Мегрэ в тревоге - Сименон Жорж. Страница 8

— Это вы, лейтенант? Вы уже спали? Извините, что беспокою в столь поздний час…

Часы с красновато-коричневым, отливавшим позолотой циферблатом, на котором с трудом просматривались стрелки, показывали половину двенадцатого.

— Да, еще одно… Гобийяр… На этот раз прямо на улице. Опять спереди. Его уже увезли в морг. Жюсьё сейчас, должно быть, производит вскрытие, но сомневаюсь, что у него появится что-либо новое. У вас есть люди под рукой? Полагаю, было бы целесообразно послать их патрулировать город, и начать следует не ночью, а в ранние, утренние часы, чтобы успокоить население. Вы понимаете?.. Да… Я это тоже только что почувствовал. Благодарю вас, лейтенант. — Вешая трубку, он произнес вполголоса: — Приятный парень, окончил Училище в Сомюре [2] …

Надо полагать, он тут же понял, что отражало это вскользь брошенное замечание — снова элитарность! — и слегка покраснел.

— Ты же сам видишь! Делаю все, что в моих силах.

Тебе это должно казаться мальчишеством. А сами мы, наверное, производим впечатление людей, размахивающих деревянными ружьями. Но у нас не такая мощная организация, в рамках которой ты привык действовать у себя, в Париже. Простой пример: чтобы снять отпечатки пальцев, мне всякий раз приходится вызывать эксперта из Пуатье. И так во всем. Местная полиция куда больше привыкла иметь дело с мелкими нарушениями закона типа штрафов, нежели с преступлениями. А инспекторы из Пуатье совсем не знают горожан Фонтэне… — Помолчав, он опять принялся за свое: — За три года до отставки мне совсем не улыбается столкнуться с таким делом, как это. Кстати, ведь мы с тобой почти одного возраста.

Ты ведь тоже через…

— Да, и я.

— И какие строишь планы?

— Готовясь к пенсии, даже купил домик в деревне на берегу Луары.

— Будешь там скучать.

— А тебе разве тоскливо здесь?

— Это не одно и то же. Я тут родился, как и мой отец.

Всех знаю в лицо.

— Жители вроде бы выказывают недовольство.

— Едва приехав, ты уже это уловил? Так оно и есть.

Думаю, сие неизбежно. Добро бы хоть одно преступление. Особенно первое.

— Почему так?

— Потому что жертва — Робер де Курсон.

— Его не любили?

Следователь ответил не сразу. Было заметно, что он тщательно подбирает слова.

— В сущности, простые люди знали его мало, разно что встречали на улицах.

— Женат? Дети?

— Убежденный холостяк. Чудак, но славный. Если бы убили только его, население восприняло бы это довольно равнодушно. Слегка пощекотало бы нервы, как обычно бывает при преступлениях. А тут целый залп: после него старуха Жибон, а теперь и Гобийяр. Завтра я ожидаю…

— Уже началось.

— Ты о чем?

— О группе, которая держалась в стороне, полагаю, что это и есть твои «простолюдины», как и те, что вышли вслед за нами из кафе «У почты», — они-то уж точно не скрывали своей неприязни.

— Ну до этого еще не доходит, однако…

— Горожане в целом стоят на очень левых позициях?

— И да, и нет. Но суть не совсем в этом.

— Не любят семейку Верну?

— Тебе об этом сказали? — Пытаясь выиграть время, Шабо стал задавать вопросы: — А почему это ты не садишься? Может, еще рюмочку? Попытаюсь тебе объяснить. Не так уж и легко это сделать. Ты знаешь, что такое Вандея, хотя бы по той репутации, которая у нее сложилась. Долгое время те, кто задавал тут тон, были владельцами замков, графами, виконтами и прочими мелкими «де», которые общались почти исключительно между собой, образуя замкнутое сообщество. Живы они и до сих пор, хотя почти все разорились и социального веса уже не имеют. Правда, кое-кто и сейчас пыжится, но на таких посматривают с жалостью. Понимаешь?

— Ситуация, типичная для сельской местности.

— Сегодня их место заняли другие.

— Верну?

— Ты видел его, угадай, чем занимался его отец?

— Понятия не имею!

— Торговал скотом. Дед батрачил на ферме. А отец Верну скупал скотину в округе и гонял ее своим ходом целыми стадами до Парижа. Здорово заработал на этом. Притом сам так и остался грубым животным, всегда полупьяный, он, кстати, так и умер от delirium tremens [3] . Его сын…

— Юбер? Тот, что с поезда?

— Он самый. Его послали учиться в колледже. Насколько помню, он даже осилил один год в университете. Перед смертью отец принялся скупать землю, фермы и скот, и Юбер унаследовал его дело…

— Одним словом, он торговец недвижимым и движимым имуществом.

— Так оно и есть. Его контора у самого вокзала. Помнишь большой домина из тесаного камня, там он и проживал до женитьбы.

— А женился на какой-нибудь девице из замка?

— Некоторым образом, но не совсем так. Она из Курсонов. Это тебе интересно?

— Разумеется!

— Заодно и составишь более четкое представление о городе. На самом деле Курсонов звали чуть иначе: Курсон-Лагранж. Вначале они вообще было просто Лагранж, добавив фамилии Курсон, когда купили одноименный замок. С тех пор сменилось три-четыре поколения. Теперь уж и не знаю, что продавал основатель этой династии.

Наверное, тоже скот, если не металлолом. Об этом все давно позабыли к моменту, когда на сцене появился Юбер Верну. Дети и внуки Лагранжей не работали. Местная аристократия приняла в свои ряды Робера де Курсона, того самого, которого убили; более того, он сделался авторитетнейшим специалистом в наших краях по части геральдики. Имеет ряд публикаций на эту тему. У него две сестры — Изабелла и Люсиль. Первая вышла замуж за Верну, который разом стал величать себя Верну де Курсон. Успеваешь следить за нитью моего рассказа?

— Это не так уж и трудно! Догадываюсь, что ко дню этого брака Курсоны опять скатились вниз по социальной лестнице и остались без гроша, верно?

— Почти. У них еще оставался гипотетический замок в лесу Мерван и особняк на улице Рабле — самое красивое здание в нашем городе, которое неоднократно собирались занести в список исторических памятников. Да ты и сам его увидишь.

— А Юбер Верну по-прежнему торгует имуществом?

— На его плечах лежит колоссальное бремя. С ними живет еще и Эмилия, старшая сестра его жены. Сын, доктор Ален, ты знаком с ним, не желает заниматься медициной и копается в каких-то исследованиях, которые ни франка дохода не приносят.