Человек из Лондона - Сименон Жорж. Страница 5

Между ними было метра три, не больше. Англичанин не видел Малуэна. Когда подошел официант, он распорядился:

— Рюмку коньяка.

Клоун мог в любую минуту повернуть голову и заметить Малуэна. Но этому помешала Камелия. Она решительно подсела к англичанину и протянула ему руку.

— Где твой приятель? Он назначил мне свидание на четыре, а сейчас уже почти пять.

Малуэн все слышал. Он боялся того, что должно произойти. Ему казалось, что все обязательно закончится взрывом. Человек из Лондона, отвернувшись от Камелии, увидел стрелочника, и в глазах его мелькнул ужас.

— Не знаю, — торопливо ответил он Камелии. — Думаю, уехал в Париж.

Говорил клоун с акцентом, но не сильным. Говорил медленно, не спуская глаз с Малуэна. Камелия тронула его за руку, чтобы он повернулся к ней.

— Зачем это его понесло в Париж?

Угодив между двух огней, клоун сохранил спокойствие и даже улыбнулся.

— А я почем знаю? Тедди не обо всем мне докладывает.

Малуэн сделал еще одно открытие: у этого человека либо испорчены, либо пожелтели от табака зубы.

— Официант! — позвал клоун.

— Ты уверен, что Тедди нет в Дьеппе?

Похоже, Камелия догадывалась о случившемся.

Взгляд у нее стал тяжелый, и Малуэн подумал, что ему не хочется, чтобы так смотрели на него.

— Пять пятьдесят, считая рюмку мадам.

Англичанин уплатил, не глядя на стрелочника, и вышел через другую дверь, чтобы не поворачиваться к нему лицом. Оставшись одна. Камелия попудрилась, подкрасила губы и, в свой черед, подозвала официанта:

— Жозеф, если меня спросят, скажи, что я не могла больше ждать. Пусть приходят вечером в «Мулен-Руж» — я там буду.

Когда мужчина в бежевом плаще вошел в отель «Ньюхейвен», хозяйка, гордо восседавшая за конторкой в глубине холла, повернулась к окошку буфетной:

— Жермен, прибор господину Брауну.

И улыбнулась Брауну, водружавшему плащ на вешалку.

— Хорошо прогулялись? По-моему, вы недостаточно тепло одеты для такого времени года. Здесь, в Дьеппе, ветры сырые.

Он кивнул, улыбнулся, вернее, изобразил улыбку и направился к бару.

— Жермен! — снова возвысила голос хозяйка, — Господин Браун ожидает вас в баре.

Хозяйке отеля, полной веселой женщине, не составляло труда быть приветливой.

— Виски, мистер Браун? — осведомился Жермен, держа бутылку наготове.

Человек из Лондона сел в кожаное кресло; было ясно, что ему нечего делать. Он бездумно смотрел в пространство, а если о чем-нибудь и думал, на лице его это никак не отражалось.

Хозяйка отеля находила его очень изысканным: во-первых, он был высок и худ; во-вторых, говорил мало и почти никогда не смеялся.

— Долго собираетесь гостить у нас, мистер Браун?

— Не знаю. Возможно.

— Если вам хочется заказать какое-нибудь особое блюдо, не стесняйтесь. Зимой у мужа есть время.

Он кивнул.

— В котором часу вы привыкли вставать? Завтрак вам будут подавать в постель.

Он растянул губы в вежливой улыбке, допил виски, со вздохом поднялся с кресла, поволок свое длинное тело по холлу и в салоне снова как бы сложился вдвое, опустившись в другое кресло.

— Жермен, зажгите свет.

Г-н Браун по-прежнему с грустным видом смотрел в пространство, а когда в одиночестве уселся за столик неподалеку от двух коммивояжеров, никому бы и в голову не пришло, что в кармане у него остался всего фунт стерлингов.

А в это время Малуэн, сидя дома за ужином, даже не заметил, что его сынишка облокотился на стол.

— Сдается мне, ты вот-вот свалишься в гриппе, — осмелилась заметить жена.

— Вечно у тебя глупости на уме, — отрезал он.

Малуэн взял свой бидончик с кофе, сандвичи и, поцеловав в лоб жену и сына, надел фуражку.

Г-жа Малуэн была бы крайне удивлена, если бы ей сказали, что ее муж боится. И самое главное, боится темноты!

Спуск к набережной не был освещен. Малуэн шел вниз так поспешно, что чуть было не упал. В то же время он думал, что мысль жены насчет гриппа не так уж и плоха.

Пусть у него будет грипп — тогда на неделю дадут отпуск!

Огни набережной отражались в водах гавани, и было видно, как Батист направляет свою «Благодать божью» к причалам, заменяя удочки и верши.

— Привет, Малуэн!

Голос доносился из сырой мглы, где дрожал огонек шлюпки, и свет этот казался далеким, хотя был совсем рядом.

— Привет, Батист!

Может быть, Малуэн чувствовал бы себя лучше, если бы ему удалось выспаться? Проходя мимо, он заглянул в кафе «Швейцария», но англичанина там не было. К себе в будку он поднялся мрачнее тучи, опоздав на две минуты, и заступил на дежурство, не обмолвившись даже словом со сменщиком.

Светились огни «Мулен-Руж». Туда уже подходили музыканты. Малуэн присел у печки и уставился на рычаги.

3

Когда утром, после смены, Малуэн, волоча ноги, вошел в кухню, жена, едва взглянув на него, воскликнула:

— Ну теперь-то видишь, что у тебя грипп? Кто был прав?

Она вовсе не была права: никакого гриппа у него нет, но вид и впрямь больной, раз жена это заметила.

Правда, у нее особая способность чуять, когда дела не клеятся, особенно если речь идет о чем-нибудь грязном и постыдном или о денежных затруднениях. Она первой замечает прыщик у кого-нибудь на лице или распознает вранье Эрнеста.

— Не ешь много! Сейчас приготовлю тебе грог.

Обычно, возвращаясь с дежурства, он ел разогретое мясо с картофелем, но сегодня даже не присел к столу и, метнув злобный взгляд на жену, направился к лестнице.

Никогда он еще так не уставал после работы. Нет, это было похуже, чем усталость. Все тело ныло, голова трещала, глаза покалывало. А главное, его мутило, как после отчаянной попойки.

— Оставь меня в покое! — цыкнул он на жену, которая двинулась было за ним наверх.

Охота ему смотреть, как она станет Причитать вокруг постели, надоедая ему советами.

— Ты не будешь пить грог?

В ответ он захлопнул дверь ногой. Раздирая уши, ревела туманная сирена. В комнате было холодно. Малуэн швырнул один ботинок налево, другой направо, бросил брюки на спинку стула и, оставшись в одной рубашке, уставился на ноги.

Неужто его вновь будут одолевать все те же мысли?

Разве не достаточно прошлой ночи? Крадучись, словно собираясь сделать что-то дурное, он босиком подошел к окну и рывком распахнул его так, что затрещали рамы.

На улице стоял туман, и, однако, присмотревшись, Малуэн различил метрах в пятидесяти от дома чью-то фигуру.

Он был доволен тем, что напугал этого человека.

Конечно, напугал, иначе для чего нужно было так резко распахивать окно да еще высовываться из него, как чертик из коробочки. Да, он не ошибся: англичанин кубарем скатился с откоса и направился в город.

Малуэн лег в постель, разговаривая сам с собой, как это делал обычно в будке:

— Я непременно должен уснуть, иначе не выдержу!

Ну и ночку он сегодня провел! Правда, не произошло ничего ужасного, ничего, заслуживающего внимания.

Предыдущая ночь была в тысячу раз драматичнее — в нескольких метрах от него убили человека, но это не произвело на Малуэна никакого впечатления.

Может быть, это связано с тем, что теперь он знает убийцу? Нет, конечно, он с ним не разговаривал, не знал ни его имени, ни профессии, ни причины убийства, не знал, не ограбил ли тот кого-нибудь и не печатал ли фальшивые деньги; он ничего не знал, но зато знал его.

Знал так, что лицо его стало Малуэну привычней, чем лицо шурина, которого он видит ежемесячно на протяжении последних пятнадцати лет.

До полуночи набережная оставалась безлюдной, прибытие судна из Ньюхейвена прошло как обычно, и пассажиров было очень мало. Вначале ночь была светлой, но затем туман, как если бы пароход привез его с собой, заволок воду и медленно пополз вверх, серебрясь под луной.

От нечего делать Малуэн так набил печку углем, что чугун раскалился докрасна и пришлось отворить окно.