Кабачок нью-фаундлендцев - Сименон Жорж. Страница 6

Все смолкло. Послышались шаги. Дверь отворилась, и на пороге показался высокий худой мужчина. Он недоверчиво и злобно оглядел Мегрэ.

— Что вам нужно?

Женщина в домашнем платье быстро приводила в порядок растрепанные волосы.

— Я из уголовной полиции и хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Входите.

На полу сидел и плакал малыш, отец грубо толкнул его в соседнюю комнату, где Мегрэ заметил кровать.

— Ты можешь оставить нас одних? — бросил Лаберж жене.

У нее тоже были красные глаза. Должно быть, ссора разразилась во время завтрака, так как на тарелках еще оставалась еда.

— Что вы хотите узнать?

— Когда вы в последний раз были в Фекане?

— Нынче утром — ездил туда на велосипеде: совсем ведь не весело целый день слушать, как скулит жена. Долгие месяцы проводишь в море, надрываешься. А вернешься домой… — Он все еще злился. Правда, от него сильно несло спиртным. — Все они одинаковые! Ревность и тому подобное. Они думают, что у нас на уме одни только девки. Вот послушайте. Она колотит мальчишку, срывает на нем злость.

И в самом деле, в соседней комнате орал ребенок и слышался голос женщины:

— Ты замолчишь? А? Замолчи сейчас же! Слова эти, должно быть, сопровождались оплеухами или тумаками, так как ребенок ревел еще пуще.

— Нечего сказать, веселая жизнь!

— Делился с вами капитан Фаллю какими-нибудь своими огорчениями?

Мужчина исподлобья посмотрел на Мегрэ двинул стул на другое место.

— С чего вы это взяли?

— Вы же давно плаваете вместе, правда?

— Пять лет.

— И на борту ели за одним столом?

— Всегда, кроме этого раза. Тут он вбил себе в голову, что будет есть отдельно, у себя в каюте. Но я предпочел бы вообще не говорить об этом мерзком рейсе.

— Где вы находились, когда совершилось преступление?

— В кафе. Вместе со всеми. Вам, должно быть, уже сказали об этом?

— И вы считаете, что у радиста была причина напасть на капитана?

Лаберж вдруг вспылил:

— Чего вы хотите добиться от меня своими вопросами? Что я вам должен сказать? Мне никто не поручал заниматься слежкой, слышите? С меня хватит. И этой истории, и всего остального. Настолько хватит, что я сомневаюсь, идти ли мне в следующий рейс.

— Очевидно, последний был неблестящий. Лаберж снова бросил острый взгляд на Мегрэ:

— Что вы имеете в виду?

— Все шло плохо: юнга погиб; происшествий было гораздо больше, чем обычно; улов оказался неудачным, и треску доставили в Фекан уже испорченной.

— А я что — виноват?

— Этого я не говорю. Я вас только спрашиваю, не были ли вы свидетелем каких-либо событий, которые могли бы пролить свет на причину гибели капитана? Это был человек спокойный. Жил размеренной жизнью.

Механик усмехнулся, но ничего не сказал.

— Не знаете, были у него какие-нибудь приключения?

— Да ведь я говорю вам, что ничего не знаю, что сыт всем этим по горло! Меня что — с ума решили свести? А тебе-то еще что нужно? — накинулся он на жену, которая вошла в комнату и направилась к плите, где из какой-то кастрюли запахло пригорелым.

Ей было лет тридцать пять. Ее нельзя было назвать ни красивой, ни уродливой.

— Одну минутку, — смиренно сказала она. — Это еда для собаки.

— Потарапливайся! Ну что, все еще не справилась? — И, обращаясь к Мегрэ, Лаберж продолжал: — Хотите совет? Оставьте все это. Фаллю уже не вернуть. Чем меньше будут об этом болтать, тем лучше. А я больше ничего не знаю, и пусть мне задают вопросы хоть целый день: мне нечего прибавить. Вы приехали сюда поездом? Так вот, если вы не успеете на тот, который отходит через десять минут, вам придется ждать до восьми вечера.

Он открыл дверь. В комнату проникли лучи солнца.

— К кому вас ревнует жена? — тихо спросил комиссар, уже стоя на пороге.

Лаберж, стиснув зубы, молчал.

— Вам знакома эта особа?

Мегрэ протянул механику фотографию, на которой голова исчезла под красными чернилами. Голову комиссар прикрыл большим пальцем: видна была только шелковая блузка.

Механик бросил на него быстрый взгляд и хотел схватить фотографию.

— Вы ее знаете?

— Разве здесь можно кого-то узнать?

И он снова протянул руку, но Мегрэ уже сунул карточку в карман.

— Вы приедете завтра в Фекан?

— Не знаю. А что, я вам нужен?

— Нет. Спрашиваю на всякий случай. Благодарю за сведения, которые вы так любезно мне дали.

— Не давал я вам никаких сведений.

Не успел Мегрэ сделать и десяти шагов, как дверь захлопнулась под ударом ноги и в доме снова раздались громкие голоса. Ссора, очевидно, разгоралась.

Главный механик сказал правду: до восьми вечера поездов на Фекан не было, и Мегрэ, не зная куда девать время, невольно очутился на пляже и устроился там на террасе гостиницы.

Здесь царила обычная атмосфера отпускного времени: красные зонтики, белые платья, легкие брюки из светлой шерсти и группа любопытных, собравшихся вокруг рыбачьей лодки, которую вытаскивали на гальку с помощью лебедки.

Слева и справа светлые скалы. А впереди море, бледно-зеленое, окаймленное белым, и мерный рокот мелких волн, ударяющихся о берег.

— Пива.

Солнце припекало. За соседним столиком какая-то семья ела мороженое, молодой человек фотографировал «кодаком». Оттуда доносились звонкие девичьи голоса.

Мегрэ лениво разглядывал пейзаж, сознание его слегка затуманилось, а мысль беспрерывно вращалась вокруг капитана Фаллю.

— Благодарю.

Хотя смысл этих слов не поразил Мегрэ, они врезались ему в сознание, потому что их сухо, с резкой иронией произнесла женщина, сидевшая позади него.

— Однако, раз я тебе говорю, Адель…

— Замолчи.

— Ты что, начнешь снова?

— Я буду делать, что мне нравится!

Этот день решительно был днем ссор. Уже с утра Мегрэ столкнулся с колючим человеком, директором «Французской трески». В Ипоре была семейная сцена у Лабержей. А теперь здесь, на террасе, какая-то парочка обменивалась колкостями.

— Ты бы лучше подумала…

— Замолчи!

— Очень разумный ответ!

— Заткнись, понял?.. Официант, вы подали очень теплый лимонад. Принесите другой. Женщина говорила нарочито громко.

— Однако тебе все-таки нужно решиться, — продолжал мужчина.

— Так иди туда один. И оставь меня в покое.

— Но ведь то, что ты делаешь, — гнусно.

— А ты?

— Я? И ты еще смеешь… Слушай, не будь мы здесь, мне, наверное, трудно было бы сдержаться. Она засмеялась. Чересчур громко.

— Замолчи! Прошу тебя.

— Пошел ты, дорогой!..

— А почему я должен молчать?

— Потому что потому.

— Ничего не скажешь, ответ вразумительный. Замолчишь ты?

— А если мне так нравится?

— Адель, предупреждаю тебя, что…

— Что? Что устроишь скандал на публике? Что это тебе даст? Вон люди уже слушают нас.

Она резко поднялась. Мегрэ сидел спиной к ней, но видел, как удлинялась ее тень на плитах террасы. Потом увидел ее со спины. Женщина шла к берегу моря.

Теперь, против света, это был силуэт на фоне алеющего неба. Мегрэ заметил, что она довольно хорошо одета, и не в пляжном костюме, на ногах у нее шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Из-за этого, когда она сошла на гальку пляжа, походка ее стала тяжелой и неграциозной. Каждую минуту она рисковала вывихнуть себе лодыжку. Но неуклонно шла вперед, разъяренная, упрямая.

— Сколько я вам должен, официант?

— Но ведь я же еще не принес лимонад, который госпожа…

— Неважно. Сколько там с меня?

— Девять с половиной франков. Вы не будете здесь обедать?

— Пока ничего не знаю.

Мегрэ повернулся, чтобы посмотреть на спутника Адели, который был явно смущен, так как понимал, что соседи все слышали. Он был высокого роста, одет со щегольством. Глаза его казались усталыми, а по лицу сразу было заметно, что нервы у него крайне напряжены.

Он встал, не сразу решил, в каком направлении пойти, и в конце концов, пытаясь казаться безразличным, направился к молодой женщине, которая шла теперь по извилистому берегу моря.