Мегрэ сердится - Сименон Жорж. Страница 25

Я хотела их обоих лишить наследства и оставить все свое состояние Моните.

В тот вечер — Эме мне призналась во время разговора ночью — Эрнест зашел к Шарлю.

Их пугало новое завещание, содержания которого они не знали, хотя могли догадываться. Братья долго оставались вдвоем в кабинете Шарля на первом этаже, Эме поднялась к себе и легла спать. Только позже, когда ее муж вошел в спальню, она спросила:

«Монита не вернулась?» «А почему ты спрашиваешь?» «Она не зашла пожелать мне спокойной ночи, как обычно».

Шарль пошел в комнату девушки. Кровать была не тронута. Он спустился вниз и застал Мониту в гостиной. Она сидела в темноте, бледная, словно заледеневшая.

«Что ты здесь делаешь?» Кажется, она не слышала его слов. Она согласилась подняться в спальню.

Теперь я уверена, что она слышала весь разговор. Она знала. И утром, когда все в доме еще спали, пошла купаться, как это делала довольно часто.

Только на этот раз она не выплыла.

И она нашла время рассказать обо всем своему кузену. Кузену, которого любила, не подозревая, что в действительности он доводится ей родным братом…

Кто-то робко постучал в дверь, Бернадетта Аморель встала, чтобы открыть, и в комнату вошел комиссар из Мелена.

— Машина ждет вас внизу, — объявил он не без смущения в голосе, так как за всю свою деятельность ему впервые приходилось арестовывать женщину восьмидесяти двух лет.

— Через пять минут! — отрезала она, словно обращаясь к своему дворецкому. — Мы должны еще немного поговорить с моим другом Мегрэ.

Наедине с комиссаром она сказала ему, подтвердив этим свое удивительное присутствие духа:

— Почему вы не курите свою трубку? Вы же прекрасно знаете, что можете курить. Я ездила за вами в Мен. Я еще не знала, что тут замышлялось. Вначале мне казалось, что Мониту могли убить из-за того, что я назначила ее своей наследницей. Признаюсь вам, именно вам — их это не касается. Есть вещи, которые их не касаются. Признаюсь вам, я подозревала, что меня хотят отравить. Вот и все, комиссар. Теперь остается малыш. Я довольна, что вы о нем позаботились, потому что, верьте мне, он мог бы покончить с собой, как Монита.

Поставьте себя на их место. В таком возрасте вдруг узнать…

Для мальчишки это было еще тяжелее. Он хотел знать все. Мальчики более предприимчивы, чем девочки. Он знал, что его отец хранит свои личные бумаги в маленьком шкафчике. Мне все это рассказала Эме. Эрнест Малик ничего от нее не скрывал, он полностью доверял ей — ведь она покорялась ему, как рабыня.

Малик заметил, что кто-то взломал шкафчик, и сразу же заподозрил сына.

— Какие документы он мог там найти? — вздохнув, спросил Мегрэ.

— Этой ночью я их сожгла. Я поручила Лоране сходить за ними, но она не решилась зайти в дом, где находился труп ее мужа.

Их принесла Эме.

Там были письма от нее — вернее, записочки, которые они, не стесняясь, передавали друг другу здесь, чтобы назначать свидания.

Там были и расписки Роже Кампуа. Малик не только сам давал ему деньги в долг, чтобы сильнее запутать его, но и заставлял обращаться к ростовщикам, у которых потом скупал его векселя.

Он все это хранил.

И с презрением добавила:

— Несмотря ни на что, у него была душа конторщика!

Она не поняла, почему Мегрэ, тяжело вставая, добавил:

— Сборщика налогов!

Он сам усадил ее в машину, и она на прощание протянула ему руку через дверцу.

— Вы не очень на меня сердитесь? — спросила она в ту минуту, когда полицейская машина тронулась, чтобы увезти ее в тюрьму.

Мегрэ так никогда и не узнал, имела она в виду то, что вытащила его на несколько дней из тихого садика в Мен-сюр-Луар, или то, что она выстрелила в Малика.

Долгие годы в семье Аморелей был свой «скелет в шкафу», и старуха Бернадетта взяла на себя труд выбросить его оттуда, уподобясь тем бабушкам, которые не могут терпеть в доме грязь.