Замок Лорда Валентина - Сильверберг Роберт. Страница 7

– Давай туда, – сказал он. – Нам нужно еще шестерых для работы на Суврейльском корабле!

– Но я не…

– Быстро! Пошевеливайся!

Ладно, Валентин не был расположен спорить. Он пошел на пирс и присоединился к группе грузчиков, которые ревели и рычали, спуская вниз груз скота. Валентин тоже ревел и рычал с ними до тех пор, пока длинномордые годовалые блавы не оказались на пути к скотным дворам и бойням. Затем он быстро ускользнул и пошел по набережной до пустынного пирса.

Там он постоял несколько минут, глядя через гавань на море, бронзово-зеленое море, и прищуривался, словно пытался разглядеть за горизонтом Алханрол и его Горный Замок, поднявшийся к небесам. Но, разумеется, Алханрол не был виден отсюда, за десятки тысяч миль океана, такого широкого, что между берегами двух континентов могла бы запросто разместиться какая-нибудь планета. Валентин взглянул под ноги и задумался что лежит на той стороне планеты, если считать по прямой. Наверное, западная половина Алханрола, подумал он. География была для него туманной и запутанной. Ему казалось, что он забыл очень многое из того, что учил в школе, и старался вспомнить кое-что. Возможно, он теперь находится как раз напротив – по диаметру через планету – убежища Понтификса, ужасного Лабиринта старого и скрытого великого монарха. А может быть, и это вполне вероятно, прямо под ногами Валентина лежит Остров Сна, где живут ласковая Леди, ее жрецы и жрицы вечно поют, посылая благословенные послания всем спящим мира. Валентин с трудом мог поверить, что такие места существуют, что в мире есть такие персонажи и такие Силы, как Понтификс, Леди Острова, Король Снов и даже Корональ, хотя он, Валентин, лишь несколько часов назад видел Короналя своими глазами. Эти властелины казались нереальными. Реальностью были доки Пидруда, гостиница, где Валентин спал, жаренная рыба, жонглеры, мальчик Шанамир и его животные. А все остальное было фантазией, миражем.

Стало жарко, влажность увеличилась, хотя с моря дул приятный ветерок. Валентин опять проголодался. На краю набережной он купил за пару медяков полоски голубой рыбы, маринованной в горячем пряном соусе и поданной на лучинках. Он запил ее чашей пальмового вина поразительного золотого цвета и на вкус более обжигающего, чем соус. Затем он решил вернуться в гостиницу, но сообразил, что не знает ни названия гостиницы, ни улицы, знает лишь, что она недалеко от портового квартала. Не велика потеря, если он и не найдет гостиницы: все его имущество было при нем. Но он никого не знал в Пидруде, кроме Шанамира и жонглеров, и ему не хотелось так скоро расставаться с ними.

Он пошел обратно и быстро запутался в лабиринте одинаковых улочек и переулков. Он три раза находил гостиницы, но все они оказывались не той, когда он подходил ближе. Время шло, было уже наверное, часа два дня. Валентин понял, что так и не найдет гостиницу, и ему стало грустно, когда он подумал о Карабелле, о прикосновении ее пальцев к его руке, о быстроте ее рук, когда она бросала ножи, о блеске ее темных глаз. Но что пропало, то пропало, и что пользы оплакивать потерянное. Придется искать новую гостиницу и новых друзей, пока не стемнело.

Он повернул за угол и оказался на рынке.

Это было обширное пространство, почти столь же громадное, как и Золотая Площадь, только здесь не было дворцов с башнями и отелей с золотыми фасадами, а лишь бесконечные ряды крытых черепицей навесов, открытых скотных дворов и лавчонок. Здесь были все ароматы и все зловония мира и выставлена для продажи половина мировой продукции. Валентин очарованно окунулся в это. Под навесами на громадных крюках висели туши мяса. Другие навесы занимали мешки с пряностями. В одном загоне были поразительные птицы-прядильщицы, поднимающиеся выше скандаров на своих несуразно ярких ногах; они клевали и лягали друг друга. В другом были цистерны с блестящими змеями, свивающимися и изгибающимися, как потоки злобного пламени. Вот место для общественных писцов, которые писали за неграмотных, а тут – менялы, быстро обменивающие деньги дюжины миров, а здесь ряд совершенно одинаковых ларьков с сосисками, в каждом – вроде бы одинаковые лимены крутили вертела над дымящимися углями.

Тут и предсказатели судьбы, и колдуны, и жонглеры, только не те, кого знал Валентин, и сидящие на корточках рассказчики, повествующие за несколько медяков о сложных и малопонятных приключениях Лорда Стиамота, знаменитого Короналя, жившего восемь тысяч лет назад, деяния которого уже стали мифом. Валентин послушал минут пять, но не уловил смысла рассказа, который приводил в такое восхищение пятнадцать или двадцать бездельников. Он прошел дальше, мимо балаганчика, где золотоглазый вруон наигрывал на серебряной флейте несложную мелодию, чтобы очаровать какое-то трехголовое существо в плетеной корзинке, мимо ухмыляющегося мальчишки лет десяти, зазывающего его играть в раковины и бусы, мимо ряда разносчиков, продающих флаги с изображением горящей звезды Короналя, мимо факира, подвешенного над чаном с каким-то мерзким горящим маслом, мимо ряда толкователей снов и перехода забитого продавцами лекарств, мимо моста переводчиков, мимо продавцов драгоценностей и, наконец, повернув за угол, где торговали всевозможной одеждой, дошел до скотного двора, где продавались верховые животные.

Сильные пурпурные животные стояли бок о бок с сотнями, если не тысячами, стояли спокойно и равнодушно смотрели на все, что происходило перед их мордами. Здесь что-то вроде аукциона, но Валентин нашел, что разобраться в нем так же трудно, как и в легенде о Лорде Стиамоте. Продавцы и покупатели стояли двумя длинными рядами лицом друг к другу и делали рубящие жесты по запястьям, гримасничали, постукивали сжатыми кулаками и делали внезапный рывок локтем назад. Не произносилось ни одного слова, однако общение было явно на высоте потому что писцы, стоящие позади рядов, все время записывали акты продажи и запись подтверждалась отпечатками пальца, окунутого в зеленые чернила, а торопливые писцы привязывали то к одному, то к другому животному бирку со штампом Лабиринта Понтификса к бедрам. Идя вдоль линии аукциона, Валентин наконец нашел Шанамира, который с полной яростью стучал кулаками, дергал локтями и рубил покупателя по запястью. Через минуту все было кончено, и мальчик выскочил из ряда с радостными воплями. Он схватил Валентина за руку и в восторге завертелся вокруг него.

– Все продал! Все продал! И за высшую цену! – Он держал пачку расписок, которые дал ему писец. – Пойдем со мной в казначейство, а потом нам останется только играть. Ты поздно встал?

– Наверное, поздно. Гостиница была почти пуста.

– Я пожалел тебя будить. Ты храпел, как блав. Что ты делал?

– Главным образом, осматривал порт. Я пытался вернуться в гостиницу и случайно наткнулся на рыночную площадь. Мне повезло, что я набрел на тебя.

– Еще десять минут – и ты потерял бы меня навеки, – сказал Шанамир. – Вот сюда. – Он сжал запястье Валентина и потянул его в длинную светлую аркаду, где писцы за решеткой меняли расписки на деньги. – Давай твои полсотни, – шепнул он. – Я здесь ее тебе разменяю.

Валентин отдал толстую блестящую монету и отошел в сторону, в то время как мальчик встал в очередь. Через несколько минут Шанамир вернулся.

– Это твои, – сказал он, высыпая в раскрытый кошелек Валентина целый денежный ливень – несколько монет по пять реалов и множество крон. – А это мои, – добавил он, лукаво улыбаясь и показывая три большие монеты по пятьдесят реалов, вроде той, которую он только что разменял для Валентина. Он положил их в пояс под камзолом. – Выгодное путешествие оказалось! Во время фестиваля все быстро тратят свои деньги. А теперь пошли назад в гостиницу и отпразднуем это фляжкой пальмового вина, а? За мой счет!

Гостиница, как оказалось, была всего в пятнадцати минутах ходьбы от рынка. Как только они вышли на ту улицу, Валентин сразу узнал ее. Он подозревал что в своих бесплодных поисках прошел мимо нее. Он подозревал, что вообще, теперь это неважно: он здесь, и вместе с Шанамиром. Мальчик свободно вздохнул, избавившись от своих животных, и радовался цене, полученной за них. Он болтал насчет того, что будет делать в Пидруде, прежде чем вернется домой: танцы, игры, выпивка, представления.