Костяной дом - Сильверберг Роберт. Страница 6

Боже, начинается…

Представляю, о чем они думают. Они думают, что я окончательно свихнулся. Пригласил духа в гости пообедать. А если не духа, то врага, которого полагалось убить. Думают, что я законченный сумасшедший, полный идиот, и что теперь им придется самим завершать грязную работу, на которую у меня не хватило ума. И я гадаю, стану ли я защищать от них неандертальца, и если да, то как это будет происходить? Мне что, накидываться на всех четверых разом? А потом извиваться на земле, когда четыре моих закадычных приятеля навалятся и пришлепнут меня к вечной мерзлоте? Да. Если они меня вынудят, клянусь, я так и поступлю. И выпущу им кишки длинным каменным ножом Марти, если они попробуют сделать что-нибудь со мной или c неандертальцем.

Я не хочу об этом думать. Я вообще ни о чем подобном думать не хочу.

Потом Марти показывает пальцем, хлопает в ладоши и подпрыгивает на три фута.

– Эй! – вопит он. – Посмотрите-ка! Он привел с собой духа!

И они набрасываются на меня, все четверо – окружают, смыкают тесное кольцо, молотят. Я даже не могу пустить в ход нож, все происходит слишком быстро. Я делаю все, что в моих силах локтями, коленями и даже зубами. Но они лупят меня со всех сторон – ладонями по ребрам, руками по спине. У меня перехватывает дыхание, и я едва не падаю, когда на меня со всех сторон обрушивается боль. Я собираю все силы, чтобы не рухнуть, и думаю о том, как глупо умирать забитым до смерти пещерными людьми за двадцать тысяч лет до рождения Христа.

По после первых нескольких секунд я чувствую, как их азарт немного стихает, ухитряюсь немного их растолкать и даже от души врезать Полу. Тот катится по земле с разбитой в кровь губой, я разворачиваюсь к Би Джи и начинаю обрабатывать его, решив оставить Марти на закуску. И тут понимаю, что они больше не дерутся со мной, да и вообще, по сути, не нападали.

До меня доходит, что, хлопая меня, они улыбались и хохотали, что глаза их были полны веселья и любви, и что если бы они и в самом деле захотели меня убить, то шутя справились бы с делом за считанные секунды.

Они просто веселились. Может, и грубовато, зато от души.

Потом они расступаются, и мы все стоим, тяжело дыша и потирая ушибы и ссадины. Меня вновь мутит, но я сдерживаюсь.

– Ты привел с собой духа, – повторяет Марти.

– Не духа, – возражаю я. – Он настоящий.

– Не дух?

– Нет, не дух. Он живой. Он сам пошел за мной следом.

– Представляете! – восклицает Би Джи. – Живой! Пришел следом! Взял и пришел с ним прямо к нам! – Он поворачивается к Полу, глаза его блестят, и мне на секунду кажется, что сейчас они набросятся на меня снова. Если они это сделают, вряд ли я сумею отбиться. Но он говорит: – Сегодня вечером должна прозвучать новая песня. Тут особый случай.

– Надо отыскать вождя, – говорит Дэнни и убегает.

– Послушайте, мне очень жаль, – говорю я. – Я знаю, чего хотел от меня вождь. Но я не смог этого сделать.

– Что сделать? – спрашивает Би Джи.

– Ты о чем говоришь? – удивляется Пол.

– Убить его. Он просто сидел у костра, жарил двух куропаток, предложил мне кусок, и я… – Убить его? – переспрашивает Би Джи. – Ты собирался его убить?

– Разве я не должен был…

Он смотрит на меня выпученными глазами и собирается что-то сказать, но прибегает Зевс, а вместе с ним почти все племя, включая женщин и детей, и они захлестывают нас волной. Радостно крича, вопя и приплясывая, они с хохотом тузят меня, выплескивая свою радость. Потом окружают неандертальца и дружно размахивают руками. Да, это праздник. Даже Зевс ухмыляется. Марти затягивает песню, Пол ударяет в барабан, а Зевс подходит ко мне и стискивает в объятиях, словно большой старый медведь.

– Я все неправильно понял, так ведь? – спрашиваю я позднее Би Джи. – Вы мне, разумеется, устроили испытание. Но только не моих охотничьих способностей.

Он смотрит на меня непонимающе и молчит. И это Би Джи, чей разум архитектора схватывает все на лету?

– Вы хотели проверить, действительно ли я человек, верно? Способен ли я на сочувствие, смогу ли я обращаться с незнакомцем так, как обращались со мной?

Пустые взгляды. Бесстрастные лица.

– Марти? Пол?

Они пожимают плечами. Постукивают себя по лбу: жест старый, как мир.

Меня что, разыгрывают? Не знаю. Но я уверен в своей правоте. Если бы я убил неандертальца, они почти наверняка убили бы меня. Вот в чем суть. Я должен поверить, что суть именно в этом. Я мысленно поздравлял их с тем, что они вовсе не такие дикари, какими я их представлял, а они все это время гадали, насколько силен дикарь во мне. Они проверяли глубину моей человечности, и я выдержал испытание. Наконец и они увидели, что я тоже цивилизованный человек.

Во всяком случае, человек-стервятник теперь живет с нами. Не как член племени, разумеется, а как своего рода священная игрушка, ручной шимпанзе.

Вполне возможно, он последний неандерталец – или один из последних, и хотя в глазах племени он существо придурковатое, грязное и вызывающее сочувствие, его никто не обижает. Для них он жалкий немытый дикарь, который приносит удачу, если с ним хорошо обращаться. Он отпугивает духов.

Черт, уж не из-за этого ли и меня приняли в племя?

Что касается меня, то я давно уже расстался с надеждой на возвращение.

Радуга Зеллера никогда не перенесет меня домой, в этом я уверен. Ну и пусть. Я уже изменился, и эти изменения меня устраивают.

Вчера мы закончили новый дом, и Би Джи доверил мне установить на место последний бивень – тот, который они называют костью духов, она не дает злым духам проникнуть в дом. Очевидно, мне оказали большую честь. Потом четверо мужчин спели «Песнь дома» – нечто вроде посвящения. Как и все их песни, она прозвучала на древнем языке, тайном и священном. Я не мог петь вместе с ними, не зная слов, но что-то подпевал, и, кажется, весьма успешно.

Я сказал всем, что когда мы построим следующий дом, я сделаю пиво и мы сможем отметить это событие как полагается.

Конечно же, они не поняли о чем я говорю, но вид у них был весьма довольный.

А завтра, как сказал мне Пол, он начнет учить меня другому языку.

Секретному. Который позволено знать только соплеменникам.