Мегрэ и строптивые свидетели - Сименон Жорж. Страница 30

Всю ночь его преследовали кошмары, как школьника, который видит страшные сны накануне экзамена. И хотя Мегрэ в своих сновидениях ни разу не видел следователя Анжело, хотя этот образ ни разу не возникал перед ним реально, он все время ощущал его незримое присутствие. Сон не был цельным. Скорее это была длинная вереница снов, прерываемых периодами полусна, иногда даже мгновениями абсолютной ясности, во время которых комиссар продолжал свое трудное дело.

Сон начался довольно эффектно. Мегрэ заявил невидимому следователю Анжело:

— Итак, я продемонстрирую вам мой метод…

Комиссару казалось, что происходит нечто вроде репетиции. Само собой разумеется, он говорил о своем методе иронически, ведь в течение тридцати лет он неустанно повторял, что у него нет никакого метода. И все же! Он был не прочь объясниться с этим наглым чиновником, сама молодость которого была оскорбительна.

Мегрэ снилось, что он находится на набережной де-ля-Гар, совершенно один, окруженный обветшалыми строениями, настолько призрачными, что он мог проходить сквозь стены. При этом все предметы обстановки были совершенно реальными, включая даже те детали, которые в состоянии бодрствования комиссар уже забыл.

— Так вот!.. Каждый вечер в течение долгих лет они сидели здесь…

Действие происходило в гостиной, и Мегрэ сам подбрасывал уголь в чугунную печку, на раскаленной стенке которой краснела, как свежий шрам, трещина. Он сам разместил действующих лиц: двух стариков, вырезанных из дерева, Леонара, которого он должен был вообразить живым — он наделил его горькой усмешкой, — нетерпеливую Полет, ежеминутно встающую со своего места, перелистывающую страницу журналов, наконец заявляющую, что она идет спать, и ее мужа Армана, принимающего лекарства с утомленным видом.

— Понимаете, господин следователь, это и есть самое главное…

Но ему никак не удавалось объяснить, что он считает самым главным.

— Понимаете, каждый вечер, в течение долгих лет… Жан-Поль уже спит… Все остальные сидят здесь в гостиной, и все, кроме Полет, думают об одном и том же. Леонар время от времени переглядывается с братом… В конце концов Леонар вынужден заговорить, потому что он старший, у Армана не хватает мужества… «Заговорить» — в этом сне означало просить денег у дочери Зюбера.

Фирма Ляшом разваливается, самая старинная кондитерская фабрика Парижа, крупное предприятие, ценное, как те картины, которые хранят в музеях, потому что нужны были поколения, чтобы их создать.

Некто обладал огромной кучей денег, грязных денег, настолько грязных, что этот «некто», то есть папаша Зюбер, был на седьмом небе от счастья, отдавая дочь за одного из Ляшомов, чтобы создать ей достойное общественное положение.

— Вам понятно?

Всю эту работу Мегрэ проделывал специально для невидимого Анжело. Трудная работа, «без сетки». Это походило на те сны, в которых летаешь без крыльев. Было так трудно удержать эти персонажи на месте, не дать им испариться, исчезнуть.

— Первыми уходят спать старики, затем Арман,. для того чтобы оставить Полет вдвоем с Леонаром. Конечно, проще всего заставить ее сразу дать большую сумму, но она упорно не хочет этого делать, возможно, что ее отец, старый пройдоха Зюбер, перед смертью посоветовал ей выдавать им только маленькие суммы для оплаты счетов в конце месяца. Таким образом, просьбы денег непрерывно повторяются…

Вначале Ляшомам приходилось лгать, уверять ее, что, если затратить несколько миллионов, фирма снова начнет процветать, а дом вновь станет комфортабельным и веселым, великолепной рамой для светских приемов, обедов, столь принятых в среде крупной буржуазии. Полег сначала поверила, потом перестала верить.

Каждый месяц повторялся один и тот же разговор с Леонаром.

— Сколько?

После чего каждый снова запирается в своей комнате, в одной из этих камер, и продолжает свою думу. Коридор… двери… Ванная комната в самом конце коридора, старомодная ванна с коричневыми пятнами на эмали от беспрерывно капающей из крана воды…

Но Ляшомы к этому привыкли… Может быть, у Зюбера, несмотря на все его миллионы, вообще не было ванны?

— Вот все это вместе взятое, господин следователь, вы и должны сопоставить. Он повторил, отчеканивая каждый слог:

— Со-по-ста-вить!

…Леонар внизу в своем кабинете, Арман за письменным столом, напротив бухгалтера; бисквиты, которые упаковывают на складе, и смехотворно маленькая струйка дыма, выходящая из высокой фабричной трубы, подражающей настоящим огромным заводским трубам…

Полет в своей машине…

День и вечер накануне убийства. Бакалейщица в своей лавке… Было воскресенье, но предыдущий день также был праздничным, а мелкие торговцы в округе не любят закрывать магазины два дня подряд. Красный спортивный «панхард», стоящий в шесть часов на углу, и в нем двуличный Сенваль в плаще, Леонар, следящий за ними из голубого «понтиака»… Пале-Руаяль… Ресторан…

Надо было бы, как на некоторых фотографиях, монтировать снимки, показать агентов Иври, инспекторов Жанвье, Люка, всех тех, кто расспрашивал людей. Показать баржу в Корбэй, другую баржу на канале Сен-Мартэн и доктора Поля, помещающего кусочки ткани в пробирки; лаборантов, измеряющих, анализирующих, рассматривающих эти препараты в лупу и под микроскопом…

Мегрэ иронически улыбнулся. Но при всем этом необходимо…

Из скромности он не уточнял, что было необходимо, продолжая проходить через стены из одной комнаты в другую…

Когда мадам Мегрэ утром разбудила его, он был измучен, как после ночи, проведенной в поезде, и его затылок снова болезненно ныл.

— Сегодня ты всю ночь разговаривал во сне.

— Что я говорил?

— Я не поняла. Ты путал слова…

Больше она ничего не сказала. Он завтракал молча, с видом человека, забывшего, что он дома и что жена сидит напротив него.

Жак Сенваль накануне вечером был крайне удивлен, что его оставили на свободе, предупредив только, чтобы он не покидал Париж.

Придя домой, комиссар позвонил Лапуэнту, который всю эту неделю работал в ночную смену, и попросил его навести некоторые справки и составить досье.