Незаменимый вор - Бачило Александр Геннадьевич. Страница 18
– Вот спасибо, Оленька! – Христофор, потирая руки, уселся за стол.
Граф потянул носом воздух и тоже стал придвигаться к столу.
– Откровенно говоря... – он смущенно кашлянул, – я бы тоже чего-нибудь... перекусил. Или неудобно?
– Да садитесь, ешьте! Чего вы застеснялись? – Христофор снял салфетку с подноса и заправил ее себе за воротник. – Я специально предупредил хозяйку. что не выйду к завтраку. Садись, Оленька, нам нужно все обсудить...
Отряд охотников принялся с аппетитом закусывать.
– Итак, – сказал Гонзо, прожевав первый кусок, – логово ифрита мы все-таки нашли. Правильно я понимаю?
– Правильно, – Ольга кивнула.
– Остается только загнать его обратно в бутылку, верно?
– Кстати, а где бутылка? – Джек оторвался на миг от куриной ноги. – Мы ж ее там забыли!
– Бутылка у меня, – успокоила его Ольга, – и пробку я уже приготовила, и печать...
– За чем же остановка? – спросил Гонзо.
– За ифритом. Как заставить его выслушать заклинание?
– Я же говорю – навалиться! Что он сделает со здоровым коллективом?
– Да все, что захочет! Может нас самих загнать в бутылку.
– М-м-да-а... – протянул Гонзо. – Понимаю. Кто быстрее прочтет заклинание...
Ольга покачала головой.
– Ифриты не используют заклинаний. У них свой экспресс-метод. Только я его не знаю.
– Тогда это дело безнадежное!
– Подожди, не все так печально. Ифрит ведь не знает, что это заклинание. И, может быть, будет настроен добродушно.
– А может и не будет! Уж очень он вспыльчив, этот добряк. Расфасовал по бутылям добрый десяток человек и в ус не дует!
– Чтобы узнать как он себя поведет, надо с ним встретиться где-нибудь, в нейтральной обстановке...
– Да какая там нейтральная обстановка! Сидит у себя в берлоге и ждет, когда мимо него какая-нибудь Элли пойдет в Изумрудный город. Со Страшилой Мудрым и этим... – Христофор покосился на графа, – металлическим...
– Ты напрасно приписываешь ему столько коварства. У ифритов ведь нет разума. Они действуют инстинктивно. Я даже думаю, что ифрит не знает...
Ольга не договорила. Раздался вежливый стук в дверь.
– Быстро все вон из-за стола! – прошипел Христофор. – Лишнюю посуду убрать! ... Да-да! – проговорил он громко.
Джек Милдэм отпер дверь и в смятении отступил. На пороге стоял невысокого роста пожилой человек с бульдожьим лицом и отвислыми, как собачьи уши, бакенбардами.
Христофор обернулся к вошедшему и от неожиданности уронил вилку. Он узнал человека из бутыли!
– Позвольте представиться, – сказал вошедший, – помещик здешний, Петр Силыч Бочаров, – он смело шагнул в комнату. – Я было понаведался к Савелию Лукичу, да он еще не поднялся, а матушка, Аграфена Кондратьевна, сказала, что-де приехал доктор из самого Петербурга. Вот я и решил засвидетельствовать... Простите старика, коли помешал! Мы здесь, в деревне, без чинов...
– Покорнейше прошу садиться, – совладав с первым удивлением, сказал Гонзо и, в свою очередь, представился.
– Вот славно, что заглянули к нам, любезнейший Конрад Карлович! – сказал Бочаров, усаживаясь. – И как раз в самую пору! Здесь у нас рай, и воздух очень здоров. Не то что в Петербурге, где, я чай, теперь и пыль, и духота...
Он запустил два пальца в жилетный карман и вынул оттуда курительную трубку длиною в добрый аршин. Из трубки тотчас повалил дым. Бочаров глубоко затянулся, пожевал губами и, исторгнув из ушей сизые облака, продолжал:
– Вот говорят, деревня, глушь. А не в этой ли глуши жили и прародители наши? Не с нее ли начинались все царства земные?
– Совершенно справедливо, – согласился Конрад Карлович.
– Не правда ли? А какая здесь охота! Особенно у меня... – последнее слово Бочаров произнес с особой силой, словно выписал жирным шрифтом, – *у меня, в Легостаевском лесу*. Ей-богу, иной раз выгонят такого зайца, что не знаешь, стрелять или бегом бежать от этакого зверя... Вот вы приезжайте ко мне, мы с вами на рябчиков сходим! Только один не ходите, а то там у меня чудеса завелись...
– Какого же роду чудеса? – спросил Михельсон.
– А такого роду, что никому нет проходу! – Бочаров захохотал, потом вдруг стал суров.
– Тут, в округе, есть такие, – сказал он, понизив голос, – которые хотят у меня лес оспорить. За то им и наказание: как пойдет чужой человек в лес, так его нечистая сила водит. А со мной – ничего. Чует хозяина! – он чиркнул пальцем о стену и зажег от него погасшую было трубку. – Видать, и нечистая сила знает: мой лес!
– Но может быть, о чудесах, это так только... языки чешут? – изо рта у Конрада Карловича вытянулся длинный раздвоенный язык и, не найдя, обо что почесаться, лизнул чаю из чашки.
– Нет, не говорите этого! – возразил Бочаров. – Знаете, я вас, людей науки, ставлю очень высоко... – Конрад Карлович почувствовал, что поднимается вместе с креслом под самый потолок, – ... но и мы здесь, хоть и живем в деревне, а тоже, знаете, не лаптем щи хлебаем! – Бочаров с аппетитом отхлебнул щей и снова обулся.
Конрад Карлович, вытирая спиной потолок, передвинул кресло ближе к окну и велел Маланье заново накрывать стол. Кучера он послал было в кухню за чаем для Петра Силыча, но в эту минуту дверь снова открылась, и в комнату вошел всклокоченный со сна Савелий Лукич. Некоторое время он мутно смотрел на прижатого к потолку Михельсона, затем не без труда произнес:
– Что же это вы, г-господа... одни? Идемте в обеденную залу! Там уж и стол накрыт!
Бочаров немедленно проглотил трубку и заявил, что сыт, но из уважения к Савелию Лукичу готов позавтракать и вдругорядь. Конрад Карлович, кряхтя, тоже изъявил готовность:
– Сию минуту присоединюсь к вам, господа. Вот только завершу... туалет.
– Ну разумеется, доктор! Однако, помните, что мы ждем вас с нетерпением... – Савелий Лукич, а за ним и Бочаров удалились. На минуту в комнате установилась тишина, только под потолком, устраиваясь поудобнее, возился высоко поставленный доктор.
Первой подала голос Ольга:
– Ну и как он тебе? – спросила она Гонзо.
– Довольно бесцеремонный тип, – пропыхтел Христофор. – Только не понимаю, как ему удалось выбраться из бутыли?
– Кому удалось?
– Ну этому... Бочарову. Петру Силычу.
– Ну что ты, Христо! Петр Силыч Бочаров запечатан и по-прежнему содержится в подвале собственного дома. Это совершенно очевидно.
– Пардон! Кто же тогда только что вышел из этой комнаты?
– Неужели ты до сих пор не понял? Ведь это Он!
– Кто – Он?
– Ифрит!
– Да с чего ты взяла?
– А ты что же, ничего не заметил?
– Н-нет...
– Ничего необычного?
– Да нет же! Граф, скажите ей!
Граф – кучер неопределенно пошевелил усами.
– Ну... Не знаю я... Барин как барин. Все они одинаковые...
– Ах, все одинаковые? Прекрасно! – Ольга щелкнула пальцами.
Христофор вдруг сорвался с потолка и вместе с креслом грянулся об пол. Некоторое время он только хлопал глазами, испуганно озираясь.
– А теперь вспоминай, вспоминай! – Ольга взяла его за ворот халата и как следует встряхнула. – Все одинаковые, да? Все дым из ушей пускают? Все от пальца прикуривают? Ну?
Христофор помотал головой, взглядом измерил расстояние до потолка и, наконец, произнес:
– Вот сукин сын! Опять обморочил!
– Ну то-то же! – Ольга выпустила Христофора и повернулась к графу. – Джек, ты все понял?
– Ну еще бы! – граф невольно отодвинулся.
– А я не все! – упрямо мотнул головой Христофор.
– Чего же ты, Гонзик, не понял?
– Как нам дальше себя вести, чтобы паренька этого изловить?
– Очень просто. Веди себя с ним так, будто он настоящий П. С. Бочаров, а никакой не ифрит.
– А вдруг он заметит, что мы догадались?
– Не заметит! Он и сам не догадывается.
Христофор уставился на Ольгу.
– Ты... о чем это?
Ольга махнула красивой рукой.
– Нам давно надо было сообразить, что в незнакомой обстановке ифрит будет в первую очередь подчиняться инстинктам. А главный инстинкт у него – какой?