул свои пальцы чуть ниже. Неужели правда, что люди Эшби называют его своим господином? Как они могли довериться ему, если он убил их родных, разрушил их дома во время осады Эшби? Нет, он наверняка лжет.

– Убийца! – закричала она. Голос ее был хриплым от боли и ненависти. – Ты не сможешь меня удержать! Никогда я не сделаю тебя хозяином Эшби!

– Заткнись, мегера! – рявкнул Рэналф. – Тебе никто не давал права голоса!

Несправедливость его слов так глубоко задела Николь, что она негодующе стиснула пальцы в кулаки.

– Как ты можешь говорить о моих интересах, не давая мне права голоса?! Сейчас обсуждается моя жизнь, а не то, чем засеять дикое поле!

Голос девушки прерывался от обиды. Никто из мужчин не принимал в расчет ее желания.

– Замолчи, дрянь! – выкрикнул маленький монах. – Я не потерплю твоей наглости!

Потрясенная Николь повернулась было к аббату, но внезапно подумала: чему тут удивляться? Он тоже мужчина. Как она сразу не поняла, что его забота о ней – чистое притворство. Он хотел использовать ее как оружие против лорда Рэналфа. Гнев на аббата за его предательство затмил ей разум.

– Да к черту вас всех! – закричала она. – Слушайте! Убийца моего отца не может быть и не будет хозяином Эшби.

Мгновенно наступила тишина. Карие глаза аббата злобно смотрели на нее, взгляд лорда Рэналфа стал тяжелым и мрачным. Николь для них уже умерла тысячью смертей. Вот и все, надежды на бегство загублены ее собственной несдержанностью. Теперь ее свяжут, заткнут рот и… Сильная рука Гиллиама судорожно сдавила девушку, притиснула к мощной груди, и Николь не противилась. Напротив, сила, которая исходила от него и которую она чувствовала спиной, была неожиданно приятна.

– А ты думала, что он твой защитник? – тихо пробормотал Гиллиам Фицхенри. – Ну и глупая. Да он хочет только одного: отнять кусочек власти у моего брата. Мы с тобой для него пустое место.

Эти горькие слова помогли девушке понять всю безнадежность ее положения лучше, чем пустые и громкие фразы, произнесенные вчера аббатом.

Внезапно во дворе позади нее раздались крики, и Николь различила цокот копыт по булыжникам, которыми был вымощен двор.

Три рыцаря в кольчугах, с мечами и в зеленых плащах пробирались на взмыленных лошадях через бушующую толпу. Хью де Окслейд и два его гораздо более рослых племянника подъехали на своих жеребцах и остановились у крыльца. Николь улыбнулась с облегчением и победоносно огляделась по сторонам.

– Можешь больше ничего не говорить! – крикнул аббату Хью. – Она обручена со мной.

– Это невозможно! – сердито и недоверчиво крикнул лорд Рэналф.

– Похоже, что вы все же ошибаетесь! – язвительно произнес священнослужитель с ноткой превосходства в голосе.

Гиллиам Фицхенри, прерывисто дыша Николь в спину, быстро проговорил:

– Нет, никакого договора нет.

Хью де Окслейд не торопясь спешился. Его племянники предпочли остаться на лошадях. Николь обратила на Гиллиама горящие глаза и заявила:

– А вот и есть. Я предупреждала тебя, что ты никогда не будешь владеть мной.

На этот раз, когда она дернула руку, он разжал пальцы.

– Хочешь, я докажу тебе, что ты ошибаешься – выдохнул он ей прямо в ухо.

И прежде чем она успела шевельнуться, великан развернул ее к себе лицом и обнял. Глаза девушки оказались где-то на уровне его шеи. Николь уперлась пальцами в широкую твердую грудь, пытаясь оттолкнуть Гиллиама, но ей не удалось этого сделать.

– Отпусти! – с трудом выдавила из себя Николь, однако ее слова заглушил большой воротник Гиллиама.

Его платье пахло лавандой, с каждым вдохом Николь ощущала ее аромат. Она выгибала шею назад, сопротивляясь сильной мужской руке, но Гиллиам крепко схватил девушку за затылок и притянул ее голову к своей груди. Уткнувшись лицом в изгиб его шеи, Николь почувствовала подбородком биение мощного пульса.

– Любимая, я погиб, – громкий насмешливый голос разнесся по двору. – Неужели мои ласки не радуют тебя, и ты ищешь другого, кто занял бы мое место? – Он остановился на секунду, ожидая, когда простолюдины, собравшиеся во дворе церкви, догадаются, какую игру он затеял. – Как мне убедить ее, что она ошибается? – спросил он, обращаясь к толпе тоном человека, сбитого с толку.

Зеваки не заставили себя долго ждать, немедленно откликнувшись веселыми криками:

– Поцеловать! Поцеловать! Поцеловать!

– Господин аббат, – запротестовал Хью. – Он оскорбляет ту, что принадлежит мне.

– Немедленно отпусти ее! – взвизгнул аббат, взбираясь по лестнице.

Николь услышала тяжелое гневное дыхание маленького монаха. Она ждала, что Гиллиам отпустит ее, но он по-прежнему не разжимал объятий.

– Должен ли я ее отпустить? – крикнул он в толпу.

Мощное “нет” простолюдинов, казалось, покачнуло паперть, на которой они стояли. Люди вопили, топали ногами, бушевали, требуя решить спор в свою пользу и не отдавать невесту.

– Святой Иисусе, давай же, пока они не учинили беспорядков, – раздраженно процедил сквозь зубы аббат.

Гиллиам Фицхенри смиренно обратился к толпе.

– Вы думаете, поцелуй поможет? Мне невыносима мысль потерять невесту на пороге брака.

Под ободряющие крики он сжал ладонями голову девушки и заставил ее поднять лицо к нему. Николь напряглась, сопротивляясь изо всех сил. Нет, он не унизит ее вот так, на глазах у стольких людей, она не позволит ему.

Сила пальцев Гиллиама чувствовалась даже через густую массу волос: лицо ее медленно поднималось к нему. Когда кончик носа Николь встретился с его носом, она с ненавистью стиснула губы в тонкую полоску.

Фицхенри улыбался, но дружелюбное выражение лица было лишь маской. Его подбородок напрягся так сильно, что под высокими скулами образовались впадины, а голубые глаза горели опасным огнем.

Николь боролась с внезапно возникшим страхом, презирая себя за слабость.

– Дурак, – прошипела она. – Я не слабая женщина, которую можно запугать.

Едва Николь успела договорить, как он впился губами в ее рот. Толпа радостно завопила.

Губы его были теплые и мягкие. Когда он прикоснулся к ней второй раз, Николь поймала себя на мысли, что ей нисколько не обидно и не оскорбительно это прикосновение, хотя прежде она всегда думала, что будет испытывать именно эти чувства. Более того, она обнаружила, что поцелуй не стал грубым насилием над ней. Он вызывал у нее какое-то внутреннее беспокойство, о возможности которого она и не подозревала.

Гиллиам отнял губы и чуть отодвинулся, почти не отрываясь от ее рта. Руки его крепко обнимали ее, так крепко, что она не могла сопротивляться.

– Малышка, – выдохнул он ей в лицо, – ты чувствуешь, что тебе не вырваться из моих объятий? Если аббат отдаст тебя этому заморышу, ты овдовеешь на следующее утро. Я уж постараюсь. И можешь не сомневаться, к закату я все равно возьму тебя. – И он снова прижался к ней губами.

Николь ничего не могла сделать. Поцелуй становился все глубже, все крепче, а она все ждала: когда же станет больно? Дыхание ее застревало в груди, тело горело огнем. Жар исходил изнутри, вызывая волны странных непонятных чувств. Испуганная до глубины души, Николь застонала.

Фицхенри отпустил ее неожиданно. От удивления Николь попятилась, пальцы запоздало взметнулись к губам, словно желая не допустить поцелуя. Рот припух, она еще ощущала вкус его губ. Девушка вытерла губы тыльной стороной ладони, словно желая стереть следы этих прикосновений.

– Жестокая свинья! – проговорила она дрожащим голосом. – Грязный подлец! Ты мне отвратителен!

Между тем прежний жених наблюдал за ними, медленно улыбаясь. На лице его было написано удивление.

– Интересное сочетание слов. Я полагаю, что имелось в виду нечто иное: грязная свинья и жестокий убийца.

Простолюдины вопили, и смущение буквально сжирало девушку заживо. Она попыталась снова взять себя в руки. Что ж, эту схватку он выиграл, но день еще не кончился.